История Англии для юных - Чарльз Диккенс

Но и этим не исчерпывались все тогдашние кошмары. Дурные и распущенные люди, обезумев от отчаяния, пьянствовали в тавернах, пели шумные песни, заболевали там, выходили и падали замертво. Боязливые и суеверные внушали себе, будто видят необыкновенные картины — пылающие в небесах мечи, гигантские ружья и стрелы. Кое-кто уверял, что по ночам несметные толпы привидений водят хороводы вокруг ужасающих ям. Один умалишенный, раздевшись догола и водрузив на голову жаровню, полную горящих углей, шатался по улицам, крича, что он пророк и предвещает кару небесную утонувшему в грехе Лондону. Второй все время ходил туда-сюда, восклицая: «Еще сорок дней, и Лондон рухнет!» Третий днем и ночью тревожил эхо на зловещих улицах, и у больных холодела кровь при звуке его низкого хриплого голоса, то и дело возглашавшего: «О, Господь, великий и ужасный!».

В июле, августе и сентябре Великая чума свирепствовала все пуще и пуще. На улицах разводили огромные костры, надеясь остановить заразу, но дожди лили как проклятые и гасили огонь. И наконец подули ветры, обычные, для тех дней в году, что называются равноденствием, когда продолжительность дня и ночи одинакова, и очистили проклятый город. Смертей стало меньше, красные кресты постепенно исчезли, беженцы возвратились, лавки открылись, бледные перепуганные лица замелькали на улицах. Чума не пощадила всю Англию, но в тесном, нездоровом Лондоне она убила сто тысяч человек.

Все это время Веселый Монарх веселился, как обычно, и толку от него не было ровно никакого. Все это время распутные господа и бесстыжие дамы танцевали, играли и пили, любили и ненавидели друг друга, в соответствии с правилами своего веселого круга. Бедствие не заставило правительство стать человечнее, и первым законом, который издал парламент, собравшийся в Оксфорде (приезжать в Лондон было пока опасно), стал так называемый «Акт о пяти милях», ущемлявший права тех бедных священников, которые мужественно вернулись во время чумы в Лондон, чтобы принести утешение страждущим. Этот несправедливый закон, запрещавший им учительствовать в любых школах и приближаться более чем на пять миль к любому городу, большому или маленькому, и к любой деревне, обрекал несчастных на голодную смерть.

Флот был в море и в добром здравии. Король Франции заключил теперь союз с голландцами, правда, его моряки главным образом наблюдали за сражениями англичан с голландцами. Первыми победили голландцы, но англичане не остались в долгу и одержали победу покрупнее. Как-то раз, ветреной ночью, принц Руперт, один из английских адмиралов, подкарауливал в проливе французского адмирала, намереваясь задать тому жару, но ветер усилился до шквала, и Руперта унесло в Сент-Хеленс. Дело было в ночь на третье сентября 1666 года, и тот самый ветер раздул Великий лондонский пожар.

Все это время Веселый Монарх веселился, как обычно, и толку от него не было ровно никакого

Первой занялась лавка пекаря у Лондонского моста, в том самом месте, где сейчас стоит «Монумент», напоминающий о разбушевавшемся пламени. Огонь расползался и расползался, пылал и пылал целых три дня. Ночи стали светлее дней, днем все было окутано гигантским дымным облаком, а ночью в небо вздымался высоченный огненный столп, освещавший деревни на десять миль в округе. Брызги раскаленного пепла взмывали вверх и падали вдалеке. Разлетающиеся искры разносили пожар по сторонам, разом разжигая его в двадцати местах, церковные колокольни рушились с оглушительным грохотом, сотни, а затем и тысячи домов превращались в золу. Лето выдалось на редкость сухим и жарким, улицы были узкие, а дома деревянные или оштукатуренные. Никакая сила не могла остановить грандиозный пожар, пока ему было что жечь, и, лишь обратив все пространство от Тауэра до Темпл-Бара в пустыню из пепла тринадцати тысяч домов и восьмидесяти девяти церквей, он затих.

Это было тяжелейшее испытание, окончившееся огромными потерями и страданиями двухсот тысяч обгоревших людей, которым пришлось лежать ночью в полях под открытым небом или в хижинах, наспех сооруженных из глины и соломы, так как все дороги были запружены телегами, рухнувшими под грузом спасаемого добра. Но последствия пожара обернулись города великим благом: поднявшись из руин, он похорошел — построили его более упорядоченным, просторным, чистым и аккуратным, а потому более здоровым. Лондон мог бы быть еще более здоровым городом, но и сейчас, спустя два столетия, отдельные его обитатели отличаются таким непроходимым эгоизмом, тупостью и невежеством, что даже пламя еще одного Великого пожара едва ли припечет их настолько, что они станут добросовестно выполнять свои обязанности.

Католиков обвинили в преднамеренном поджоге Лондона, один несчастный француз, рехнувшийся много лет назад, оговорил сам себя, признавшись, будто поджег первый дом. Но серьезных оснований сомневаться в том, что пожар вспыхнул сам собой, нету. Долгое время на «Монументе» красовалась надпись, винившая в пожаре католиков, что было всего лишь глупым и злонамеренным враньем, и теперь она уничтожена.

Часть вторая

Веселый Монарх, чтобы не испортить себе веселья, пока его народ страдал от чумы и пожара, пил, играл и проматывал вместе со своими фаворитами деньги, которые парламент выделил на войну. Поэтому английские моряки весело умирали от голода прямо на улицах, а тем временем голландцы под командованием адмиралов де Витта и де Ройтера вошли в Темзу и, поднявшись вверх по реке Медуэй до самого Апнора, сожгли сторожевые корабли, заставили умолкнуть немощные батареи и хозяйничали на английском берегу целых шесть недель. На борту большинства английских кораблей, способных противостоять голландцам, не было ни пороха, ни пушечных ядер: в это веселое царствование государственные чиновники обходились с деньгами народа так же весело, как и король, и клали в свой карман полученные на оборону и подготовку к войне средства с самым веселым в мире изяществом.

Лорд Кларендон успел исчерпать срок, какой обычно бывает отпущен недобросовестным министрам дурных королей. Политические противники попробовали объявить его вне закона, но потерпели неудачу. Тогда король велел ему убраться из Англии и укрыться во Франции, что он и сделал, попытавшись оправдаться письменно. Крупной потерей, для родины он не стал и умер лет через семь за границей.

И вот, власть перешла к министерству, получившему название «Кабальный совет», потому что в состав его вошли лорд Клифорд, граф Арлингтон, герцог Бекингем (отпетый негодяй и самый влиятельный из фаворитов короля), лорд Ашли и герцог Лодердейл — К. А. Б. А. Л. После захвата французами Фландрии «Кабальный совет» перво-наперво заключил союз с голландцами, чтобы вместе с ними и с Испанией противостоять французам. Но тут Веселый Монарх, который всегда мечтал быть при деньгах, но не отчитываться перед парламентом за свои расходы, взял и попросил прощения у французского короля, а потом заключил с ним тайный договор и самым постыдным образом получил два миллиона ливров наличными и пенсию — три миллиона в год. А еще он пообещал бросить эту самую Испанию, вступить в войну с этими самыми голландцами и объявить себя католиком, выбрав момент поудобнее. Этот верующий король совсем недавно бранил своего братца-католика за желание принадлежать к этой вере, теперь же он весело вступил в предательский заговор против страны, которой правил, решив принять католичество, как только это будет безопасно. И если бы за подобные дела топор палача отсек ему не одну, а целую дюжину веселых голов, то это было бы вполне справедливо.

Но королю не сносить бы и единственной своей веселой головы, выплыви эти его секреты наружу, и потому Франция и Англия объявили войну голландцам. Однако тут появился совершенно неожиданный человек, который сыграл впоследствии важную роль в истории Англии, сделал очень много для религии и свободы этой страны и многие годы разрушал все планы Франции. Был это Вильгельм Нассауский, принц Оранский, сын носившего то же имя покойного принца Оранского, который был женат на дочери Карла Первого Английского. Принц тогда был молод, — он только что достиг совершеннолетия, но смел, сдержан, проницателен и разумен. Отца принца народ так ненавидел, что после его смерти должность (статхаудера), которую он занимал и которая должна была перейти к сыну, упразднили, а власть перешла в руки Яна де Витта, воспитателя юноши. Принца все полюбили, а брата Яна де Витта Корнелиуса приговорили к ссылке по ложному обвинению за попытку организовать его убийство. Ян поехал в тюрьму, чтобы забрать оттуда брата и отвезти его в изгнание в своем экипаже, но собравшаяся там огромная толпа жестоко растерзала их обоих. Так власть оказалась в руках у принца, который был на самом деле избранником народа, и с тех пор, защищая протестантскую веру, он яростно ополчился против французской армии и ее знаменитых полководцев Конде и Тюренна. Прошло целых семь лет, прежде чем война эта окончилась подписанием мирного договора в Неймегене, и подробности ее заняли бы здесь слишком много места. Достаточно будет сказать, что Вильгельм Оранский стал знаменит на весь мир, а Веселый Монарх вдобавок ко всем своим прежним низостям ходил теперь на поводу у французского короля и должен был делать то, что тому нравилось, и не делать того, что не нравилось, за пенсию в сто тысяч фунтов в год, которая впоследствии удвоилась. Кроме того, король Франции при посредничестве своего продажного посла — строчившего не заслуживавшие доверия отчеты о делах в Англии — покупал нужных ему членов нашего английского парламента. Вот так, значительную часть этого веселого времени французский король фактически правил страной.