Давний спор славян. Россия. Польша. Литва [с иллюстрациями] - Александр Широкорад

В сентябре 1658 г. оба польских гетмана, Сапега и Гонсевский, двинулись с войсками к Вильно, занятому русскими. 1 октября поляки осадили Минск. Князь Юрий Алексеевич Долгоруков контратаковал поляков и 8 октября у села Верки разбил войско Гонсевского, а самого гетмана взял в плен.

Павлу Сапеге удалось уцелеть только благодаря местничеству: двинувшись против неприятелей, Долгоруков послал к уполномоченным Одоевскому с товарищами, чтобы направили ему на помощь своих ратных людей, но сотенные, князь Федор Барятинский и двое Плещеевых, заявили, что им идти на помощь к князю Долгорукову «невместно».

В феврале 1659 г. «параллельный гетман» Беспалый сообщил в Москву, что из Новой Чернухи под Лухвицу приходило тридцатитысячное польско-татарское войско Скоробогатенко и Немирича, три раза пыталось взять город приступом, но было отбито. Сам же Выговский под Лухвицу не приходил, а стоял в Чернухе, а к 4 февраля подошел к Миргороду и стал там. Находившиеся в Миргороде московские драгуны укрепили осаду в малом городе, а все миргородцы присягнули служить царю и ратных людей не выдавать. 7 февраля полковник Степан Довгаль, прельстившись обещаниями Выговского, выехал из Миргорода, после чего горожане решили сдаться. Казаки Выговского отослали московских драгун в Лухвицу, предварительно ограбив, после чего Выговский двинулся в Полтавский полк. На просьбы Беспалова о помощи из Москвы отвечали, что идет в Малороссию боярин князь Алексей Никитич Трубецкой.

15 января 1659 г. Трубецкой действительно выступил из Москвы с большим войском (в летописи говорится о ста тысячах человек) и 10 марта пришел в Путивль. 26 марта московское войско выступило из Путивля и направилось к местечку Константинов на реке Суле, позвав к себе московских воевод из Лухвицы и казаков Беспалого из Ромен.

10 апреля Трубецкой вышел из Константинова к Конотопу, где засел сторонник Выговского полковник Гуляницкий. 19 апреля войско было под стенами города, но осада безуспешно длилась до 27 июня, пока к Конотопу не подошли казаки Выговского вместе с татарами. Оставив всех татар и половину своих казаков в засаде за речкой Сосновкой, Выговский с остальными казаками ночью скрытно подошел к Конотопу, на рассвете атаковал осаждающих, многих перебил, лошадей отогнал и начал отступление. Московские воеводы решили, что их атаковало все войско Выговского, и отрядили для его преследования князей Семена Романовича Пожарского и Семена Петровича Львова. 28 июня Пожарский нагнал черкасов, многих перебил и погнался дальше за отступавшими, все более и более удаляясь от Конотопа. Взятые в плен казаки Выговского предупреждали, что впереди поджидает большое войско — целая ханская орда и половина казаков, — но все было тщетно: Пожарский ничего не хотел слышать и шел вперед. «Давайте мне ханишку! — кричал он. — Давайте калгу! Всех их с войском… таких сяких… вырубим и выпленим».

Но только князь перебрался через речку Сосновку, как навстречу ему выступили многочисленные толпы татар и казаков. Русские были окружены и разбиты. Оба воеводы попали в плен. Пожарского привели к хану, и тот начал выговаривать ему за дерзость и презрение к татарским силам, но воевода и на поле битвы, и в плену был одинаков. В ответ он, как дипломатично писал СМ. Соловьев, «выбранил хана по московскому обычаю», то есть высказался о нравственности ханской матушки и плюнул в глаза Камиль-Мухаммеду. Взбешенный хан приказал немедленно отрубить князю голову.

По поводу Конотопского сражения СМ. Соловьев писал: «Цвет московской конницы, совершившей счастливые походы 54 и 55 года, сгиб в один день; пленных досталось победителям тысяч пять; несчастных вывели на открытое место и резали как баранов: так уговорились между собою союзники — хан крымский и гетман Войска Запорожского! Никогда после того царь московский не был уже в состоянии вывести в поле такого сильного ополчения. В печальном платье вышел Алексей Михайлович к народу, и ужас напал на Москву. Удар был тем тяжелее, чем неожиданнее; последовал он за такими блестящими успехами! Еще недавно Долгорукий привел в Москву пленного гетмана литовского, недавно слышались радостные разговоры о торжестве Хованского, а теперь Трубецкой, на которого было больше всех надежды, „муж благоговейный и изящный, в воинстве счастливый и недругам страшный“, сгубил такое громадное войско! После взятия стольких городов, после взятия столицы литовской царствующий град затрепетал за собственную безопасность: в августе по государеву указу люди всех чинов спешили на земляные работы для укрепления Москвы. Сам царь с боярами часто присутствовал при работах; окрестные жители с семействами, пожитками наполняли Москву, и шел слух, что государь уезжает за Волгу, за Ярославль».[133]

Теперь этот пассаж с удовольствием цитируют украинские националисты. О. Субтельный пишет: «Под Конотопом царская армия испытала одно из крупнейших поражений за всю свою историю».[134]

На самом деле, будучи в целом довольно объективным историком, Соловьев здесь явно перегнул палку. Гибель отряда Пожарского под Конотопом была лишь тактической неудачей. Когда Камиль-Мухаммед-Гирей и Выговский двинулись к Путивлю, основные силы русских уже начали отступление. Хан и гетман попытались догнать Трубецкого, но лихая конная атака татар и казаков была встречена картечью русских пушек. Понеся большие потери, союзники отступили к Ромнам. В свою очередь Трубецкой с войском без помех 19 июля прибыл в Путивль.

Выговский осадил Ромны, где находился небольшой московский отряд, и поклялся отпустить гарнизон с оружием на все четыре стороны, но нарушил клятву: разоружил москалей и отправил их к полякам. Из-под Ромен гетман и хан пошли к городу Гадячу. Местные жители отказались открыть им ворота. Тогда казаки пошли на приступ, а хан отказался участвовать в штурме. Потеряв свыше тысячи человек, гетманские казаки были вынуждены отступить от стен Гадяча.

Уже давно у запорожских и донских казаков стало традицией нападать на татарские улусы, когда хан отправлялся с войском в поход. Дело в том, что крымские татары были профессиональными разбойниками. Я говорю так не для того, чтобы оскорбить их, а просто указываю их основной способ производства. Сельским хозяйством и животноводством татарские мужчины стали заниматься лишь после покорения их Екатериной П. До этого основной статьей дохода татар была военная добыча, и поэтому в поход с ханом[135] уходило подавляющее большинство мужского населения.

Так было и на этот раз. Атаман Иван Дмитриевич Серко собрал несколько тысяч запорожцев и на лодках начал действовать на Южном Буге, громя казаков Выговского и татар. Молодой Юрий Хмель-ницкийтоже собрал несколько тысяч запорожцев и двинулся в Керчь, где разорил несколько улусов.

Пока Шереметев и Выговский воевали под Конотопом, флотилии стругов донских казаков ходили у крымских берегов. Донцы высадились под Кафой, Балаклавой, Керчью, прошли в глубь полуострова верст на 50, взяли в плен около двух тысяч татар, освободили полтораста русских пленников.

Затем донцы пересекли Черное море и пограбили Анатолийское побережье от Синопа до города Кондра, который находился всего в одном дневном переходе от Стамбула.

Узнав о казацких «шалостях», хан Камиль-Мухаммед-Гирей с основными силами форсированным маршем двинулся в Крым, оставив Выговскому лишь 15 тысяч татар.

Иван Выговский из Чигирина отправил под Киев казацко-та-тарское войско под началом своего брата, Данилы Выговского, но 22 августа 1659 г. русский отряд, вышедший из Киева, наголову разбил это войско.

После ухода Выговского с татарами из Чигирина переяславский полковник Тимофей Цецура объявил себя подданным царя и перебил в городе немногих сторонников Выговского.

30 августа киевский воевода Василий Борисович Шереметев писал в Москву, что переяславский, нежинский, черниговский, киевский и лубенский полковники «добили челом и присягнули» царю.

В середине сентября 1659 г. казаки выбрали (судя по всему, без рады) гетманом Юрия Хмельницкого, которому уже исполнилось 18 лет и он хорошо проявил себя во время крымского похода. Иван Выговский переслал молодому Хмельницкому бунчук и булаву (символы гетманской власти) через Данилу Выговского, который был шурином Юрию Хмельницкому, так как был женат на его родной сестре Елене Богдановне. Самже Иван Выговский в октябре 1659 г. бежал в Польшу.

5 сентября Трубецкой выступил из Путивля в левобережные города. Там везде встречали московское войско с радостью, полковники и старшины под пушечную стрельбу присягали на верность русскому царю. 27 сентября Трубецкой подошел к Переяславу. Полковник Цецура со своим войском выехал ему навстречу за пять верст.

Протопоп Григорий, священники с крестами, мещане, бурмистры, лавочники и вся чернь вышли за стены города встречать московское войско. Въехав в Переяслав, Трубецкой отстоял молебен в церкви и затем объявил переяславцам царскую милость, что велел им государь «быть под своею высокою рукою по-прежнему, прав и вольностей их нарушать не велел, а что были они он него отступны, и он вины им отдал». Так было и в других городах.