Тотальная война. Выход из позиционного тупика - Эрих Людендорф

уровне; однако существенного повышения оплаты солдата, ввиду противодействия берлинских властей, достигнуть не удалось. Это естественно привело бы также к значительному понижению военной прибыли. Заработная плата и прибыль должны находиться в тесной зависимости друг от друга. При этом мы сэкономили бы значительные суммы, что пошло бы на пользу нашим финансам и сохранению нашего капитала. Я не скрывал от себя трудности этой задачи, при общем повышении цен, происходившем вследствие недостатка сырья. Но я надеялся, что родина сумеет разрешить ее и найти пути к оздоровлению условий. Закон о трудовой повинности мог бы стать орудием для этого.

Одного введения всеобщей военной и трудовой повинности было недостаточно; надо было позаботиться о рациональном использовании трудообязанных, чтобы их силы не были потеряны для государства.

Я, конечно, отдавал себе отчет в том, что такое мероприятие представляет энергичное вторжение в государственную, экономическую и частную жизнь; не надо было также забывать, что слишком сильное вторжение становилось тормозом. Несомненно, должны были явиться протесты, хотя бы наши требования и соответствовали железной необходимости войны. Эгоизм и страсть к наживе успели уже широко распространиться. Но вопрос шел о том, чтобы показать народу путь к победе. Он должен был ясно понять положение и сам решить свою судьбу. Рейхстаг, а вместе с ним весь народ должны были разделить ответственность. 30 октября 1916 года мы обратились к имперскому канцлеру с особой просьбой о содействии в этом направлении. Я надеялся, что правительство будет готово защищать великую мысль о всеобщей военной повинности и тем самым заставить народ подумать, какие еще силы он может отдать отечеству. Народ, не стоящий на узкоэгоистической точке зрения, должен был бы отвлечься от мыслей о внутренних политических интересах и, всецело отдавшись войне, претворить в жизнь мероприятия, предложенные верховным командованием.

Правительство не пошло по этой дороге. В то время у меня еще была бесконечная вера в германский народ и в германских рабочих. Война была для всех нас вопросом жизни. Рабочие также должны были познать это, и тогда, казалось мне, поняв великую опасность, угрожавшую им и отечеству, они могли найти общую почву с верховным командованием и дать еще больше, чем давали до сих пор. Германский рабочий сделал уже многое и мог сделать еще больше. Подобно тому, как войско, сильное своей выдержкой и любовью к родине, в серьезные минуты способно на величайшие подвиги, точно так же народ, при твердом руководстве и ясном понимании грозящей отечеству опасности, может в течение долгой войны сплоченно и стойко держаться. Минуты подъема проходят, это естественно; дисциплина и сознательность должны стать на их место. Я нисколько не сомневаюсь в том, что этого можно было достигнуть.

Правительство могло пойти навстречу и не вводя нового закона. Законы об осадном положении и о повинностях во время войны давали полную возможность получить нужные человеческие силы, нужна была лишь решимость дать им ход; но у правительства не было для этого достаточно сильной воли. К тому же применение этих законов приводило к голому насилию, от которого я, по зрелом размышлении, не ожидал ничего хорошего. Мне представлялся более желательным закон, за которым стоял бы весь народ и который засвидетельствовал бы всему миру нашу решимость бороться до конца. Это я также высказал канцлеру.

Наконец, спустя два месяца, после новых многочисленных настойчивых и томительных напоминаний верховного командования, правительство в ноябре решилось на внесение в рейхстаг закона об обязательной вспомогательной службе, который и был принят 2 декабря. Это было ни рыба ни мясо; а мы хотели чего-то цельного. Проект закона слишком далеко отошел от основной мысли о всеобщей служебной повинности, которую мы выдвигали в сентябре, и не давал гарантий наилучшего использования трудовой повинности. На практике этот закон, в особенности по способу его проведения в жизнь, являлся ублюдком, не имевшим ничего общего с нашим требованием поставить весь народ на службу отечеству и тем самым дать пополнение для армии и рабочие руки для фронта и тыла. Из текста всего закона только первый параграф напоминает о том, к чему стремилось верховное командование.

Закон не распространялся на женщин, а последних было достаточно для того, чтобы заместить работу мужчин и освободить их для фронта.

Несмотря на все это, сначала и я горячо приветствовал новый закон. Друзья и враги оценили его как симптом нашей решимости воевать до конца, гораздо выше, чем он стоил в действительности. В связи с нашими успехами в Румынии это должно было оказать сильное влияние.

С чувством скорби я следил за ходом заседаний в рейхстаге. Впервые за всю войну мне представлялась эта возможность, хотя это входило в мои обязанности как первого генерал-квартирмейстера. Верховное командование должно было познакомиться с настроением народа, имевшим решающее значение для исхода войны. Положение правительства в таком сложном вопросе, как рабочий, было, безусловно, трудное. Нужно было проводить твердую военную политику, а не уступчивую внутреннюю. Почему оно не поставило совершенно ясно и определенно вопрос об ответственности всего народа за исход войны? Правда, некоторые партии в рейхстаге, даже в этот трудный момент, не почувствовали обязанности подчинить свои особые интересы общему благу. Правительство и рейхстаг, так же как и большая часть народа, еще не прониклись пониманием сущности современной войны, которая требует напряжения всех сил без остатка; ими также всегда оставалось непонятым значение их сотрудничества для конечной победы, несмотря на то что верховное командование постоянно подчеркивало, что от этого зависит жизнь или смерть Германии.

Вскоре выяснилось, что закон о вспомогательной службе являлся не только неудовлетворительным, но и вредным. Для солдат особенно чувствительно было то, что призванные на вспомогательную службу оплачивались в тех же самых отраслях производства и должностях гораздо выше, чем мобилизованные по прежним законам и работавшие в качестве откомандированных. Это ненормальное положение обострялось еще тем, что опротестованные оплачивались как свободные рабочие, т. е. как призванные на вспомогательную службу. Это было и обидно и несправедливо. Эти противоречия проявлялись еще резче на этапах. Части, возвращавшиеся с фронта после тяжелых боев, встречали там призванных на вспомогательную службу и женщин, которые, оставаясь в обстановке мирного времени, получали во много раз больше, чем солдаты. Это сильно огорчало людей, ежедневно подвергавших свою жизнь опасности и переносивших крайние лишения, и еще усиливало общее недовольство условиями оплаты труда. Применение в этапном районе труда призванных на вспомогательную службу, ввиду высокой оплаты, становилось обоюдоострым оружием. В этих условиях было что-то чрезвычайно нездоровое.

Таким образом, мероприятия, к которым было приступлено в сентябре для привлечения всех имевшихся человеческих сил, дали очень