Обнаров - Наталья Троицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я с тобой! – упрямо повторила она.
– Паникерша… Теперь что-то и я волноваться начал, – пробормотал он и из холодной пристройки распахнул дверь в жилое помещение дома.
Против обыкновения, дом дохнул на них живым уютным теплом и вкусным запахом еды.
– Что за…
Обнаров включил свет.
– Костя, как же это? – растерянно пробормотала Тая.
В центре комнаты был накрыт щедрый новогодний стол с полагающимся шампанским, домашним грузинским вином, тушеным с яблоками гусем, всевозможными салатами, котлетами, укрытой зеленым лучком еще теплой картошкой и, конечно же, обязательными мандаринами. Справа от стола, в углу, стояла елка – настоящая красавица, украшенная несколькими блестящими шариками и гирляндами разноцветных лампочек. Коробка с елочными игрушками стояла под елкой, точно тот, кто наряжал елку, оставил хозяину закончить начатое. В камине аккуратной пирамидкой были сложены дрова. Оставалось только спичку поднести.
Обнаров подошел к столу, взял лежащий поверх гуся листок бумаги, вслух прочел:
– «Счастливого Нового года, ребята! Любви, здоровья, удачи! Жаль, не дождался, надо успеть до Гринвича на нулевой меридиан. Повезу новый год в Европу. Подарки под елкой. Вино на столе – подарок от Талгата Сабировича. Ваш Дед Мороз, в миру Сергей Беспалов. Р.S. Моя Снегурочка Ольга тоже вас обнимает и поздравляет. Жаль, мобильной связи здесь нет…»
Обнаров растроганно перечитал записку, нервно провел рукой по лицу.
– Серый… Ну, сукин кот!!! Он же в Лондон на Новый год собирался.
– Костя, как же они узнали?! Какие же они молодцы! Костенька, даже не верится! Нам устроили настоящий праздник!
– Вот это подарок! – с чувством сказал Обнаров.
Он взял у жены начавшего капризничать сынишку. Тая обняла их обоих.
– Как я рада, что мы здесь! Этот дом – волшебный! Здесь точно крылья вырастают!
Она сбросила шубу, раскинула руки в стороны и, смеясь, закружилась по комнате.
– Как елкой чудесно пахнет! Как я люблю Новый год!
Обнаров с улыбкой абсолютно счастливого человека смотрел на жену, и в его глазах появлялись озорные искорки.
Он положил сынишку на диван и стал снимать с него пуховый комбинезон.
– Я срочно, непременно хочу за праздничный стол! Я очень голодная! – требовательно заявила Тая. – Я почему-то все время голодная!
– Сейчас-сейчас. Мы с Егором уже почти готовы.
Обнаров сменил сынишке памперс, надел теплые фланелевые ползунки, шерстяные носочки, снял теплую вязаную кофточку.
– Так, мужчины! Пока вы переодеваетесь, я елку для вас включу. Вам понравится! Один из вас точно ни разу в жизни новогодней елки не видел.
– Только осторожней. Серый у нас легендарный электрик. Когда он в институтской общаге электрический чайник включал, вся общага оставалась без света.
Тая склонилась к розетке.
– Здесь записка.
Она вытащила из-под узелка свернутый в трубочку маленький, очевидно, наскоро вырванный из записной книжки листок, вслух прочла:– «Тая, пожалуйста, не слушай этого умника. Включай смело! Про электрический чайник в общаге он сочиняет…» Нет, Костя, ты это слышал? Ладно. Сейчас проверим Сережины способности самым верным русским способом. Хором, на три-четыре: «Елочка, зажгись!»
Летел над миром мелодичный звон курантов, и совсем еще юный Новый год легкой поступью шагал по стране.
Звенел хрусталь бокалов, искрилось шампанское, выпиваемое вдогонку загаданным желаниям. Даже салат «Оливье», смирившийся со своей участью традиционного новогоднего блюда, стал в эти волшебные минуты необыкновенно вкусным.
Человеку свойственна вера в чудо. Поэтому сейчас, в эти первые секунды нового, две тысячи шестого года особенно верилось, что новый год принесет только хорошее, что все проблемы, беды и напасти старый год, этот старый смурной ворчун, окончательно и бесповоротно заберет с собой. Ощущения окрыляющей радости, светлой надежды переполняли, пьянили не хуже шампанского, заставляли ликовать.
Заплутавшее счастье заглянуло и сюда, в затерянную в непролазных верхневолжских лесах крохотную деревушку, заблестело колдовскими искорками в его внимательных черных глазах, осветило ее лицо пленительной счастливой улыбкой и растаяло, растворилось в ней, словно, в конечном итоге, было специально для нее предназначено.
– С Новым годом, родная! – наполненным вином бокалом Обнаров коснулся бокала жены. – Здоровья, веры, надежды и любви.
Он привлек жену к себе, нежно обнял.
– Я очень люблю тебя, Костенька. Очень-очень… – ее голос дрогнул. – Мне просто слов не подобрать. Поэтому звучит как-то сухо и неубедительно.
– Убедительно.
Обнаров погладил жену по щеке, легонько поцеловал в уголок губ.
– Мне столько всего хотелось пожелать тебе, так хорошо поздравить, а сейчас… – она смутилась, на щеках выступил легкий румянец. – Сейчас все слова куда-то разбежались, и сосредоточиться не удается никак. Наверное, это шампанское.
Он улыбнулся.
– Ты такая красивая, когда смущаешься. Знаешь, у нас не было свадьбы. Меня это не угнетает. Но я очень хочу, чтобы мы обвенчались. Чтобы не только перед людьми, но и перед Богом мы были мужем и женой. Мне почему-то очень хочется пережить эту церемонию. С тобой. В этом новом, уже наступившем году. Что ты об этом думаешь?
– Конечно, я согласна!
– Я так рад! Таечка, кажется, у меня тоже все слова куда-то разбежались! – со счастливой улыбкой признался Обнаров.
Обнаров целовал жену нежно и бережно. Он целовал ее мягкие доверчивые губы, покорные под его поцелуями, целовал покрытые милым румянцем щеки, прикрытые в сладкой истоме глаза, ее изящную шею. Тая отвечала на его поцелуи сперва сдержанно и осторожно, точно с оглядкой, потом все смелее, настойчивее. Постепенно и поцелуи, и ласки их становились все жарче, желание стало заполнять все естество.
– Тихо! Ты слышишь? – точно очнувшись, вдруг спросила она.
Обнаров прислушался, посмотрел на сына.
Егор лежал, деликатно похныкивая, ногами сбросив с себя одеяло, и сонными глазенками бестолково смотрел перед собой.
– В самый раз! Как по заказу! – с коварной улыбкой глядя на жену, прошептал Обнаров. – Он не уснет. Он, наверное, пить хочет. Он хорошо поел. Да и одеяло для него слишком жаркое.
Он взял жену за руку, не спеша, даже чуть торжественно склонился, поцеловал, прошептал: «Я сейчас». Потом он подошел к лежавшему на диване сынишке, что-то тихонько приговаривая, дал ему попить, уложил на бочок, погладил его по голове, по спинке и укрыл легким пледом. Он довольно улыбнулся, услышав, как ровно засопел ребенок, крепко засыпая.