Карл Смелый - Вальтер Скотт

Когда все поднялись, чтобы выйти, дижонский мэр опять подошел к герцогу и с робостью выразил ему надежду, что его высочество соблаговолит удостоить своим присутствием пиршество, приготовленное для него городскими сановниками.

— Нет, клянусь святым Георгием Бургундским, господин мэр, — сказал Карл, бросив на него один из тех грозных взоров, которыми он имел привычку выражать свой гнев, смешанный с презрением, — нам не понравился завтрак, которым нас угостили, поэтому мы не желаем принять обед от нашего доброго города Дижона!

При этих словах он грубо отвернулся от оскорбленного мэра и, сев на лошадь, поскакал обратно в свой лагерь, горячо обсуждая происшедшее с графом Кампо-Бассо.

— Я бы предложил вам пообедать, милорд Оксфорд, — сказал Кольвен этому вельможе, когда они вошли в свой шатер, — но предвижу, что прежде чем вы успеете сесть за стол, вас потребуют к герцогу, потому что Карл имеет привычку, приняв какое-нибудь дурное намерение, спорить со своими друзьями и советниками, доказывая им, что это намерение превосходно. И этот гибкий итальянец всегда соглашается с его мнением.

Предчувствие Кольвена сбылось, так как почти сейчас же вслед за тем явился паж пригласить английского купца Филипсона к герцогу. Не медля ни минуты, Карл начал осыпать упреками сословия герцогства за то, что они отказали ему в столь ничтожной помощи, и распространился насчет необходимости воевать для наказания дерзких швейцарцев.

— И ты также, Оксфорд, — заключил он, — довольно безрассуден и нетерпелив, вовлекая меня в отдаленную войну с Англией и убеждая отправить мои войска за море, тогда как мне предстоит унимать столь наглых мятежников в моих собственных пределах.

Когда он наконец замолчал, граф с почтительной твердостью представил ему ту опасность, которой он подвергается, нападая на народ, конечно, бедный, но страшный для всех по своему воинственному духу и храбрости; между тем как опасный его соперник Людовик, король французский, будет тайно помогать его неприятелям, если только открыто не присоединится к ним.

Но решительность герцога была непоколебима.

— Никогда, — вскричал он, — не будет обо мне сказано, что я делаю угрозы, которых не посмею выполнить. Эти мужики объявили мне войну, и они узнают, чей гнев они так безрассудно возбудили; но я, однако, не отказываюсь от содействия твоему предприятию, любезный Оксфорд. Если ты можешь доставить мне уступку Прованса и склонить старого Рене к отречению от притязаний его внука Ферранда де Водемона на Лотарингию, то это стоит того, чтобы я выслал храброе вспомогательное войско против брата моего Блакборна, который, пируя во Франции, может потерять владения свои в Англии. Не будь только нетерпелив, если я не в состоянии тотчас отправить войско за море. Поход к Невшателю, где я ближе всего думаю найти этих мужиков, продлится не больше одного утра. Надеюсь, что ты пойдешь с нами, старый товарищ. Я рад буду увидеть, что ты не забыл, живя между этими горцами, как сидеть на коне и владеть копьем.

— Я последую за вашим высочеством, — ответил граф, — по долгу моему, так как все мои поступки должны зависеть от вашей воли. Но я не намерен сражаться с обитателями Гельвеции, оказавшими мне гостеприимство.

— Пожалуй, — сказал герцог, — я и на это согласен; по крайней мере, мы будем иметь в тебе превосходного судью, который решит, кто лучше исполнит свою обязанность против этих деревенщин.

Тут разговор их был прерван стуком у входа в шатер, и канцлер Бургундии вошел с большой поспешностью и весьма встревоженный.

— Известия, государь! Известия из Франции и Англии… — сказал прелат, но вдруг, заметив чужестранца, он взглянул на герцога и замолчал.

— Это друг, заслуживающий доверия, господин канцлер, — сказал герцог, — вы можете объявить при нем ваши известия.

— Их скоро все узнают, — сказал канцлер, — Людовик и Эдуард вполне между собой поладили.

Герцог и Оксфорд вздрогнули.

— Я этого ожидал, — сказал герцог, — но не так скоро.

— Короли уже свиделись, — продолжал министр.

— Как! На поле сражения? — вскричал Оксфорд, забывшись в порыве нетерпеливого любопытства.

Канцлер изумился, но видя, что герцог ожидает его ответа, он возразил:

— Нет, господин чужестранец, не на поле сражения, но дружеским и мирным образом.

— Стоило бы посмотреть, — сказал герцог, — как сошлись старая лисица Людовик и брат мой Блак… я хочу сказать, брат мой Эдуард. Где они имели свидание?

— На мосту через Сену, в Пекиньи.

— Я бы желал, чтобы ты был там, — сказал герцог, взглянув на Оксфорда, — и нанес бы мечом своим два удара, один за Англию, а другой за Бургундию. Дед мой был изменнически умерщвлен точно при таком же свидании на Монтеросском мосту через Ион.

— Для предупреждения такого случая, — сказал канцлер, — посреди моста была устроена крепкая загородка, подобная тем, в каких держат диких зверей и не допускавшая их даже подать друг другу руку.

— А-а… Клянусь Святым Георгием, в этом видны лукавство и осторожность Людовика; что касается англичанина, то, по всей справедливости, он так же мало знает страх, как и политику. Но какие они заключили условия? Где будет зимовать английская армия? Какие города, крепости и замки отдадутся в залог или навсегда?

— Никаких, государь. Английская армия возвратится в Англию, как только будет иметь корабли для переправы; а Людовик, верно, отдаст все до последней лодки, лишь бы только поскорее выпроводить ее из Франции.

— А какими уступками Людовик купил мир, столь необходимый для него?

— Красными словами, — сказал канцлер, — щедрыми подарками и шестьюстами бочками вина.

— Вина! — вскричал герцог. — Слыхал ли ты когда-нибудь что-нибудь подобное, господин Филипсон? Правду сказать, ведь всем известно, что англичане не любят заключать торг сухими губами.

— Я едва могу поверить этому известию, — сказал Оксфорд. — Если бы даже Эдуард и согласился отправиться обратно за море с пятьюдесятью тысячами англичан, то в войске его есть довольно гордых вельмож и храбрых воинов, которые воспротивятся столь постыдному намерению.

— Деньги Людовика, — отвечал канцлер, — нашли благородные руки, готовые принять их, а французское вино затопило всю английскую армию; смятение и беспорядок не знали никаких границ, и Амьен, местопребывание Людовика, наполнился таким множеством пьяных английских стрелков, что даже особа короля французского находилась почти в их власти. Чувство народной гордости было совершенно забыто в этой всеобщей попойке, и те из них, которые хотят еще сохранить приличия и казаться мудрыми политиками, говорят, что они пришли во Францию по соглашению с герцогом Бургундским и что так как герцог не присоединился к ним, как обещал, со своими силами, то судя по времени года и по невозможности получить зимние квартиры, они из благоразумия и предосторожности возвращаются с торжеством домой, взяв с Франции контрибуцию.

— И предоставя Людовику, — прибавил Оксфорд, — полную свободу напасть на Бургундию со всеми своими силами.

— Вовсе нет, друг Филипсон, — сказал герцог Карл, — знай, что между Бургундией и Францией существует на семь лет мир, а если бы он не был заключен и подписан, то мы бы нашли средства воспрепятствовать этому договору между Эдуардом и Людовиком, хотя бы даже нам пришлось на свой счет кормить говядиной и поить пивом этих прожорливых островитян в продолжение всей зимы. Господин канцлер, вы можете нас оставить, но будьте поблизости, на случай если я вас потребую.

Когда министр вышел из палатки, герцог, к суровому и самовластному характеру которого примешивалось много доброты и даже великодушия, подошел к ланкастерскому лорду. Граф стоял пораженный, как громом, последними известиями.

— Бедный мой Оксфорд, — сказал он, — тебя поразило это известие; ты уверен, что оно произведет роковое действие на план, в который твое храброе сердце так неизменно верило. Я бы желал, ради тебя, задержать англичан несколько подольше во Франции, но если бы я на это покусился, то, нарушив мир с Людовиком, я лишил бы себя возможности наказать швейцарские кантоны и послать войско в Англию. Но дай мне только неделю, чтобы успеть проучить этих горцев, и тогда ты получишь от меня войско, гораздо более многочисленное, нежели ты, по скромности своей, просил у меня на ваше предприятие; а между тем я постараюсь, чтобы Блакборн и его любимые стрелки не получили ни одного корабля для переправы из Фландрии. Не унывай, ты будешь в Англии гораздо раньше их, и повторяю тебе, надейся на мою помощь, само собой разумеется, с тем чтобы мне была обеспечена уступка Прованса. Бриллианты нашей родственницы Маргариты мы должны на некоторое время оставить у себя; и, может быть, под залог их, с прибавкой наших собственных, достанем золота у наших фламандских ростовщиков, которые даже и государю своему не верят без достаточного обеспечения. Вот до какой крайности довело нас ослушание наших подданных.