Хрущев. Смутьян в Кремле - Юрий Емельянов

Создание внутриберлинской границы вызвало взрыв возмущения на Западе, особенно в Западной Германии. Я это остро почувствовал, поскольку в эти дни был участником международного молодежного семинара, организованного американскими квакерами и проходившего под Веной. Не только представители молодежи западных стран, но и американские квакеры, руководившие семинаром, с негодованием требовали от советских участников ответа за сооружение барьеров внутри Берлина. В то же время было очевидно, что, хотя создание границы внутри Берлина вступало в противоречие с существовавшими соглашениями о статусе этого города, США и их союзники не остановили действий полиции ГДР. Выступавший на нашем семинаре западногерманский профессор выражал свое возмущение не столько действиями правительств ГДР и СССР, сколько «предательством Запада». Он говорил, что сейчас в Западной Германии начинают думать о необходимости «нового Рапалло»,[5] то есть прямого соглашения с СССР для решения германского вопроса без участия в нем западных держав.

Внутри США правые круги требовали от правительства Кеннеди решительных мер для сокрушения пограничных сооружений. Однако, как вспоминал пресс-секретарь президента США Пьер Сэлинджер, «визгливые требования, чтобы США двинули бульдозеры против Стены были отвергнуты Кеннеди на том основании, что режим Ульбрихта имел законное основание для того, чтобы закрыть свои границы. Никто не должен считать, заявил президент, что мы должны начать войну из-за этого вопроса». Правда, все это Кеннеди высказал лично Пьеру Сэлинджеру и в СССР не знали о позиции президента. Для мировой же общественности президент США демонстрировал свое возмущение действиями ГДР и СССР. В Западный Берлин был направлен вице-президент США Линдон Джонсон. Там он заявил, что США готовы пожертвовать ради защиты Берлина «жизнями, богатствами и нашим священным достоинством». В Берлин был переброшены воинские подкрепления в количестве 1500 солдат. Эти части проследовали по автобану, по которому Западный Берлин соединялся с ФРГ.

В ответ на эти жесты СССР ответил контр демонстрацией. Вопреки договоренности с Кеннеди, достигнутой в Вене в июне 1961 года, было объявлено, что СССР возобновляет ядерные испытания в атмосфере с 1 сентября 1961 года. При этом США было указано, что СССР прекратит испытания, если американцы согласятся на подписание мирного договора с ГДР. 12 сентября США сами возобновили ядерные испытания.

Хотя ни США, ни СССР не собирались перейти к военным действиям из-за Берлина, обе стороны не знали о намерениях друг друга и обстановка в мире продолжала накаляться. Президент Кеннеди направился в Нью-Йорк, чтобы обратиться к делегатам Генеральной Ассамблеи ООН. В советском руководстве опасались, что на сей раз Кеннеди сделает еще более жесткое заявление, чем 25 июля. Накануне выступления Кеннеди к его пресс-секретарю П. Сэлинджеру обратился редактор журнала «СССР» Большаков. Он просил принять его и председателя Госкомитета по радио и телевидению СССР М. Харламова. В обстановке секретности Сэлинджер принял их, и Харламов начал беседу со слов: «Гроза в Берлине закончилась». Поясняя свою мысль, Харламов передал Сэлинджеру устное послание Хрущева для Кеннеди. Сэлинджер вспоминал: «Послание носило срочный характер. Хрущев расценил увеличение наших вооруженных сил в Германии как непосредственную угрозу для мира. Теперь Хрущев был готов рассмотреть американские предложения, направленные на достижение соглашения по Берлину. Он был готов к встрече на высшем уровне в ближайшее время, но он оставлял Кеннеди свободу принять решение, учитывая "очевидные политические трудности" президента… В послании выражалось пожелание, чтобы выступление президента в ООН не явилось бы еще одним воинственным ультиматумом, вроде того, что был сделан 25 июля».

Сэлинджер ознакомил с посланием Хрущева Кеннеди, а тот надиктовал ему ответ. Кеннеди был готов встретиться с Хрущевым, но ставил условием прекращение наступления Патет-Лао в Лаосе. Если мы будем соблюдать наши венские договоренности по Лаосу, говорил Кеннеди, то можно будет решить и германский вопрос. Кеннеди ничего не изменил в тексте своего выступления в ООН, так как оно, в отличие от выступления 25 июля, не было слишком жестким.

Через несколько дней Большаков передал Сэлинджеру личное письмо от Хрущева на 26 страницах для Кеннеди. Сэлинджер вспоминал, что в этом письме «Хрущев был готов отойти от своих неуступчивых позиций, занятых в Вене. Он не видел причин, почему бы переговоры не привели бы к достижению соглашения, как в Юго-Восточной Азии, так и в Германии. Он был готов, если к этому готов и Кеннеди, пересмотреть позиции, которые оставались замороженными в течение 15 лет холодной войны». Сэлинджер отмечал дружелюбный тон письма. «По сути, – писал Сэлинджер, – Хрущев сообщал: я и вы, господин президент, – руководители двух держав, которые идут к столкновению. Но так как мы – разумные люди, то мы понимаем, что война – немыслима. У нас нет другого выбора, как вместе подумать о том, как найти пути к миру».

Вскоре после того, как Сэлинджер передал это послание Хрущева Кеннеди, последний попросил передать Большакову, что он ответит Хрущеву через неделю. Сэлинджер писал: «Это привело к тому, что Большаков и я стали курьерами – роли, которые мы выполняли много раз в будущем». Секретное послание Хрущева Кеннеди, по словам Сэлинджера, положило начало личной переписке между двумя главами супердержав, которая продолжалась в течение двух лет вплоть до убийства Кеннеди.

Уже в ходе передачи первого послания Большаков сообщил, что Хрущев просил Кеннеди дать интервью редактору «Известий» Аджубею или редактору «Правды» Сатюкову. Сэлинджер подчеркивал, что посол СССР в США Меньшиков не был даже уведомлен о письме Хрущева. Очевидно, что Хрущев стал решать важнейшие международные вопросы в одиночку, используя Харламова, Аджубея, Сатюкова, Большакова как своих доверенных лиц.

В мире почти никто не знал о тайной переписке между Хрущевым и Кеннеди, и многим казалось, что планета идет к катастрофе. В Берлине конфронтация между воинскими подразделениями СССР и США подошла к опасной черте. Словно откликаясь на призывы «разрушить стену!», американцы придвигали к новой границе бульдозеры. Их сопровождали танки и джипы с американскими солдатами. Им навстречу из восточной части Берлина выдвигались советские танки.

В ночь с 26 на 27 октября у контрольно-пропускного пункта «Чарли» американские танки в сопровождении бульдозеров и джипов вышли на внутриберлинскую границу. Их встретила группа советских танков. Хрущев так описывал это противостояние: «Ночью стояли танки, американцы тоже стояли, потому что им уйти нельзя было, нашим танкам хвост показать. И я это разгадал и предложил: давайте выведем танки и уберем, и сейчас же американцы уйдут. И Малиновский доложил, как только танки ушли, через 30 минут ровно американцы развернулись и ушли».