Княгиня Ольга. Истоки (СИ) - Отрадова Лада

— Лодка у западных ворот плывёт, один витязь и две девицы!

— Бранимир, — переводит взгляд на старого вояку князь. — Встретишь их, допросишь и, ежели не вызывают подозрений, пустишь внутрь. Оставляю крепость на тебя. Остальные... Братья мои, к оружию!

* * * * *

— Я уже не думал увидеть вас так скоро, — улыбается широко Бранимир, несмотря на осыпающий холодными брызгами дождя ветер, и обнимает Ари. — Живы... это самое главное!

— Не все, — тут же перебивает своими резкими словами воеводу Милица, но он лишь тепло, по-отечески глядит на неё и с грустью качает седой головой.

— Нам доложили о судьбе Вола, Вепря и Хруща. Мне очень жаль, госпожа, примите мои соболезнования...

— Благодаря Милице и Вашему другу, воевода, спаслась я, меня из рук смерти вытащили. Если бы не они — не знаю, что сотворили бы эти смутьяны, если начинали они с таких ударов, — пролепетала разбитыми губами Лана, засучивая рукава до локтя и демонстрируя свидетельства пыток.

— Вы, пожалуй, в рубашке родились... Как и Рейнеке.

— Рейнеке тоже спасли? — воскликнула Лана. — Какое облегчение! Как он, не пострадал?

— Напуган, но ни почти ни царапины. Думаю, что встретитесь вы очень скоро — он тоже в крепости, — воевода жестом приглашает всех за крепкие деревянные ворота и напоследок глядит в темноту ночи: там, среди беспокойных волн Волхова и разгоняющих мглу в клочки ветра с моросью выступает в город посадское войско.

Внутри детинца решено было оставить небольшой отряд в пять сотен ратников во главе с Бранимиром, которому поручили не столько держать на всякий случай оборону крепости, сколько следить за безопасностью и сохранностью всех внутри неё. Лану и Рейнеке неминуемо ожидал княжеский суд, справедливый и неумолимый, и за свои деяния они расплатятся сполна; Богуслава, Ольга и Милица тоже требовали присмотра: первая из-за своих потерь и вызывающего опасения состояния, вторая — желания непременно засунуть нос в происходящее вокруг, что же до третьей, то похвастать она могла сразу двумя перечисленными причинами.

В просторном зале, где собрались сейчас все те, кто не мог держать оружие — или кому его не доверяли — с приходом четвёрки стало ещё многолюднее. Вдова Гостомысла оторвала приливший к пустой точке посреди стены взгляд, но разочарованно опустила голову и приняла прежний вид, одновременно рассеянный и равнодушный: среди гостей не было ни Ходуты, ни кого-либо с новостями о похищенном сыне.

А вот вдова Козводца, узнавшая о том, что старый лис рассказал всю истину о братстве людям князя, внутри буквально сгорает от гнева, но старается держаться как обычно отстранённо и сдержанно.

— Госпожа... — кланяется Лана Ольге и тут же скользит волооким взором по присутствующим, отыскав среди них и Рейнеке. Рыжеволосый негоциант, вжавшись в угол и закутавшись в тёплые одежды, чувствует внимание к собственной персоне и отвечает ей полным подозрений прищуром.

Из всех пяти перстов Длани в живых остались только они.

О предназначении ключей и общей казны кроме членов торгового братства никто не был осведомлён.

А значит, уцелевшие остались чуть ли не наедине с тем, кто зверски, вероломно избавился от тех, кому повезло куда меньше.

— Щука, приведи в порядок коней воеводы и князя, они сегодня как никогда вымотались. Ари, пойдёшь со мной и выслушаешь дозорных на башнях, — обращается ко всем Бранимир и хмурится. — Что до остальных — спокойной ночи, надеюсь, хотя бы вам сегодня удастся сомкнуть глаза.

Спустя какое-то время Рейнеке очнулся от того, как его настойчиво толкают в бок. Торговец пушниной открывает веки и видит перед собой склонившуюся над ним Лану, которая обращается к нему шёпотом:

— Нам нужно переговорить, один на один — и без посторонних свидетелей.

Мужчина поворачивает к ней заспанное лицо и чуть ли не минуту сонно моргает, явно не понимая, чего от него хотят.

— Казна... Казна ждёт своего часа.

* * * * *

1) Глава XVI: Сон и Морок, часть II;

2) Олешье (др.-русс. "Ольховое") — крепость-порт вблизи нынешнего города Алёшки, и земли вокруг неё. Основан греками в X столетии, для открытия торговых сношений с Киевом, где складывались греческие товары, отправляемые в столицу Киевской Руси. В русских летописях упоминается в первый раз в 1224 году, а в некоторых списках он назван Отшелье, а в других Олешье;

3) Дромон (от др.-греч. δρόμος — бег) — быстроходное парусно-гребное судно военно-морского флота Римской Империи с V по XII век;

4) Греческий или жидкий огонь, греч. ὑγρόν πῦρ) — горючая смесь, применявшаяся в военных целях во времена Средневековья, смесь из нефти, горючих масел, серы и селитры.

Применялся в византийской армии и флоте в морских боях и при осаде крепостей. Для метания использовались медные трубы (на кораблях), ручные сифоны, «пламенные рога». Греческий огонь также помещался в бочки и глиняные сосуды, а затем забрасывался метательными машинами при осаде крепостей. Пламя греческого огня не гасилось водой.

Предположительно, максимальная дальнобойность сифонов составляла 25-30 м, поэтому изначально «греческий огонь» использовался только во флоте, где представлял страшную угрозу медленным и неуклюжим деревянным кораблям того времени.

Глава XXX: Воля Князя (I)

ГЛАВА XXX: ВОЛЯ КНЯЗЯ (I)

— Посадское войско! Ратники из княжей дружины! — обращается к собравшимся вокруг него бравым молодцам Игорь, едва только покидают они крепостные стены и оказываются на открытом пространстве. — Сегодня я стою плечом к плечу с вами подобно своему отцу, не как князь, но брат по оружию! Все до одного мы едины перед лицом мятежа, все до одного верны закону и порядку! Злодеи, восставшие против самих устоев государства, не понимают нерушимых уз, связывающих нас вместе. Они не понимают той непреклонной решимости, которая горит в каждом из нас. Но они узнают. Они узнают, что мы — неукротимое пламя, которое уничтожит их огнем и мечом! Как захлебнулся собственной кровью когда-то вероломный Вадим, так и они получат свою железную награду с восходом солнца!

Вещий Олег, сжав в кулаки мозолистые руки, хмурится: старого воеводу обуревают такие разные и противоречивые чувства...

Гордость.

Наконец-то Игорь по-настоящему причастился к пьянящему вкусу власти. Рано или поздно это должно было произойти, несмотря на пережитые племянником события прошлого, но чтобы он горделиво встал во главе воев так быстро и отпрянул все свои слабости — такого он не ожидал.

Если только нет дыма без огня и какой-то неизвестной ему на то причины.

Беспокойство.

Власть без ума слепа. А ум — родитель любого недоверия, это Олег знал как никто другой. Сейчас Игорь стоит, горделиво расправив плечи, очи его решительно пылают, а длань сжимает острый булат. Но не дрогнет ли эта рука перед лицом опасности? Не ослепят ли глаза страх и паника? Быть может, соколёнок и вылетел из гнезда и поднялся на крыло, но куда его приведут шальные ветра судьбы, в холодный омут Волхова или к самому солнцу в лазурной вышине? Даже он не мог этого предвидеть.

И... зависть?

На протяжении не одного десятилетия под его руководством творили свои ратные подвиги русские воины, благодаря ему навсегда оказались вписаны в летописи победы над могущественными врагами, а сейчас совсем ещё недавно мальчишка занял его место, произносит его речи, ведёт вперёд его людей.

Тяжело осознавать, что твоё время уходит. А ещё сложнее — уступать дорогу молодым.

— Вознесём же молитвы тому, кто дарит сынам своим и молодецкую удаль, и ратные победы! — повышает свой голос князь киевский и, сделав вдох, продолжает ещё увереннее, ещё громче. — Слава тому, кто гонит тучи и ветра! Слава тому, чьи молнии разят наших врагов! Слава Перуну! Уподобимся же сами его громам и молниям!

Стоящие в первых рядах ратники хватаются за охотничьи рожки, и по всему пространству от стен детинца через мост до противоположного берега, по которому шагают навстречу предатали, эхом разносится воинственный гул. Подобно грому этот низкий и протяжный зов рокочет и волнует и земную твердь под ногами войска, и седые воды Волхова, из которых, кажется, вот-вот выбросится на берег плотва и прочая мелкая рыбёшка.