Современная идиллия - Михаил Салтыков-Щедрин

Авт.

В Изд. 1883 это подстрочное примечание было снято. В остальном текст Изд. 1883 совпадает с текстом журнальной публикации.

Публикация этих глав привлекла внимание Департамента государственной полиции: "суждения, неудобные с правительственной точки зрения, о направлении современной внутренней политики" {См.: В. Е. Евгеньев-Максимов. В тисках реакции. М.-Л., 1926, с. 98.} вызвали отношение директора Департамента В. К. Плеве в Главное управление по делам печати от 2 октября 1882 г. "Описание геральдического знака страны зулусов" было расценено как "оскорбление величества". "Знак" этот действительно явно ассоциировался с гербом царской России - двуглавым орлом. Кроме того, здесь же был заключен прозрачный намек на подчинение всей жизни страны свирепой борьбе с революционным движением и свободной мыслью: "главные министры" Зулусии "министр умиротворений посредством в отдаленные места водворений" и "министр оздоровления корней". Однако представление Плеве не имело неблагоприятных последствий для Салтыкова.

Опубликованные после длительного перерыва XII-XV главы "Современной идиллии" отразили новый этап в работе Салтыкова над романом. Здесь завершается (в гл. XV) одна из основных для начальных глав тема "современного воровства", которое "перепуталось с благонамеренностью". В повествовании возникает эпическая нота, богатое и точное бытописание, предвещающее "Пошехонскую старину" (гл. XII) {Глава XII привлекла внимание рецензентов "мастерски очерченным" образом Фаинушки ("Газета А. Гатцука", 1882, 9 октября, Э 41); даже В. Буренин, в резко враждебном отзыве вынужден был признать, что "в художественно-бытовом облике", "в описании обстановки "штучки" прорывается могучий талант" писателя (НВ, 1882, 1 октября, Э 2368).}. В то же время главы XII-XIV непосредственно отражают общественно-политическую жизнь России уже в более крупном масштабе, чем предшествующие им.

Выход из кризиса 70-х годов правительство искало в усилении внутриполитического контроля и одновременно - в отвлечении национальных сил в русло внешнеполитической активности, в попытках укрепиться за счет "побед и одолений" на международной арене. Реакционная по своему существу концепция русской "миссии" на востоке (этим понятием были замаскированы колониальные поползновения царизма) оживленно обсуждалась консервативной публицистикой 70-80-х годов. Салтыков связал как единосущные в правительственном курсе тенденции внешнеполитического авантюризма и внутреннего обуздания.

Персонаж, объединяющий эти тенденции - "странствующий полководец" Полкан Самсоныч Редедя {Салтыков назвал героя, соединив имена: литературное (получеловек-полуконь Полкан, персонаж "Повести о Бове-королевиче"), библейское (Самсон - из Книги Судей Израилевых, XIII-XVI) и легендарно-историческое (косожский хан конца X - начала XI века Редедя, о котором повествует Несторова летопись). Все эти имена принадлежат побежденным воителям: Полкан - побит Бовой, Самсон - лишен мощи Далилой, Редедя - убит на поединке Мстиславом.}. Для его характеристики использованы хорошо известные современникам подробности биографий нескольких реакционных военных деятелей. Все "ташкентские" реалии внушены генералом М. Г. Черняевым, который в 1865 г. "покорял" Туркестан, "египетские" - генералом Р. А. Фадеевым (в порядке личной политической авантюры он командовал в 1875 г. армией египетского хедива). Оба редактировали газету "Русский мир" (1873-1878), Фадеев же вообще выступал как идеолог и политический публицист. "Забалканские" детали связаны с тем же Черняевым, потерпевшим в 1876-1877 гг. полное поражение в качестве командующего сербской армией и русскими добровольцами в сербо-турецкой войне, и, видимо, с генералом И. В. Гурко, которому в русско-турецкой войне было вверено начальство над гвардией: "герой Балкан" - его нарицательное имя {См.: Е. М. Феоктистов. За кулисами политики и литературы. Л., "Прибой", 1929, с. 377-398. К. Головин. Мои воспоминания, с. 373.}. Он же оказался "полезен во время междоусобия" 1879 г., воюя в роли генерал-губернатора с петербургским населением. Все трое периодически пребывали "не у дел", представляя "печальное зрелище" "одиночества". Гурко приходилось служить и в "западном крае". Основным прототипом, как указал в письме Пыпину сам Салтыков, является Черняев ("Вспомните, что Редедя Сербию освобождать ходил, всю Россию взбаламутил"). Однако метод широких аналогий позволил Салтыкову посредством повествования Редеди о "Зулусии" раскрыть "направление современной политики" царизма столь же ярко, как и в прямой форме.

Глава XIV - одна из самых сложных в романе, насыщенная намеками на важнейшие общественные факты, изобилующая иносказаниями, - раскрывает картину того "хаоса" {"К. П. Победоносцев и его корреспонденты", т. I, полутом 1. ГИЗ, 1923, с. 105.}, по выражению Б. Н. Чичерина, который являла политическая жизнь страны накануне 1 марта 1881 г. и вскоре после этого события. Весь ее смысл - в злободневном политическом подтексте, проникающем каждый эпизод.

Народовольческий террор, державший в страхе высшие сферы, рождавший обывательские легенды, осторожно затронут в фигурах "крамольников Зачинщикова и Запевалова" - в сложном, как бы двойном освещении: сдержанной иронии ("заставляют беззащитных обывателей петь с ними трио") и серьезности (имя В. Телля, упомянутое здесь же, - знак истинной революционности). Салтыков, преклоняясь перед самоотверженностью народовольцев, тем не менее не раз говорил о "бессмысленности" убийств (письмо А. Н. Энгельгардту от 6 февраля 1879 г.). "Из-за них ничего не видать. Не только никакого дела делать нельзя, но и разобраться в этой галиматье трудно" (Н. А. Белоголовому от 20 марта 1882 г.). Контрнаступление реакции олицетворяет деятельность "Кружка любителей статистики", именуемого также "Клубом Взволнованных Лоботрясов" и (в рукописи) "Союзом Недремлющих Амалатбеков". Под этими названиями выведена "Священная дружина" - существовавшее с начала 1881 по декабрь 1882 г. антиреволюционное тайное общество. К началу 80-х годов в среде защитников дворянско-монархического принципа возникли идеи борьбы с революционерами, минуя полицию и суд, путем террора и личных расправ. 20 января 1880 г. "Московские ведомости" (Э 19) опубликовали с восторженным комментарием обращение князя H. H. Голицына: "Долой перчатки, скорей кольчугу и меч! К борьбе! К борьбе! Пусть образуется рать, хотя для этого не надо ей выходить в поле". На этой идеологической почве и возникла позже "Священная дружина". Сначала она, по свидетельству жандармского историографа Н. И. Шебеко, ставила себе цель "вырезать анархистов", но ограничилась "политическим сыском", который "сделался в то время каким-то аристократическим спортом, и в ряды "Дружины" спешили вступать представители высшего петербургского общества всех рангов и возрастов" {В. Я. Богучарский. Из истории политической борьбы в 70-х и 80-х гг. 19 в. М., 1912, с. 273, 290.}. Как отмечено в дневнике П. А. Валуева, "Дружина" быстро "приняла тип бывшего III Отделения по части разных доносов и сплетней" {Там же, с. 271.}. Салтыков, информированный М. Т. Лорис-Меликовым, через Н. А. Белоголового дал первые сведения насчет "Дружины" в заграничную печать и посвятил этой теме третье из "Писем к тетеньке" - вырезанное цензурой. Таким образом, этот эпизод "Современной идиллии" оказался для русского читателя первым известием о "Дружине" (подробнее см. "Письма к тетеньке", примечания, т. 14 наст. изд.).

В гл. XIV отражена еще одна черта времени: разжигавшая общественные страсти шумная полемика консервативной и либеральной печати ("благонамеренные" и "ненеблагонамеренные"). Как точно определил еще Аре. Введенский, "автор говорит здесь "детально верно" "об отношениях "благонамеренной", то есть обскурантской печати нашей к печати "либеральной" (Литературная летопись. - "Голос", 1882, 23 сентября, Э 258).

С точки зрения Салтыкова, различие между ними, во всяком случае в это время, было ничтожно ("разница тут самая пустая"): тот же "Голос" призывал "все разумные, истинно охранительные элементы общества" сплотиться вокруг "коренных основ" и "раздавить вредоносных червей" революции (Е. Марков. Враги и друзья. - "Голос", 1879, 27 июня, No 176).

Публикация сразу четырех глав "Современной идиллии" заставила критику размышлять прежде всего о драматизме, скрытом в сатире Салтыкова: там, где "речь ведется о благонамеренности и способах насаждения ее"; "картина жизни современной выходит у автора очень мало похожей на идиллию" ("Сын отечества", 1882, 24 сентября, Э 219); "современная идиллия, изображенная в калейдоскопе г. Щедрина, представляется какимто чудовищным явлением, диким, почти невозможным, а между тем существенные черты современности, без всякого сомнения, схвачены автором необыкновенно ярко этот юмор вызывает не смех, а чувство горького негодования, разочарования, так как из-за него ясно видны очертания того идеала, до которого описываемому обществу так далеко настоящая сатира всегда оставляет такое впечатление" ("Новости и биржевая газета", 1882, 1 октября, Э 259). Эти главы заставили бить тревогу реакционный "Гражданин", его критик откровенно призывал власти "обратить внимание" на литературную деятельность сатирика ("Гражданин", 1882, 14 октября, Э 82).