Призраки истории - Сергей Баймухаметов

В итоге мы получаем не разветвленное древо-жизнь того или иного времени, а некую обструганную конструкцию. Каковой является и мой очерк, поскольку я не пишу историю рода, которая, кроме нас, никому не интересна, а тоже преследую некий сюжет, связанный с загадочным поступком моего деда в девятнадцатом году. А также с историей красного кресла.

Судьба красного кресла

В Петропавловске, в Северо-Казахстанском областном музее, на втором этаже, среди стеклянных витрин, как в сверкающей оправе, стоит один из тамошних ценных экспонатов — диковинное красное кресло. Оно сделано неизвестным искуснейшим мастером из дымчато-палевых, причудливо изогнутых рогов тура. И ножки, и подлокотники, и спинка. А само сиденье — круглое, обтянутое красным бархатом с кистями.

Почти каждый раз, приезжая на родину, я захожу в музей и сажусь на минуту-другую в то кресло. Если хранительница новая, то ужасается, поскольку внушено же, что музейный экспонат — нечто хрупкое, на что и дышать боязно. Но я успокаиваю смотрительниц, говорю, что мы с братьями такие баталии в кресле устраивали, что летели клочки по закоулочкам, а креслу хоть бы что. Да, наверно, не только мы с Эликом и Женисом, но и старшие наши братья тоже. А может быть, и отец Элика, высоконачальственный мой дядя Ураз Малькеич с младшим братом Галижаном тоже изволили на нем скакать и прыгать? И кто знает, может и сам Мальгаждар кувыркался на нем в своем детстве, которое пришлось как раз на половину XIX века. А креслу и износу нет…

По семейным преданиям, кресло изготовлено было в незапамятные времена для Идриса-хаджи, моего прадеда по материнской линии, главы влиятельного в наших краях рода Уак. Предок-родоначальник Уаков — знаменитый батыр Ер-Кокче. (См.: М. Танышпаев. «Материалы к истории киргиз-казакского народа». Ташкент, 1925 г. Репринтное издание 1990 г. Алма-Ата.) Он погиб в начале XV века в междуусобной войне ханов за трон Золотой Орды, которая началась после смерти Тохтамыша. Ер-Кокче упомянут в Никоновской летописи как «батыр татарский, велик сущий телом и силой».

Исконные места обитания Уаков — как раз та самая Синяя Орда Тохтамыша, Западная Сибирь и Северный Казахстан. Видимо, отсюда и ушел богатырь Ер-Кокче вместе с Тохтамышем в бурную жизнь Европы, где были и Куликовская битва, и Золотая Орда, и Литва…

Вот в какой исторический сюжет, в самую напряженную его пору, попали витязи рода Уак во главе с моим пращуром Ер-Кокче. Кто-то из них сложил голову на рязанских, литовских или крымских полях, кто-то погиб в боях с Тамерланом на восточных границах Руси, а кто-то и вернулся в родные края, к соплеменникам. Здесь-то через несколько веков моя мать Шарбану и встретилась с моим отцом Темирбулатом, семнадцатым потомком древнего казахского рода Каракесек.

Снова склоняюсь над страницами летописи… «В лета 6932»… То есть от сотворения мира в год 6932-й, а по-нашему в 1424-й, царь Куидадат пошел войной на князя Юрия Романовича Одоевского и с войском подступил к городу Одоеву… Витовт, великий князь Литовский, послал ему на помощь воевод. Он же, Витовт, попросил великого князя Московского Василия Дмитриевича помочь Одоеву со своей стороны… Тогда же убили Когчю, богатыря Татарского, велика суща телом и силою. — Того же лета во Пскове начали ковать серебряные деньги и торговать ими… — Того же лета митрополит Фотий поставил епископом в Новгороде инока Емельяна, нареченного Ефимием. — Того же лета в Новгороде поставили церковь святого Спаса… (Полное собрание русских летописей. Г. XV. С. 239. Москва, 2002.)

Вот что произошло на Руси и в Орде в тот год, 1424-й… Вернее, то, что отметил летописец из событий того года и занес на скрижали истории. Из чего следует, что пращур мой был на Руси и в Орде очень видным человеком. Потому как, во-первых, гибель малоизвестных людей не отмечают в событиях года. Во-вторых, сказано о нем без всяких пояснений. Как о человеке, которого все и так знают. Наряду с великими князьями Витовтом и Василием, князем Андреем Васильевичем, князем Иваном Бабой, его братом Путятой, князем Дмитрием Всеволодовичем и воеводой Мценским Григорием Протасовичем… Больше в летописи за тот год никто из князей и воевод не упоминается. Но, с другой стороны, как убили, где, кто убил — неизвестно. На чьей стороне, в конце концов, он сражался — тоже не написано. Он ведь пришел сюда с Тохтамышем. А после смерти Тохтамыша в Орде началась великая свара, борьба за трон, в которой моего пращура Ер-Кокче и убили. Но в летописи о его гибели сказано так, будто был он сам по себе…

— Маша! — кричу жене в другую комнату. — Теперь ты понимаешь, что такое наследственность? Почему я ни в каких партиях, группах и тусовках с советских времен не участвовал и сейчас не участвую. Хотя хочется: попадешь в тусовку — и сразу на виду, там все друг друга возносят в прессе, цитируют, показывают по телевизору, друг про друга говорят, что они культовые и знаковые… А у меня не получается вступить, как будто тормоз стоит. Потому что еще мой предок, как и я сегодня, был сам по себе.

— Потому и убили, — вставляет дочь Динка. Резонер, как и все люди в двадцатилетием возрасте.

— Ну, тогда много кого убивали… — пытаюсь возразить я. — Борьба за трон, дело привычное, средневековое…

— Да уж, наследственность… — говорит Маша и смотрит на Динку. Я тоже смотрю.

Интересно, каким был Кокче? Ну понятно из летописи, что на здоровье не жаловался. «Велик суща телом и силою». А вот лицом каков? Может, похож был на мою маму, свою прапра… внучку. Из всех моих братьев на маму больше всего похож узколицый Амен. Камен, Камбар и Женис — широколицые, в отца. Я — серединка на половинку. А вот Динка, несмотря на половину русской, еврейской и польской крови, все-таки похожа на мою маму, на свою бабушку из рода Уак. Господи, все близко, все рядом, всего-то шесть веков…

А еще я думаю, что Ер-Кокче в его жизни «самого по себе» вела гордость, или даже гордыня. Он служил Тохтамышу, последнему великому степному властителю, а после его смерти, наверно, уже не видел в этом ханском выродившемся сброде никого достойного… В общем, как ни смотри в прошлое, а все вожди Уаков всегда отличались чрезмерной горделивостью. Да не будет это принято за обиду, я ведь и сам наполовину Уак, и многие говорят, что из меня эта зараза-гордыня иногда прет, как тесто из квашни. А я хорошо помню своих дядьев-начальничков, которые, особенно в подпитии, любили стучать себя кулаком в грудь и поминать предков… Я понимаю, эта штука — гордыня мешает успеху в обыденной жизни, с такой занозой в характере о карьере даже и думать не надо, и дядьев она до добра не довела, хотя один из них и высоко летал… Но вот вопрос: помогает она сохранить себя или, наоборот, уничтожает? Кто скажет, сохранил себя или уничтожил мой прадед Идрис в 1919 году?

Легенда гласит, что как раз гордыня и стала причиной трагедии девятнадцатого года. Якобы один из колчаковских командиров, чьи войска были расположены в ауле Идриса-хаджи, вызвал старейшину к себе. Патриарх оскорбился и отправил гонцов назад с подробным разъяснением, кто и к кому должен являться.

А кончилось все расстрелом. Какие, к черту, казахские церемонии, когда есть маузер и трехлинейная винтовка…

Кресло перешло к Мальгаждару, сыну Идриса-хаджи, отцу моей матери, моему деду.

В двадцать восьмом году Мальгаждара арестовали, в тридцать четвертом он вернулся, но вскоре началась новая волна репрессий — и дед мой сгинул в сталинских лагерях. И вот совсем недавно в омских архивах нашли бумаги, место захоронения, перевезли его прах на родовые земли и возле озера Майбалык поставили памятник…

А в те годы главой семьи остался Ураз, старший сын Мальгаждара. Ирония судьбы: деда расстреляли белые, отца — красные, а сам Ураз стал крупным советским сановником, деятелем уже московского масштаба. И когда приезжал в Петропавловск, то его вагон загонялся на запасной путь и к нему подводилась связь. Наверно, среди советских вельмож второго поколения это считалось знаком особой власти, даже шиком. Ведь именно так, в своих вагонах, метались по стране их революционные предшественники.

Но судьба вновь круто изменилась. Ураз угодил в опалу, его даже в тюрьму посадили, потом освободили, но партийной и другой власти уже не вернули. Заканчивал он свои бурные годы в Петропавловске. Я хорошо помню его, человека с осанкой и Повадками льва, униженного и бессильного. И вряд ли до его оскорбленного, уязвленного сознания доходили утешения моего отца, основанные на горьком опыте и старой казахской мудрости: «Э, Ураз, живая мышь лучше мертвого льва…»

Умер дядя Ураз в нашем доме, как раз в день моего рождения, в январские морозы. Когда его хоронили, старики вспоминали Баймагамбета, усопшего в те же календарные дни, в лютую январскую стужу сорок восьмого года, когда ломы звенели и не брали землю и на кладбище пришлось разводить костры…