Великий океан - Иван Кратт

Полный сочувствия и какого-то неизъяснимого любопытства, Алексей долго бродил по каменной площадке. Затем вернулся к костру и молча прилег возле уснувших спутников. Но сам заснул не скоро. То Резанов, то незнакомая девушка, то почему-то Лука и Баранов мерещились ему всю ночь.

Весь следующий день партия Алексея поднималась по реке. Но и на этот раз мест для заселения не было. Тянулись все те же крутые берега, скалы, потом речка стала совсем узкой. Пришлось повернуть назад.

Глава третья

Место для колонии нашел Кусков. Отправив Алексея вверх по реке, он сам с партией алеутов и промышленных двинулся вдоль морского берега. Ему не хотелось удаляться в глубину края. Океан был знаком, отсюда все же ближе казалось до Аляски. Океан был не только изведанным другом, он связывал его с Барановым. Он мог служить и защитой.

На второй день пути, перейдя речку по камням и перевалив горный кряж, Иван Александрович остановился со своим отрядом на отдых. Расположились у самого берега, полого спускавшегося к морю. С севера равнину сторожили горы, густо поросшие лесом. К югу местность постепенно возвышалась и уходила до горизонта. А прямо перед путниками открывалась небольшая бухта и почти напротив нее — чуть видная каменистая гряда островков. Кусков узнал их. Это были Ферлонские камни, расположенные на траверзе залива Святого Франциска. Там находились лежбища морского зверя.

Высокое, открытое место, годное для посевов и пастбищ, близость моря, а главное, обилие леса и возможность удобного общения с испанцами и промысла котов прельстили расчетливого Ивана Александровича. Примерно о таком месте он и говорил главному правителю. Все же, честный и точный во всем, он решил дождаться Алексея, и, ежели тот не нашел лучшего, селиться здесь. А неделю спустя уже приступили к строительству форта.

…Алексей шел берегом. Солнце накалило камни, бледное небо незримо сливалось с океаном. Был час отлива и такой зной, что, казалось, рыболовы-чайки рассекают горячий воздух. Стояла середина лета.

Сверху, со стороны нового форта, доносился стук топоров, звенела пила, в кузне, стоявшей ближе к морю, гулко ковали железные скобы. Иван Александрович спешил до осенних дождей обнести заселение палисадом.

Алексей возвращался из стоянки алеутов, разместившихся со своими байдарами у подножия береговых скал. На разведку лежбищ морского зверя алеуты пока не ходили — ловили для всей колонии рыбу, били птиц. Кусков наказал передать старшине — алеутскому князьку Нанкоку, — чтобы явился завтра с половиной отряда на «таску» деревьев из леса.

— Рыбка в море уйдет, кит кушать будет. Я лучше тут буду… — пробовал было отвертеться от тяжелой работы Нанкок, но Алексей засмеялся и что-то чересчур быстро согласился. Озадаченный князек поспешил отказаться от своих слов.

С молодым помощником Кускова он чувствовал себя всегда неуверенно. Тот не грозил, не ругался, а если кричал, то потом шутил и самое трудное делал сам. И все вокруг него кричали и смеялись, а делали больше других. Но однажды Нанкок видел, что, когда задира промышленный кинулся с ножом на другого, Алексей вывернул ему руку так, что тот провалялся больше месяца. Непонятный человек…

Алексей давно не спускался сюда, к скалам. С тех пор, как начали ставить срубы и рыть колодец, прошло уже больше месяца, у моря делать было нечего. Люди рубили в горных ущельях дубы и чагу — красную сосну, носили на себе к месту будущего форта, добывали глину, лепили мазанки. Часть промышленных и бабы копали землю, сеяли на пробу роясь, сажали картошку.

На заре, как в далекой России, вился над жильем дым, пахло квашней и хлебом. Хлопал крыльями и голосил вывезенный с Ситхи огненно-рыжий петух.

Туманы и зной отнимали много дорогого времени. Непривычные к этим местам люди не знали, как укрыться от ночного холода и сырости, а днем не выдерживали изнуряющей жары, худели и сохли. Бабам не помогали платки, козырьком повязанные почти над бровями, лупились носы и щеки, с непривычки темнело в глазах. Но Иван Александрович не давал отдыха никому. Почерневший и заросший седеющей бородой, всегда в картузе и суконном кафтане, тащил он на плечах дубовое бревно, а за ним, подхватив другой конец, согнувшись от тяжести, тужились четверо мужиков. Алексей тоже по нескольку дней не выходил из леса — рубил и пилил здоровенные комли.

Коней и быков не было. Кусков рассчитывал достать их в миссии Сан-Франциско, но до окончания первых построек не хотел заводить связей с испанцами. Ограничился тем, что послал в Монтерей подарки Баранова. Правда, ждал, что испанцы прибудут сами. Узнав же от Алексея о доне Петронио, нахмурился.

— Нечего нам в чужие дела вмешиваться, — заявил он недовольно. — Тут свои законы, не нами придуманные. А мы приехали со своими соседями в мире жить.

Но о Петронио расспросил подробно, сколько с ним индейцев, каковы на вид, какое оружие. А услышав про дочку коменданта, посветлел и, трогая в ухе золотую серьгу, молча постоял у камня. Алексей догадался, что Кусков знал обо всей этой истории и, быть может, даже видел девушку. Но спросить о ней почему-то удержался. А вместе с тем уже не раз он вспоминал рассказ Петронио, и, когда заходило солнце и длинные тени бугров ложились на равнине, часто с любопытством глядел в сторону степи, словно ожидая там увидеть донну Марию.

Сейчас, идя по плотному, упругому песку обнажившейся отмели и видя очертания кряжа, за которым находился залив Святого Франциска, Алексей опять подумал о печальной судьбе этой девушки…

Он шел, подбирая мелкую гальку, потихоньку швырял ее в крабов, ползавших по отмели. Потом остановился, посмотрел на чуть видневшиеся в мареве Ферлонские камни. Они выступали на поверхности океана, как огромные квадратные зубы. Так и не удалось послать туда котиколовов. А времени прошло порядочно! На сей раз Иван Александрович и слышать не хотел о промысле, пока не поставят главных строений. Если есть коты — никуда не денутся. Сперва нужно обстроиться. Расчетливый и бережливый во всем, правитель новой колонии не скупился, когда дело шло о его людях. Казармы ставили добрые, на сотни лет, крыли тесом, семейным рубили особо. Рыли колодец, два погреба, собирались строить баню, кожевенный завод и сукновальню…

Хозяйственные заботы вновь овладели мыслями Алексея. Он был теперь главным помощником Кускова. Вздохнув и передвинув шляпу на выгоревших от солнца волосах, он швырнул последний подобранный камешек и свернул к скалам. Там, за крайним утесом, находился широкий проход.

Однако, не доходя шагов тридцати до мыска, он услышал доносившийся оттуда непонятный топот и отчаянные выкрики Луки. Словно промышленный с кем-то бранился. Алексей прибавил шагу, а когда свернул за камень, в недоумении остановился. Лука, в подштанниках и нательной рубашке (пришел «с жары окунуться»), босой и без картуза, кружился среди четырех коней, держа их за концы арканов, накинутых на шеи. Полудикие животные пятились и храпели, пробовали вздыбиться, а Лука скользил по горячему песку, еще больше пугая лошадей криками.