Гнёт ее заботы - Тим Пауэрс

И не жизнь уж теперь движет мной.

— Перси Биши Шелли

Байрон, прищурив глаза, смотрел на воды узкого канала Ливорно, блестевшего в солнечном свете внизу справа от него, и, несмотря на все отвратительные вещи, что он слышал о месте, в которое направлялся, он с нетерпением ожидал момента, когда туда доберется, так как его осведомители все в один голос твердили, что место это очень мрачное.

На нем была широкополая шляпа, отчасти для того, чтобы его не могли опознать в этом захудалом районе, но, главным образом, чтобы защитить его от солнца ― его кожа всегда была склонна к бледности, но в последнее время она казалось обгорала на солнце столь же легко, как какой-нибудь британский клерк в свой первый день в отпуске.

Байрон был в скверном расположении духа. Его сегодняшняя затея, скорее всего, обернется лишь потерей времени, а время, казалось, было как раз тем, чего ему в последние дни не хватало; из-за Хантов и их совершенно невоспитанных сопляков, гостящих в Каза Ланфранки на этаж ниже его апартаментов, Клэр Клэрмонт, Мэри Шелли и Джейн Вильямс, бродящих погруженными в горе, и всех этих встреч с итальянскими санитарными властями, он был счастлив получить, наконец, возможность покончить со всеми делами, связанными с Дон Жуаном.

И вот назавтра ему предстоит отправиться на эксгумацию и кремацию тела Эдда Вильямса, а еще через день то же самое нужно проделать с телом Шелли.

Он не особо горел желанием это делать. Тела были погребены в неглубокие песчаные могилы почти четыре недели назад, и он не был уверен, что было бы большим потрясением: снова их откопать, или обнаружить могилы пустыми. Последнее было вполне возможным ― морская вода, чеснок и серебро, с которыми санитарные власти их похоронили, должны были их замедлить, но все равно они пробыли в земле гораздо дольше, чем Аллегра. Хотя, возможно, маленькие тела преобразовываются быстрее.

Байрон прервал свои размышления, так как впереди, справа от него, через канал был перекинут узкий каменный мост, о котором ему говорили ― на его обращенной к воде стене были исполнены в виде барельефа три стилизованных волка, и Байрон без всякого удивления заметил, что вандалы отбили две ноги у средней фигуры и одну у дальней. Так что левая была четвероногим волком, дальше следовал двуногий, а последний был трехногим.

Он изучил ближайшую к нему опору моста, и у него упало сердце, когда он увидел почерневшие от времени деревянные ступени, ведущие вниз к воде. Сам того не осознавая, он надеялся, что ступени окажутся развалившимися, а место, в которое они вели, закрытым и давно заброшенным.

Он покосился вверх на проржавевшие железные балконы окружающих зданий, но никто, казалось, не взирал на него поверх цветочных горшков или бельевых веревок, так что он еще ниже надвинул на глаза шляпу и неохотно двинулся дальше.

Ступени были расположены так близко к мосту, что ему пришлось пригнуться, чтобы попасть внутрь, под его изъеденную непогодой каменную арку, а их конструкция оказалась настолько шаткой, что он крепко цеплялся за перила, несмотря на грязь, которую они оставляли на его замшевых перчатках. Теперь он отчетливо различал голоса, доносящиеся снизу, и лишь вес пистолета в кармане пиджака немного его успокаивал.

Ступени вели вниз на утопающий в тени причал, который тянулся в нескольких ярдах над лениво плещущей водой, а слева от него в каменной стене канала был проделан дверной проем. Деревянная дверь была раскрыта, но внутри мерцали лишь крохотные тусклые островки света. Влажный ветерок, громыхающий охрипшими голосами, пропитанный душным зловонием мокрой глины и спирта и немытых тел, выдыхался наружу из раскрытой каменной пасти, словно сама земля опустошала содержимое пораженных болезнью легких.

Байрон шепнул проклятье и шагнул внутрь. Его глаза быстро приспособились к царящей вокруг темноте.

Вдоль одной стены протянулась длинная барная стойка, на полках которой в ряд выстроились бутылки, а столы со стоящими на них маленькими светильниками были установлены на неровный каменный пол. Сгорбленные фигуры в нескольких креслах оказались при внимательном рассмотрении людьми; время от времени один из них что-нибудь бормотал своему соседу или поднимал бокал и отхлебывал из него.

Затем Байрон различил мужчину в фартуке стоящего за барной стойкой, и в свете свечи на одной из полок увидел, как тот вопросительно поднял брови. Байрон рассеянно ему махнул и снова повернулся к залу, пытаясь заглянуть в самые отдаленные уголки ― и неожиданно осознал, что помещение это с низко нависающим потолком было гораздо просторнее, чем ему показалось сначала. Небольшие островки света, которые сперва показались ему свечами, установленными на довольно близкой стене, оказались на самом деле лампами на дальних столах.

«Через безбрежные таверны к человеку, ― подумал он, коверкая строчку из Ксанаду[362] Кольриджа, ― туда, где над морем померкнул солнца свет[363]».

Он направился вперед, замедляя шаг возле столов, чтобы изучить выхваченные светом лампы лица; бармен что-то выкрикнул ему вслед, но Байрон выудил из кармана банкноту в один фунт и, не глядя, бросил ее за плечо, и мужчина снова впал в молчание. Байрон слышал, как он выбрался из-за барной стойки, а затем спустя мгновение вернулся на свое место.

Пол начал клонится вниз, по мере того как Байрон удалялся от выходящей на канал двери, а зловоние становилось все хуже. Беспорядочное бормотание множества диалогов, или, быть может, монологов, многократным эхом отражалось от стен, образуя общую интерференционную картину, накладываясь друг на друга, пока Байрону не стало казаться, что из этого шума должен в конечном итоге родиться один бесплотный совокупный голос, произносящий какое-то страшное заклятье, которое, будучи услышанным, вызовет неминуемую смерть.

Впереди показалась каменная кладка, и он подумал было, что наконец-то достиг дальней стены этого места ― но затем увидел, что это была просто сложенная из каменных блоков колонна, по другую сторону которой тянулась еще большая темнота; но перед колонной собралась большая толпа.

Люди, казалось, что-то очень-тихо распевали, и Байрон увидел, что на колонну было водружено выполненное в натуральную величину распятье. А из рук в руки церемониально переходила чаша, по всей видимости, золотой потир.

«Они что, Мессу здесь служат? ― удивленно спросил себя Байрон. ― Ничего не скажешь, подходящее место для причастия»!

Он подошел ближе ― и заметил, что ступни распятого человека покоились в металлической лохани, а по лодыжкам вниз сбегали темные струйки крови; а затем человек повернул белобородую голову и застонал, изгибая привязанные к кресту руки.

Байрон едва не вскрикнул и обнаружил, что рука метнулась в пиджак, чтобы вцепиться в рукоять пистолета. Он, пошатываясь, добрался до ближайшего стола, и, не обращая внимания на слабые протесты расположившегося за ним одинокого пьяницы, взял с него лампу и поспешил обратно к сцене, которую он сперва принял за отправление католической мессы.

Один из мужчин, только что отпивший из потира, облизал кровавые губы и улыбнулся Байрону, чье лицо было подсвечено снизу.

― Ты его послеполуденная смена, милый? ― спросил мужчина по-итальянски, передавая потир следующему в очереди. ― По сравнению с нашим мальчиком ты выглядишь словно полный бочонок вина.

Байрон открыл было рот, чтобы гневно ответить, он мог бы даже пристрелить этого наглеца ― но в этот миг человек на кресте открыл глаза и взглянул на него, и Байрон его узнал.

Кроуфорд тоже узнал Байрона.

«О, Боже, ― подумал он, ― уходи, я уже столько дней сношу все это, мое затяжное самоубийство почти закончено, не вытаскивай меня обратно. Я не хочу, чтобы меня вытаскивали».

Он был здесь уже целый месяц, по весьма иссушающему расписанию отворяя свои вены для томимых жаждой нефферов, и даже получал что-то сродни удовольствию от того, как этот процесс казалось дробил его индивидуальность на части. Несколько раз, когда клиент пил его кровь, он, казалось, становился этим клиентом, обретая способность отступить назад со вкусом собственной крови стоящим во рту и взглянуть на свое распятое тело. Фраза Puo vedere attraverso il sangue, что по-итальянски означало Можно видеть посредством крови ― казалось, была своего рода девизом этого места.

Но может быть Байрон просто уйдет. Кроуфорд затуманено надеялся, что так оно и будет.

Но вместо этого Байрон начал кричать, и отогнал осушавших потир нефферов, а затем полез наверх, чтобы отвязать запястья Кроуфорда от горизонтальной перекладины.

Нефферы начали, шаркая ногами подбираться обратно к кресту, но Байрон, держась за вертикальную стойку креста, свободной рукой выдернул и нацелил в них пистолет, и они снова подались назад.