Риск.Молодинская битва. - Геннадий Ананьев

Да, это было именно так. Князь Воротынский еще полный день не покидал своей главной ставки, оттуда по­сылал казаков-порубежников лазутить. Туда же велел присылать гонцов с донесениями.

Малая часть Большого полка тоже продолжала пере­стрелку с крымцами, все делая так, словно противостоял разбойной рати целый полк, сам же он не знал, что ока­зался в полной изоляции, что Серпухов давно обойден крымцами, а князь Воротынский специально не посылал к оборонявшимся связных, чтобы, не дай Бог, те не попа­ли бы в руки татарские. Лишь к исходу дня тысяцкий на свой страх и риск отпятился от реки и укрыл ратников за городскими стенами.

Крымцы осадили только Высоцкий монастырь и Вла-дычень. Сил на то чтобы окольцевать и Серпухов, у них недоставало, им бы впору сдерживать вылазки из монас­тырей. Однако хану своему они доносили (один из таких гонцов был перехвачен и под пытками рассказал о том, что он должен был сообщить хану), что плотно окружили крупные силы русских и не выпускают их из крепости. На это и рассчитывал Воротынский, не спешивший по­кидать своей ставки, где ежегодно сиживали до него главные воеводы Окской рати.

Только поздно вечером он выехал в скрытый стан Большого полка, повелев своей дружине и отобранным порубежникам из казаков и детей боярских, чтобы те на­глухо перекрыли все пути к тайному стану:

— Излавливать всех крымских лазутчиков и достав­лять их лично ко мне.

В прежней ставке князь оставил несколько порубеж­ных воевод, дабы они принимали от станиц и лазутных дозоров донесения и переправляли к нему лишь с теми, кому полностью доверяли. Только эти воеводы знали, когда и в каком месте будет находиться князь Михаил Воротынский. Это, конечно же, замедляло поступление свежих вестей, но еще пару суток с таким положением можно было мириться. Пока важно другое: пусть крым-цы без сомнения двигаются по Серпуховской дороге вплоть до Пахры.

На следующее утро Большой полк наконец-то высту­пил, и ратники взбодрились, начав понимать, что воево­да их хитрит и что главная сеча еще впереди. Ее ратники ждали и ради свободы отчизны своей были готовы сло­жить головы без страха и сожаления.

Ничто не обременяло Большой полк, ни обоз с гу­ляй-городом, ни пушки, ни Ертоул. Те шли своими до­рогами под село Молоди, а вели их бояре князя Воро­тынского к выбранному княжеским боярином Никифо-ром Двужилом месту. Для них главным было поспеть на место к сроку и сохранить втайне свое движение. Для этого им были выделены проводники, хорошо знавшие лесные дороги, и по доброй сотне порубежни-ков к каждой колонне, чтобы перехватывать возмож­ных перебежчиков и ханских лазутчиков, если вдруг они появятся.

Гонец от главного воеводы передал первому воеводе полка Правой руки князю Федору Шереметеву, что тому следует делать в дальнейшем. Полку надлежало тайно переправиться через Пахру выше Подольска и, двигаясь с полным сохранением тайности, сообразовывая свое движение с движением крымских туменов, до времени не ввязываться ни в какие стычки, лишь определить, где располагаются стенобитные орудия и обозы с ханскими вельможами. Получив же приказ, налететь на огненный наряд, рубить пушкарей и портить сами пушки, обоз же с вельможами пленить, никого не трогая, кроме охраны, если та станет сопротивляться.

Полк Правой руки начал переправу.

Только Передовой опричный полк еще не знал, какая у него впереди задача. Он, как и велено было, двигался вперед несколькими колоннами, оберегая себя от воз­можных лазутчиков. Но вот наконец к Андрею Хован­скому тоже прискакал гонец от Михаила Воротынского и надолго уединился с первым воеводой.

Отпустив гонца, князь Хованский позвал Хворости-нина, а после беседы с ним был вызван Богдан Вельский.

— Ты горел желанием выказать себя в ратном деле? Время настало. Предлагаю тебе выбор. Либо ты теперь же, возглавивши тысячу, поспешишь к переправе через Пахру у Подольска и встанешь там заслоном. Либо, ког­да Девлетка, сбив заслон, переправит через Пахру доб­рую часть своих войск, но главное, стенобитные пушки и обоз с крымской знатью, начнешь кусать, тоже получив тысячу, хвост крымского войска, имея к тому же еще од­ну цель, о которой я пока что не могу сказать, ибо сам толком ее не знаю.

Князь обманывал Богдана Вельского, он уже получил точный приказ от главного воеводы, но с этим приказом еще и предупреждение, чтобы о нем до последнего мо­мента никто ничего не знал. Даже не догадывался бы. Хованский намекнул Хворостинину о предстоящем, Вельскому же не решился приоткрыть хотя бы капельку.

— Как я понял, не насмерть стоять на Пахре? — спро­сил Богдан Вельский. — Что? До Москвы дойдет Девлет­ка без свемного боя?!

— Ты снова за свое? Наше дело подчиняться приказу главного воеводы.

— А если то приказы крамольника?!

— Еще одно поперечное слово, и велю оковать! Иди и размышляй над выбором. Да не мешкай, вскорости жду с ответом.

Невелик выбор. Оборона переправы, как он понял, по­казушная, так чего же ради по пустяшному делу риско­вать головой? Он хорошо помнил наказ дяди Малюты, что если судьбой определено сложить голову в сече, то сложить ее нужно с честью для себя, с честью для рода, а не для позора, как случилось с князем Иваном Вельским. А какая честь, если тебе не определяют стоять насмерть, но улепетывать трусливым зайцем. Нагонит крымский конник и — голова с плеч ни за понюх табака.

Много ли корысти и в кусании хвоста крымской зна­ти? Одно здесь бесспорно: рисковать жизнью не придется. В засадах и стычках его личного участия не нужно, ему лишь посылать ратников в засады. Заманчив и на­мек, что впереди еще какое-то дело.

«Похоже, важное. Даст оно возможность отличиться. Хотя, скорее всего, очередная игра князя Воротынско­го… Сегодня же пошлю еще одного слугу своего к Малю-те. Пусть на ус наматывает и царю свое слово говорит».

Остановив выбор на «кусании хвоста», Вельский, од­нако же, не поспешил к первому воеводе со своим словом: пусть думает, будто терзают сомнения, будто мысли вразброд идут. И только когда, по разумению Вельского, прошло вполне достаточно времени, предстал он пред очи князя Хованского.

— Готов бить по хвостам.

— С таким настроением я тебя не стану никуда опре­делять. Не в бирюльки играем, а готовимся к кровавому пиру! К сече свемной!

И замолчал, посчитав, что этого на первый раз вполне достаточно.

— Исполню все со рвением, что будет тобой, князь, ве­лено, — поняв недоговоренное, искренне заверил Вель­ский, хотя и был весьма обижен, что от него многое скры­вают, словно играя с ним в кошки-мышки.

— Вот это — иные слова. Достойные ратника, а тем бо­лее — воеводы. Слушай поэтому. Перво-наперво не гони горячку. Кусать нужно больно, но не менее важно беречь ратников как зеницу ока своего. Ни в коем случае не за­тевай рукопашек. А как ловчее это делать, посоветуйся с тысяцким, с сотниками, не обойди вниманием даже де­сятников. Ума своего на хитрость и выдумки у тебя само­го достанет, но воевода ты еще не оперившийся. Не обес­судь за прямоту.

— Кто же за добрый совет да за правду-матку будет обиду держать?

— Стало быть, руку?

-Да.

Пожатие их рук было поистине дружеским, после че­го и беседа пошла ладно, без подковырок и задних мыслей, и все же, говоря о порученном Вельскому задании, Хованский не раскрыл главного замысла князя Воро­тынского, лишь еще раз повторил, что следует очень бе­речь ратников, ибо ждет их впереди свемный бой.

Повел свою тысячу Богдан Вельский по ископоти ушедшей тысячи за Пахру, имея дозоры со стороны доро­ги. Пустынна она — прошли уже все крымцы. Только на второй день лазутчики донесли, что догнали они замыка­ющий тумен, который двигается очень медленно. Време­нами даже останавливается. Видимо, голова уперлась в Пахру, где завязался бой за переправу.

— Верст пяток пройдем вперед и станем готовить щипки…

И тут тысяцкий со своим словом:

—  Не верстами бы мерить, а к голове тумена выйти. До нее может больше быть, может — меньше. Озадачь ла­зутчиков, чтобы место нам определили, подыскав его.

—  Согласен, — не возразил Богдан Вельский, не обра­тив внимания на то, что тысяцкий дает совет в присутст­вии рядовых ратников.

К вечеру тысяча заняла удобное место и затаилась в ожидании, когда тумен вытянется в походном порядке. Вельский собрал совет, пригласив пока только сотников, посчитав, если не определится верный ход, тогда уж при­бегнуть к помощи десятников.

Отпала в этом нужда. Предложения от сотников сыпа­лись как ягоды в лукошко. Похоже, они уже о многом подумали. Из обилия сказанного отвеяли полову, оста­вив чистые увесистые зерна: устроить первую засаду, вы­брав ерник, подступающий с обеих сторон к дороге, и когда замыкающая сотня станет подъезжать к этому ме­сту, ударить залпом из рушниц, полить дождем из кале­ных болтов.