Апостол Смерти (СИ) - Щербинина Юлия Владимировна

Лера долго рассматривала фото, где две женщины в купальниках и бриджах и ребёнок в одних шортах позируют на фоне жёсткого снежного покрывала. Вокруг тонкие деревца северной тундры со скудными зеленоватыми веточками, неподалёку ржавый мангал с шашлыками, импровизированный стол и ствол карликовой берёзы вместо скамьи. В кадр он не вошёл, но я помню каждую мелочь того дня. Это была последняя съёмка привычной, по-своему счастливой жизни, что навсегда ушла от нас вместе с тем коротким летом.

— Да, не густо, — вынес свой вердикт Демид. — Я видел, в зале стоит в рамке твоё армейское фото.

— Нет уж! Не надо меня увековечивать в солдатском обличии. Дембельнулся и вычеркнул из жизни эти два года. Хватило.

— Укоротил и так короткую жизнь. А на компьютере есть фотографии?

Я пожал плечами.

— Ну так. Может, парочка хренового качества.

Грязно-серый компьютер тарахтел на всю квартиру. Не знаю, что больше всего меня сейчас нервировало — этот гул, некромант, едва касающийся пальцами грязной роликовой мышки, или Лера, осматривающая огромный старый компьютер, как скелет динозавра в музее. Я сидел на прогнутой кровати и краем глаза поглядывал в монитор.

На экране возникла папка с несколькими изображениями.

— Вообще не густо, — с некоторым обречением произнесла Лера.

Сумрак открыл первую фотографию. На ней едва-едва по крупным пикселям можно было разглядеть содержимое багажника моей бедной машины. Дальше пошли еле различимые изображения груд инструментов, ремонтируемой техники, записи на тетрадных листах и прочие моменты рабочего быта.

Но вот попалась первая живая душа. На зернистом чёрно-белом фото смущённо улыбалась, глядя выше объектива камеры, темноглазая блондинка в шёлковом халате. Фон её украшала часть круглых настенных часов.

Демид щёлкнул мышкой, а Лера оглянулась и осмотрела циферблат над моей кроватью.

Я упёрся лбом в кулак, чтобы не видеть её заинтересованное выражение и следующие несколько фотографий.

— А говоришь, поминать тебя некому, — тихо сказал Демид. Я одёрнул руку ото лба.

— Она не знает о моей смерти, и меня самого уже не помнит. Это было ещё до армии.

— Помнит, — будто сам себе пробурчал некромант и переключил размазанную фотографию кривляющейся в постели парочки. — Всё она помнит, Никита.

— Вот эта вроде ничего, — опередила мои негодования Лера. — Качество бы только получше и… Хотя такое, наверное, ставить не очень прилично.

При виде следующей фотографии меня охватили новые приступы раздражения. Да уж, лохматый мачо топлес — хоть и запечатлённый по грудь и немного в профиль — не самое адекватное изображение на надгробной плите.

Подумав немного, Демид спросил:

— А ты сам себя не фотографировал?

— Как волк из «Ну, погоди!» что ли? — хмыкнул я.

— Как сейчас молодёжь любит. Телефон так поднимут, — он приподнял руку над головой, — и фотографируются.

Я громко фыркнул.

— Вот делать мне больше нечего.

— Тоже не понимаю, — поддержала меня Лера. — Это глупо и неудобно. Ладно, если бы придумали такие телефоны, чтобы можно было видеть, как фотографируешься, а не вслепую щёлкаешь. То пол лица получается, то глаз обрезанный, то ещё что. — Увидев, как улыбнулся, глядя на неё, Демид, она поспешно добавила: — У нас в училище гламурные курицы так фоткаются! Кадра с десятого что-то у них и выходит.

Сумрак пролистал последние пару фотографий и заявил:

— Вот. Самый оптимальный вариант.

Свой выбор он остановил на единственной фотографии с нормального цифрового фотоаппарата. На ней зубоскалили трое гаражных работяг с одной из моих последних подработок, а я в это время подходил к ним, чтобы что-то спросить, совершенно случайно попал в кадр и посмотрел в камеру. Благо, выгляжу здесь сносно. Одет более или менее прилично и пока ещё чисто, губы не скривлены и не вытянуты, как обычно получатся во время неожиданной съёмки во время разговора. Я даже производил впечатление «вполнесебеничегошнее».

— Вот так обрежем, — Демид изобразил двумя пальцами стороны квадрата вокруг моего изображения, — и распечатаем. Сейчас заедем в фотосалон, заодно и купим рамку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А как же керамика и установка на плиту? — удивилась Лера.

— На это уйдёт много времени, сама понимаешь. Я хочу провести ритуал сегодня ночью, там же, на кладбище. Обойдёмся пока быстрым вариантом. Главное, чтобы было изображение усопшего.

Я уже собирался возмутиться и полюбопытствовать, на кой тогда мы так тщательно подбирали фотографию, но при последнем слове некроманта поёжился от охватившего меня могильного холода. Невозможно привыкнуть к подобным словам в свой адрес, находясь среди живых людей и строя планы. Я — усопший.

Демид вставил в слот свою флешку, уткнулся в монитор и флегматично бросил:

— Выезжаем на Голиково сегодня в девять. Тебе, Лера, лучше остаться дома.

— Я не пойду домой! — огорчённо выдала та и добавила, как будто извиняясь: — Я… тоже хочу поехать…

— Лера. — Некромант грузно втянул воздух, щёлкая по кнопке мыши немного быстрее, чем нужно бы. — Пойми правильно — ты со мной уже почти сутки, и сейчас, по закону, я за тебя в ответе. Если ты не явишься домой, мать объявит тебя в розыск, и у меня могут быть проблемы. Останься сегодня дома, так всем будет лучше. А ты, Никита, будь готов к девяти вечера. Кстати, пока мы у тебя дома, подумай, что бы ты хотел забрать отсюда с собой. Что положить на твою могилу?

Я замялся, подёргал плечами и бросил:

— Компьютер, холодильник и машину.

— Проблематично.

— Ну, тогда ничего.

— Может, какую-то любимую вещь — украшение, брелок, сувенир, фотографию? Подумай, пока мы здесь. Второго шанса уже не будет.

Думать пришлось долго. Я походил по квартире, осмотрел все полки, повспоминал, что лежит в ящиках и шкафах и, так и не придумав, попросил первое, что пришло в голову.

* * *

Лера уже влезла в пальто, а Демид открыл первую дверь, как по второй, металлической, двери вдруг забарабанил чей-то кулак.

Некромант, в отличие от Леры, не издал испуганный возглас и не ругнулся, как я, а замер и прислушался к тишине.

— Перегнули, — со смирением прошептал он и решительно крутанул ручку замка.

— Старший сержант милиции Сафронов. Поступил вызов о проникновении неизвестных в квартиру покойного.

Милиционер, молодой мужчина лет тридцати, выглядел внушительно и устрашающе. Плечи важно расправлены, острый подбородок вздёрнут, суровые глаза буравят некроманта, перескальзают на Леру, и насупленные брови его удивлённо вздёргиваются.

— Я-то не сразу заподозрил, а потом думаю — не было давно уже у Никитки девушки! — тараторил за его спиной голос соседа. — К нему вообще только одна приходила, до армии ещё, яркая такая, светленькая и весёлая, а эта ну ни в какие рамки не входит. Чёрная вся, как уголь активированный, с железкой в подбородке, а парень с ней этот…

— Ничего, разберёмся, — отвечал ему второй, грубоватый голос.

Сумрак шире открыл дверь, как бы показывая, что утаивать здесь нечего.

— Почему же проникновение? — спокойно спросил он. — Товарищ Пётр Иванович нас сам впустил, и причину нашего визита мы объяснили вполне доходчиво.

— В квартиру пройдите, пожалуйста, и предъявите документы, — вежливым, но не терпящим возражений тоном попросил сержант, и оба милиционера решительно переступили порог.

Приступать к допросу они не торопились. Обошли всю квартиру, то ли оценивая моё скромное имущество, то ли разыскивая место преступления, и вошли в зал, где один сел на табуретку, другой остался возвышаться, как грозный блюститель порядка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Демид и Лера сидели на диване перед сержантом и рылись по карманам куртки и пальто в поисках документов, а я нервно переминался у порога в зал. Что же теперь будет?

Сержант как бы с неохотой задал пару поверхностных вопросов, поглядывая из-за чёрной планшетки с бланком рапорта на потенциальных нарушителей. Стоило ему открыть студенческий билет, его брови с высокомерием вскинулись, и взгляд устремился на Леру.