Властитель Вселенной - Шервуд Смит

Он спросил их только, где он может найти Верховного Фаниста, и они ответили ему достаточно вежливо, и он пошел дальше. Манеры чистюль... дулу. Слоновая ко...

«Врата Слоновой Кости, чей аспект – независимость».

Теперь он вспомнил: Мандала. Сокровища чистюль хранились в аванзале Слоновой Кости, и Ивард видел все это. Жаим вспомнил, как мальчик говорил все это в бреду по дороге на Дис.

Независимость. Это ему понравилось.

Вдыхая аромат благовоний, он пошел к алтарю. Огромное круглое окно – роза – в восточной стене сияло многоцветьем красок. Вечный круг, напомнивший ему последнюю из панархистской четверки:

«Врата Алеф-Нуль, чей аспект – превосходство».

Красота, лишенная смысла, подумал он, остановившись прямо перед алтарем. Впрочем, красота – она и есть красота. Он может наслаждаться ею, не пытаясь найти смысл. «Превосходство» просто означает, что человек может отрешиться от прозы повседневности, чтобы созерцать изящество формы, цвет или их сплав. Но стоит отвернуться от этого, и радость исчезает. А когда умирает тело, исчезает дух.

Исчезает.

Свеча горела ровным пламенем. Глядя на огонь, Жаим ощутил прикосновение Откровения и усилием воли отогнал его. Радуясь одержанной победе, он услышал шарканье подошв по каменному полу, обернулся и увидел Верховного Фаниста.

– Это религия чистюль... то есть религия дулу, – неожиданно для самого себя сказал он в ответ на ее выжидающий взгляд.

Она улыбнулась.

– Когда она зарождалась, она была религией бедноты и изгоев.

Жаим пожал плечами. Слушать историю ему не хотелось.

– На другом конце этого континента у нас есть анклав серапистов, – сказала она.

Жаим снова пожал плечами и бросил на нее еще взгляд, прежде чем вернуться к созерцанию огня.

Ее брови слегка приподнялись.

– Траурные пряди?

Вопрос был достаточно прозрачен, чтобы ответить на него возможным образом.

– Ритуалы помогают хранить близкого человека в памяти, и потом, они красивы.

– Ты ценишь красоту, – сказала она полуутвердительно.

Он кивнул, не сводя взгляда с ровного язычка пламени.

Как тих воздух на такой высоте! Язычок почти не колебался.

– Но теперь ты избрал Путь Воина.

От удивления он повернулся к ней.

– А если и так?

Она улыбнулась. Лицо ее оказалось неожиданно веселым.

– Потерпи меня, Искатель Огня, – сказала она. – Мне кажется, ты тот самый человек, на существование которого я только надеялась...

Он скрестил руки на груди.

Она дотронулась пальцем до его запястья.

– Это не игра. Но я намерена вмешаться, и мне кажется, одиночество – твоя броня. Тогда с твоего разрешения? – Она отвесила ему короткий, старомодный, но почтительный поклон; глаза ее, впрочем, оставались веселыми.

– Продолжайте.

– Ты отвергаешь Духовный Путь, ибо не можешь достичь кого-то. Это позволяет мне предположить, что ты избрал Путь Воина, ибо нашел достойного вождя. Так?

– Почему?

Она облегченно вздохнула, потом повернулась и сделала несколько шагов, глядя в сторону северного трансепта. Заинтригованный, он шагнул за ней. Лучи света из высоких окон в западной стене высветили в трансепте знакомый силуэт: Аркад.

– Там, куда он последует отсюда, – сказала Верховный Фанист, – он будет один среди множества опасностей. Ему придется прокладывать курс меж этих рифов, но я хочу найти кого-то, кто охранял бы его спину, пока он спит.

В голову Жаиму сразу же пришло множество возражений, все из которых связаны были с положением его и Аркада. Но он не произнес вслух ничего, ибо видел по ее лицу, что она тоже видит их, но видит также и многое другое. Миновала минута, на протяжении которой оба молчали, потом она кивнула в знак уговора.

Соларх Ванн помотал головой, стараясь унять боль в затекших мышцах шеи, и сделал медленный выдох. Довольно долго Эренарх стоял перед алтарем, потом направился в боковой придел – «северный трансепт», как назвала его Нумен, разглядывая стоявшие в нишах статуи так, словно собирался купить.

Некоторое время Ванн шел за ним, следя за окружением. Он знал все входы и выходы, а потому отстал, давая Эренарху больше пространства. Так прошло несколько минут. Маясь от безделья, с головой, до сих пор гудевшей от стимуляторов, он повернулся посмотреть вдоль центрального нефа. Никого не было видно, если не считать Роже, наблюдавшую за двумя другими дулу, и высокого рифтера с траурными прядями.

Он пожал плечами. Он отвечает за Аркада; капитан ясно объяснил ему, что если с Дезриена вернется только один человек, то это должен быть Брендон лит-Аркад. Об остальных позаботится Роже.

Он повернулся обратно, и его охватил страх: трансепт был пуст.

Эффект освещения. Он бросился вперед, но не увидел никаких признаков последнего наследника трона Аркадов. Он хлопнул по босуэллу.

(Роже! Я потерял Эренарха!)

Он услышал ее приближающиеся шаги, а потом – неожиданно – Брендон лит-Аркад снова был здесь, у противоположной стены. По лицу его струился пот, глаза расширились от шока.

(Отставить. Это все здешнее освещение.)

Он скорее почувствовал, чем услышал по босуэллу ее недовольство, но сам не сводил взгляда с Эренарха. Он подходил к нему, не выпуская из рук оружия. Какое там освещение; он не доверял ничему, связанному с Дезриеном, еще больше, чем когда-либо. Черта с два теперь кто-нибудь заставит его отойти от Эренарха хоть на шаг – до самого взлета.

Он услышал за спиной шаги и резко обернулся.

Прямо на них шла Нумен, а следом за ней высокий серапист. Жаим. Ванн посторонился, пропуская женщину к Эренарху, – тот все еще не двигался с места, прислонясь спиной к стене и быстро моргая. Ванн последовал за ней; ни Эренарх, ни Верховный Фанист не обращали на него внимания. Жаим мрачно покосился на него и снова перевел взгляд на Эренарха.

– Ваше Высочество, – обратилась она к нему, кланяясь так, что рука ее коснулась длинной рясы. – Молю о разрешении обратиться к вам с просьбой, – сказано было с церемонным юмором, но не без почтительности.

Эренарх жестом позволил ей говорить. Жест вполне соответствовал тону ее обращения, но от Ванна не укрылось, как напряжены его пальцы.

– Ради моего собственного спокойствия, – продолжала Верховный Фанист, – которым, как мне кажется, я обязана вашему уважаемому отцу.

На этот раз Брендон, похоже, обрел дар речи.

– Что я могу сделать? – Легкий голос его почти потерялся в огромном пространстве храма.

– Вы можете остаться в живых, – ответила Верховный Фанист все с той же чуть напыщенной иронией. – И я хотела бы предложить вам славного молодого человека, который мог бы помочь вам в этом.

Взгляд Брендона скользнул с Элоатри на Жаима; лицо его снова сделалось непроницаемым.

Ванн ощутил приступ раздражения: это была его работа.

В следующее же мгновение Верховный Фанист повернулась к нему.

– Ваше место на официальных мероприятиях. – Она повернулась обратно к Брендону. – Но вам нужен и кто-то в ваших собственных стенах.

От иронии не осталось и следа, и у Ванна начало складываться впечатление, будто здесь имеют место два разговора, только смысл одного из них ему недоступен.

Эренарх посмотрел за спину женщины.

– Жаим?

– Моя жизнь, – произнес Жаим, – ради твоей.

Брендон вздрогнул.

– Но моя жизнь... – пробормотал он вполголоса. Договорить ему не дала Верховный Фанист, вмешавшаяся в их разговор с неслыханной бесцеремонностью.

– Вы не сможете покинуть Дезриен, – произнесла она все с той же смесью иронии и официальности, – пока я не удостоверюсь в том, что соблюдены все предосторожности.

Эренарх прищурился.

– Покинуть? Дезриен?

– Вы вольны улететь, – сказала Верховный Фанист с улыбкой. – Тотчас, как пожелаете. Но после того, как я удостоверюсь.

Эренарх поклонился – монарх, удовлетворяющий пожелание просителя. Ирония этого жеста лишила Жаима дара речи, а Ванн затаил дыхание, но Верховный Фанист, казалось, осталась довольна.

– Что ж, – сказала она. – В таком случае не найти ли вам ваших спутников и посмотреть, чего им хотелось бы? Разумеется, вы можете оставаться здесь столько, сколько пожелаете.

Взгляд Эренарха задержался на лице Ванна.

– Могу я вызвать Роже? – каменным голосом спросил соларх.

31

«Барагирн» на экране исчез в красной вспышке. За кормой неподвижно висела «Госпожа Талигара»; ее угловатый силуэт хорошо выделялся на фоне звезд – одна из которых, чуть ярче остальных, была солнцем Артелиона.

– «Барагирн» пошел, – доложил старший помощник. – Сто пятьдесят секунд до скачка.

Метеллиус Хайяши сделал глубокий вдох, наслаждаясь тем радостным возбуждением, что царило на мостике «Фалькомара».

Вот он, тот бой, о котором мечтает каждый капитан эсминца – яростный, скоротечный, возможный только на этом типе кораблей. Пусть кому-то и нравится основательная, почти неуязвимая мощь линкора, превращающего противника в обломки наводящим ужас лучом раптора, – это не для него.