Колкая малина. Книга четвёртая - Валерий Горелов

звездолёте

Везут своё откуда-то извне.

Они подсунули нам атомную бомбу,

А у нас не ладится друг друга уничтожить.

Так они, в угоду своему апломбу,

Нам помогут себя же подытожить.

Эти гости не ждут приглашения,

У них под нас свои теории.

Это у нас всегда печали и сомнения,

А им просто нужны территории.

Деменция

Они друг с другом спорили до хрипа

И, пьяные, на Пасху подрались.

Они оба боялись тележного скрипа,

Но на споры о политике радостно велись.

Они стояли на позициях троцкизма

Против загнивающей Европы,

Но как верные дети соцреализма,

Они были и хитры и твердолобы.

Им было ясно, что всё надо отобрать,

Но непонятно, как потом делить:

Один орал, что надо всё раздать,

А другой считал, что в закрома сложить.

Делили шкуру неубитого медведя

На малюсенькой кухне в хрущёвке.

Вот так конфликтовали Вася и Федя —

От нецензурных слов до потасовки.

Бывшим комсомольским активистам

Наступала на пятки деменция:

Из них каждый считал себя реалистом,

Уверенный, что будет интервенция.

Мы врага в бараний рог закрутим,

А пятую колонну истребим,

И сколько надо, столько и намутим,

Ну и, конечно, за ценой не постоим.

Дешёвка

Есть законы физики, и есть законы жизни,

Но законы физики нарушить невозможно,

А законы жизни — под игом дешевизны,

Там говорят: всё можно, только осторожно.

В физике у вещества один удельный вес,

А здесь — какая будет конъюнктура.

Вчера ещё судили за обсчёт или обвес,

А теперь другая в мышцах крепатура.

Кто не умеет обсчитать слепого старика,

Тот как надо не умеет жить,

А умеет тот, кто с видом знатока

Из порожнего в пустое может перелить.

Нету в диалектике правильных акцентов,

И когда количество переходит в качество,

То тут уже не жди аплодисментов,

Когда всё превращается в кустарное левачество.

Неизлечима наша страсть к дешевизне,

Это когда себя продашь совсем задаром.

Надо, как всегда и как везде,

Суметь перепродать кого-нибудь с наваром.

Если совесть по дешёвке заложил,

Помни: всё кругом не без причин.

И если ту страстишку умом не победил,

Жизнь превратится в уценённый магазин.

Доброволец

На всех поворотах меня заносило,

И я о каждый угол бился головой.

Мне за что-то что-то мстило,

И не было просвета за чёрной полосой.

Потеряв доверие к собственным словам,

Я стал невразумительный и нервный,

Начал учиться читать по губам

И теперь какой-то очень суеверный.

Заказал себе недельный гороскоп

И плевался через левое плечо.

Во мне распухал ксенофоб,

Но и это не очень помогло.

Тени за окном по стёклам бликовали,

А мне казалось, они гонятся за мной.

Меня даже крики детские пугали,

Но сильней всего — звонок дверной.

Куда-то исчез возрастной аппетит,

Я шуровался шорохов и скрипов,

И проявлялся лёгкий дерматит

При появленьи рядом незнакомых типов.

Ужасное предчувствие, что меня найдут,

И не для того, чтобы бить или стращать.

Мне всё время кажется — они вот-вот войдут,

Чтобы меня в армию забрать.

Дурака включают

Жизнь — как отражение в ложке золотой,

А та ложка — в башмачке хрустальном.

И нету ничего общего с толпой у тех,

Кого рожали в роддоме персональном.

Они пришли сюда, чтоб наслаждаться,

И чтобы всех собою восхищать,

Для них нет ничего, чем можно засмущаться,

И, конечно, ничего, что можно не предать.

Вот она — бисквитный торт,

Выходит в люди в мини-юбке и, конечно, без трусов,

А за ней тусит эскорт

Из преданной прислуги и размалёванных шутов.

Такие не имеют собственных просчётов,

У них всегда в запасе виноватый:

Это парочка дежурных идиотов

Или кто-то очень туповатый.

Им учиться просчитать свои возможности —

Всё равно, что прочитать послание пришельца,

А убедить их в собственной ничтожности

Сможет разве кнут рабовладельца.

И это никого, конечно, не касается,

Все уже привыкли дурака включать.

Лишь судьба ехидно ухмыляется:

Коль не жил богато, нехер начинать.

Дурачок

Он по любому поводу включает дурака,

Но при этом говорит, что очень умный,

Что всё умеет просчитать наверняка,

А к своему — ещё и остроумный.

Он сам себе придумал эту роль:

В одном лице дурак и прорицатель.

Он сам себе слуга и сам себе король,

Он — ноль без палочки и первооткрыватель.

Пусть сыграет каждый новичок

В эту самую старинную игру,

Покорившую и Запад, и Восток,

В ней всё лучшее достанется Ивану-дураку.

Ему — полцарства и волшебную жар-птицу,

Сафьян, атлас и красный шёлк,

Распрекрасная румяная девица,

И в придачу в услуженье Серый Волк.

Плыли годы, менялись режимы,

Но остаётся любимая игра,

В которой есть и грешники, есть и херувимы,

Все играют в подкидного дурака.

У дурака всегда мозоль на языке,

Но в маске он — фигура аноним.

Не надо думать об общественной кишке,

Строже соблюдайте масочный режим.

Жертва