Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс! - Николай Яковлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти разрушения явились результатом операции спецслужб, в которой непосредственные потери соизмерялись с долгосрочными выгодами. После войны Белград, хотя и отделенный железным занавесом между коммунистическим и капиталистическим миром, стал «побратимом» Ковентри. Официально заявлялось, что граждане этих пострадавших городов должны работать в мире, несмотря на политические различия, дабы избежать повторения таких бедствий в будущем. Истинное объяснение никогда не предавалось огласке – оба города претерпели бедствия, ибо нельзя было найти альтернатив тайной войне без человеческих жертв». Когда нападение Германии на Югославию и последующая кампания вермахта на Балканах стали явью, Черчилль с удовлетворением пишет Рузвельту: «Стефенсон и Донован выполнили величайшую тайную операцию Второй мировой войны»41. На то время, разумеется.
Гитлеровский «блиц» на Балканах и успешные действия Роммеля против англичан в Северной Африке предвещали непосвященным новые ужасы: захват Ближнего и Среднего Востока с нефтяными источниками, удар в жизненно важный центр Британской империи. Английские войска терпели поражения. Командование американских вооруженных сил, которое не было в курсе, назовем ее, «восточной стратегии» Рузвельта, крайне серьезно оценило создавшееся положение. Адмирал Р. Тэрнер, выражая взгляды морского министерства, доложил президенту: к июню англичан изгонят из Средиземного моря, «германская армия направится по морю в Сирию, и тогда конец недалек». Что делать?
16 апреля генерал Маршалл созвал совещание, чтобы выработать единое мнение штаба армии и «разъяснить президенту истинную стратегическую обстановку». Штаб армии, хотя и признал, что страна еще не готова к войне, заключил: «Основываясь на разумном выводе, что рано или поздно Соединенные Штаты вступят в нынешнюю войну, оперативному управлению кажется весьма желательным, чтобы мы вступили достаточно быстро с целью не допустить потери Британских островов или такого существенного изменения в положении английского правительства, которое будет толкать его на умиротворение».
Один из участников совещания, полковник Макнерни, заявил: «Все, что способствует падению Британских островов, ведет к перекладыванию всей тяжести войны на Соединенные Штаты. Нам важно снижать способность Германии вести войну. У нас есть флот, и мы можем кое-что делать. Если мы будем выжидать, дело кончится тем, что мы останемся в одиночестве, и внутренние беспорядки могут привести к появлению коммунизма. Меня могут назвать задирой, но что-то надо делать»42. За исключением одного, все участники совещания высказались за раннее открытие боевых действий. Генерал Маршалл доложил мнение командования армии президенту.
Военные, как подобает, рвались в бой. ФДР не утратил хладнокровия. Правительство США ограничилось установлением 18 апреля демаркационной линии между Западным и Восточным полушариями по 26° з. д., примерно на полпути в Европу. Американский флот отныне патрулировал воды западнее этой линии. 21 апреля Рузвельт приказал, чтобы американские корабли, заметив немецкие или итальянские корабли или подводные лодки в пределах этой зоны, следовали за ними, передавая каждые четыре часа в эфир открытым текстом об их местонахождении. Легко представить дальнейшую судьбу любого фашистского пирата, сопровождавшегося таким образом. Атлантику бороздили английские поисковые группы.
В Лондоне ждали большего. В один и тот же день, 4 мая, Гитлер, опьяненный победами на Балканах, выступил с речью в рейхстаге, а Черчилль обратился с посланием к Рузвельту. Фюрер посвятил свою речь почти исключительно нападкам на английского премьера. Объявив его «самым кровожадным стратегом в истории», Гитлер признал за Черчиллем только одно качество – «лгать с благочестивым выражением лица». Фашистский диктатор высказал мнение, что за поражения «в другой стране Черчилля предали бы полевому суду», и заключил: «Ненормальное состояние его рассудка можно объяснить только либо симптомами паралича, либо галлюцинациями алкоголика»43.
Обращение Черчилля к Рузвельту 4 мая было если не мольбой, то криком души. «Единственное, – внушал он, – что может спасти положение, – немедленное присоединение к нам Соединенных Штатов в качестве воюющей державы… Я заклинаю вас, господин президент, не недооценивать серьезности последствий, к которым мог бы привести крах на Среднем Востоке. В этой войне каждый пост может сыграть роль в обеспечении победы, а сколько таких постов мы еще потеряем?…Буду с глубоким волнением ждать вашего нового выступления по радио. Оно может явиться важнейшим поворотным пунктом».
Президент не высказался. Рузвельт бездействовал не потому, что не видел опасности, а потому, что знал больше других.
X
Для Черчилля война против Германии была вопросом жизни или смерти Англии, для Рузвельта – только важным эпизодом Второй мировой войны, в которой пока не принимали участия три великие державы – США, Япония и СССР. Командование собственных вооруженных сил и Черчилль просили ФДР ускорить вступление Соединенных Штатов в войну. С точки зрения ФДР, было бы непростительным удовлетворить эти мольбы, безвозвратно связав свободу действий США.
Он ожидал нападения Германии на СССР. Сведения «ультра» позволяли уяснить развертывание вермахта, выходившего на исходные позиции. Но не только «ультра».
«Тихий американец» в Берлине С. Вуд сумел оправдать надежды президента. Уже в августе 1940 года он доложил ФДР: гитлеровское руководство на пороге войны против Советского Союза. Действительно, в конце июля 1940 года Гитлер на совещании в Бергхофе познакомил высшее командование германских вооруженных сил со своими планами. «Надежда Англии, – говорил он, – Россия и Америка. Если Россия будет уничтожена, тогда будет устранена со сцены и Америка, ибо уничтожение России чрезвычайно усилит мощь Японии на Дальнем Востоке… Решение: учитывая эти соображения, Россия должна быть ликвидирована. Срок – весна 1941 года. Чем раньше Россия будет разгромлена, тем лучше»44. В начале января 1941 года Вуд переслал в Вашингтон документ, который рассеял все сомнения, – директиву № 21 Гитлера от 18 декабря 1940 г. – «план Барбаросса». Госдепартамент и ФБР доложили Рузвельту, что считают его аутентичным45.
Отныне правительство США могло спокойно взирать на Атлантику – гитлеровское руководство, привыкшее бить противников поодиночке, в канун нападения на Советский Союз не ввяжется в конфликт с Соединенными Штатами. Здесь истоки оптимизма Франклина Д. Рузвельта в отношении как безопасности Соединенных Штатов, так и перспектив Второй мировой войны в целом. Несомненное в ближайшем будущем нападение гитлеровской Германии на Советский Союз делало вдвойне несвоевременным в глазах Рузвельта вступление США в войну в Европе, как на том настаивали командование американских вооруженных сил и Черчилль.
К весне 1941 года Рузвельт занял моральную позицию противника держав «оси». Он стремился подкрепить ее вооруженной силой, но не Соединенных Штатов, а Советского Союза. Сразу же после того, как Рузвельт узнал о «плане Барбаросса», он предпринимает шаги к некоторой нормализации американо-советских отношений. 21 января 1941 г. Соединенные Штаты отменили «моральное эмбарго» на торговлю с Советским Союзом. Многозначительный признак, хотя практические последствия невелики.
Во время обсуждения ленд-лиза в конгрессе Рузвельт был против поправки о том, чтобы не оказывать помощь Советскому Союзу. «Некоторые из более робких друзей Рузвельта призывали его согласиться на компромиссное решение, которое исключало бы Советский Союз. Однако он был тверд в этом пункте, поскольку уже тогда представлялось если не вероятным, то возможным, что и Россия подвергнется нападению Германии или Японии, а может быть и обеих вместе»46.
Гитлеровская Германия весной 1941 года представлялась непобедимой, ее удары неизменно оказывались смертельными. В интересах Соединенных Штатов было ослабить и подорвать мощь Германии, следовательно, создать благоприятные условия для тех, кто сражался против вермахта. Эти соображения и побудили правительство США в марте 1941 года предупредить Советское правительство о готовившемся нападении Германии. Это решительно ничего не стоило Вашингтону, а моральное осуждение Рузвельтом нацистской агрессии, рассудил он, сольется с вооруженной борьбой советского народа против фашистского нашествия.
Этого мало. Вашингтон заботился о том, чтобы поход Гитлера на Восток не сорвался. С. Уэллес благочестиво предупреждал советского полпреда о предстоящем нападении Германии, а американские спецслужбы тем временем снабжали германское посольство в Вашингтоне «стратегической» дезинформацией: «Из очень надежного источника стало известно, что СССР намеревается пойти на новую военную агрессию, как только Германия будет связана крупными военными операциями на Западе»47. Эта провокация не могла быть совершена без санкции правительства США.