Девушка из цветочной лодки - Ларри Фейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я буду играть с тобой каждый день, как и раньше. Но жить ты будешь с А-Пин.
— Мамочка! — Йинг-сэк отбросил конфету и прижался ко мне.
Я погладила его по голове и обняла за плечи Он ведь будет жить чуть ниже по лестнице на том же корабле. Мы будем видеться каждый день, если только я не уеду по делам. Например, на встречу с агентами, покупателями или шпионами. Мне необходима свобода, чтобы делать свою работу. Мне необходимо снова стать собой.
И не менее необходимо было чувствовать горячее дыхание ребенка у себя на шее.
Я знала, как тяжело это будет для мальчика, но не представляла, как тяжело будет мне самой.
Я присела на корточки и поцеловала его в лоб, а затем вложила его ручку в ладонь Пин. Он плакал всю дорогу до трюма.
— Я не создана для материнства, — прошептала я, и последнее слово застряло у меня в горле.
ГЛАВА 31
ВОЗЗВАНИЕ
Расчесывая волосы на трапе, я наслаждалась приятной прохладой воздуха, долгожданной переменой погоды к Празднику середины осени. Что-то взметнулось на поверхность в десяти корпусах по правому борту. Потом еще раз, снова и снова. Очередной счастливый знак: семейство розовых дельфинов. Вскоре мы наконец прибудем в Тунгчунг после тяжелого путешествия.
Изрезанный берег Тайюсана проступал сквозь дымку, и впереди показался знакомый мыс: отвесные горы, обрамляющие залив, приливы на илистых отмелях, орлы и коршуны, лениво кружащие над островком Чхэк Лап Кок. Несмотря на прохладный ветер, в груди у меня разливалось тепло: я начала думать о Тунгчунге как о доме.
Это было не то триумфальное возвращение, которое представлял себе Ченг Ят, да и я, если уж на то пошло, тоже. Скорлупа, в которую мы спрятались, — господство над кораблями, над людьми, над морями Южного Китая — треснула.
Подойдя к якорной стоянке, я увидела поляну на склоне холма, где склеп жены Ченг Чхата вместе с ее останками врос в скалу. Если бы я верила в духов, то подумала бы, что призрак дорогой подруги смотрит сейчас через залив на меня, ее младшую сестру, претендующую на роль пиратской королевы.
У меня возникло внезапное желание отдать дань уважения умершей, прежде чем мы бросим якорь. Пыль забилась мне в нос, как только я открыла фамильную гробницу. Внутри оказалось так темно, что трудно было определить, на какой деревянной плите изображен Ченг Чхагт, а на какой — его жена. Я пошарила в углу и наткнулась на какие-то бумаги. В свете из оконца я рассмотрела амбарную книгу. Я сунула ее под халат и, отказавшись от свечей или благовоний, пробормотала молитву и обещание: «Я стану лучше, буду рулевым колосом, направляющим мужа, и прегражу путь всему, что может навредить нашему ребенку», а потом поспешила обратно в каюту.
Читала я пока плохо, а почерк у казначея был слишком витиеватым, и я мало что поняла, за исключением одного: записи свежие. Что книга делала в склепе? Но я и так слишком задержалась, поэтому придется отложить изучение на другой день. Я завернула книгу в старый халат, сунула в сундук с одеждой и вышла наружу как раз в тот момент, когда причалил паром.
Громкая болтовня людей меня раздражала. Веских причин поехать в деревню у меня не было, но после месяцев, проведенных взаперти на корабле, появилось стремление к открытому пространству. После того как все сошли на пристань, я предложила лодочнице несколько монет, чтобы она переправила меня на противоположную сторону залива. Прибрежная грязь, густая, как соус, затягивала ноги. Среди водорослей охотилась целая армия птиц: уток, кроншнепов и цапель. Высокие и неуклюжие утки-широконоски выкапывали крабов похожими на весла клювами. Мой отец однажды сказал: когда они прилетают с вершины мира, это верный признак того, что лето подходит к концу.
При мысли об отце я ощутила солоноватый привкус на губах, окунула руки в воду и вытерла лицо. Я не думала о папе год, может два. Почему же сегодня ко мне пришло это воспоминание? Почему именно сегодня, когда у меня есть более приятные поводы для размышлений? Может, настало время выследить его, показать, насколько далеко я ушла от грязного, жалкого мирка. Тебе нужно больше денег, папочка? Вот, держи горсть серебряных слитков… или предпочитаешь золото? Затем сунуть ему монеты в горло и смеяться, пока его тело дергается, а лицо становится черным, как клюв утки-широконоски.
Я пошла вдоль берега обратно в деревню и с удивлением увидела Ченг Ята и Куок Поу-тая, сидевших под навесом у ларька, торговавшего готовой едой. Судя по их оживленной жестикуляции, я догадалась, что они обсуждают условия брака. Двоюродный брат Куока, молодой капитан корабля, женился на дочери покойного младшего брата Ченг Ята. Рядом с мужчинами стояла девушка. Должно быть, это именно она: на вид лет пятнадцать, голова скромно опущена, руки сложены перед грудью, но плечи напряжены.
Куок встал при моем приближении.
— Ах! Вот она, моя будущая… как называется тетя невесты старшего двоюродного брата жениха по отцовской линии?
— Без понятия, — буркнула я.
— Должно быть какое-то специальное название. — Взгляд Куока скользнул по мне, словно его ресницы были пальцами. — Так или иначе, мы с тобой наконец-то связаны брачными узами.
Его слова поразили меня, но Ченг Ят только рассмеялся.
— Старый Куок хочет крутить шашни с каждой красивой женщиной на побережье Китая, пусть и не в браке.
— Надоело слушать вашу грязную болтовню.
Я взяла девушку за руку и подвела к коряге в тени дерева. У племянницы Ченг Ята была по-мальчишески плоская грудь и круглое миловидное лицо, которое с возрастом обещало расцвести женственной красотой, если к тому времени она не утомится от деторождения. Она села ко мне боном и потупилась, робкая, как мышонок. Я прекрасно ее понимала. Однажды я чувствовала то же самое перед другой важной дамой накануне собственной свадьбы.
— Ты знаешь, сколько девушек по всему Китаю будут завидовать твоему браку?
Она склонила голову к плечу, будто услышала в моих словах издевку.
— Это правда, — заверила я. — Не из-за внешности жениха, хотя я уверена, что он красивее моего муженька.