Ночные птицы - Турмуд Хауген
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что же нам теперь делать? — спросил Юаким.
— Делать? — удивилась Сара.
— Ну да, надо сообщить об этом в полицию или еще куда-нибудь.
— Нет, не надо. Мы сами поймаем его, когда он высунется из подвала. Решит, что мы уже ушли, и высунется. Мы получим вознаграждение за поимку преступника, и про нас напишут в газетах. А все убитые вернутся домой.
— Как это вернутся? Ведь они же мертвые? — удивился Юаким.
— Ты слишком много болтаешь, смотри, как бы я тебя не поколотила!
Юаким замолчал. Он знал, что Саре ничего не стоит его поколотить.
— Но… но… я боюсь жить здесь, если в нашем подвале прячется убийца.
Сара фыркнула:
— Тебе он ничего не сделает!
Откуда она это знает?
— Ты не можешь проводить меня наверх? — спросил он тихо.
— Тебе так страшно?
Юаким кивнул. Отрицать это было бы бесполезно. К тому же Сару он не стеснялся, она была храбрая и любила защищать его.
Сара улыбнулась.
— Со мной тебе нечего бояться, — сказала она и взяла его за руку. — Я провожу тебя.
Они открыли дверь подъезда и вошли в вестибюль. Шесть ступенек вели вниз к двери подвала. Она была темно-коричневая и страшная. Сара остановилась.
— Здесь, — прошептала она. — Здесь я стояла, когда дверь медленно отворилась и из нее высунулась голова.
Юаким сжал ее руку:
— Пошли скорей наверх! — попросил он.
— Давай лучше подождем, может, он опять выглянет из подвала, — предложила Сара.
— Не-ет! — на весь подъезд заорал Юаким.
Он потянул Сару за собой, и ей пришлось бежать, чтобы не отстать от него.
К счастью, он не забыл перепрыгнуть через коричневое пятно на четвертой ступеньке. Сара тоже обошла его стороной.
Она дождалась, пока Юаким откроет свою дверь и войдет в прихожую. А потом побежала вниз караулить дверь подвала.
Юаким вздохнул.
Теперь в его доме следовало бояться еще и убийцу.
24
Мама лежала на диване и читала книгу.
Папа сидел в кресле и, надев наушники, слушал пластинки. Конечно, он слушал Бетховена, папа любил музыку, она его успокаивала.
Мама улыбнулась Юакиму и отложила книгу.
— Привет! — сказала она. — А я уже голову ломаю, куда ты подевался.
Папа помахал Юакиму рукой и тоже улыбнулся.
Все было как будто в порядке. Мама и папа опять были друзьями.
Папа никогда долго не сердился, он всегда первый говорил: «Прости, я не хотел тебя обидеть».
И часто вел себя странно, когда у него сдавали нервы, как он сам говорил.
— Какой ты бледный! — сказала мама Юакиму. — Ты не болен?
Юаким помотал головой.
— Все в порядке, — сказал он.
— Есть хочешь? — спросила мама.
Юакиму немного хотелось есть, но усталость была сильнее голода. Он предполагал сразу лечь, хотя не был уверен, что вообще уснет после страшного рассказа Сары.
Однако перед тем как лечь, он все-таки заглянул под кровать, запер шкаф и снова заглянул под кровать.
Он закрыл дверь в переднюю, но щель оставил шире, чем обычно.
Мама разрешала ему немного почитать перед сном, но сегодня ему было не до чтения. Он даже не прикоснулся к книге, хотя она была ужасно интересная.
Юаким долго лежал и прислушивался к звукам в гостиной. Там было тихо. Лишь изредка он слышал, как шевелились папа или мама.
А вот птицы в шкафу вели себя беспокойно, они царапали когтями дверь, и это было последнее, что он слышал, засыпая.
Однако вылететь из шкафа и причинить Юакиму вред птицы не могли, потому что двери были заперты, а ключ лежал рядом с ним на ночном столике. Там он лежал каждую ночь.
25
Не успел Юаким утром проснуться, как сразу вспомнил, что его ждет что-то неприятное.
Конечно, школа!
Юлия обязательно наябедничает.
Противная Юлия со своей глупой мамой.
Потом он вспомнил Сару и убийцу в подвале. Правда, теперь ему было уже не страшно. Когда кругом светло, все страшное становилось почему-то не страшным. Он даже подумал, не стоит ли ему по дороге в школу заглянуть в подвал.
Юаким проснулся задолго до того, как мама пришла, чтобы разбудить его. Он слышал, как она тихонько умывается в ванной. Наконец она вышла оттуда.
— Юаким? — мама заглянула в дверь.
— Я уже не сплю, — сказал он.
— Тогда вставай скорей, и мы вместе позавтракаем.
Папа тоже уже встал. Он на кухне варил яйца. Папа улыбнулся Юакиму и сказал: «Привет!»
Все вчерашние неприятности исчезли сами собой.
Это удивило Юакима. Ведь он понимал, что вчера папины и мамины огорчения были настоящими. А сегодня они были уже как будто не в счет.
Как хорошо завтракать всем вместе!
— Сегодня я пойду к Фрицу, — сказал папа. — Мне надо поговорить с ним.
— Прекрасно, — обрадовалась мама.
Больше они за завтраком не говорили, но Юакима это не огорчало — ведь все опять было в порядке.
Ему было страшно идти в школу, но прогулять еще один день он не решился.
Они с мамой вышли вместе, сперва им было по пути, но потом их дороги разошлись.
Мама четыре раза оглянулась и помахала ему, пока не скрылась за углом.
Юаким медленно тащился по тротуару. Как ему хотелось, чтобы время остановилось! Но это было бы чудо, а чудес не бывает.
— Юаким! — крикнул кто-то у него за спиной.
Юаким даже не оглянулся, он и так знал, что это Ян Хельге. Толстый, с вечно мокрым носом. Ян Хельге всегда цеплялся за Юакима.
Юаким ускорил шаг. Он не хотел идти с ним вместе. Ян Хельге ему не нравился.
— Юаким! Подожди меня!
Но Юаким не стал ждать. Он уже почти бежал.
Ян Хельге никогда не возвращал ни игрушек, ни книг, которые брал у Юакима. Юаким однажды даже пошел к нему домой, чтобы забрать свои игрушки, но их там почему-то не оказалось. Мама Яна Хельге их даже не видела и считала, что Юаким просто не помнит, кому их отдал.
Ян Хельге был толстый, такой же, как его папа и мама.
Если бы он при этом не был еще и сопливым! Но у него всегда текло из носа. Он шмыгал носом и вместо носового платка вытирал нос рукавом джемпера. От этого рукава у него становились твердыми и грязными. Особенно в те дни, когда он много плакал, если кто-нибудь обижал его за то, что он толстый, сопливый и даже не пытается убежать от обидчика.
Юакиму не нравилось, что Ян Хельге на переменках старался держаться к нему поближе.
У Юакима было мало друзей, но не настолько, чтобы дружить с Яном Хельге.
— Юаким!
Юаким побежал.
— Дурак! — крикнул ему вслед Ян Хельге.
Юаким свернул в школьный двор и тут же вспомнил Юлию и ее маму. Ему стало страшно.
26
Перед первым уроком Юаким долго рылся в своем ранце. Он делал вид, будто что-то ищет. Ян Хельге прошел мимо, не сказав ни слова. Он был зол и мрачен. Юаким не обратил на него внимания.
Пришла Юлия и села на свое место перед Юакимом. Золотистые волосы были заплетены в мышиные косички и завязаны над ушами.
Какие у нее противные уши, подумал Юаким.
— У тебя есть картинка автомобиля… — начала Юлия.
Юаким сразу понял, про какую картинку она говорит. У него была картинка очень красивого старинного автомобиля, и люди в нем сидели тоже старинные. Эту картинку ему подарил Вилли, когда Юаким был у него в гостях.
К тому же она была глянцевая.
— Отдай мне эту картинку! — сказала Юлия и протянула руку.
Юаким посмотрел на Юлию, глаза у нее были маленькие и злые.
Он достал учебник по чтению. Картинка лежала в нем. Юаким любил разглядывать ее на уроках.
Достав картинку, Юаким взглянул на нее в последний раз. Какая красивая! Но выбора у него не было.
Юлия выдернула картинку у него из руки.
Она даже не поблагодарила Юакима.
После этого она села на свое место.
— А у тебя уродливые уши, — сказал Юаким про себя.
Но ему стало немного легче. Теперь Юлия ничего не скажет.
Так и было. Она промолчала, когда Юаким сказал учительнице, что вчера он был болен.
27
На первой же переменке кто-то ударил Яна Хельге.
Это был Клаус, которому Ян Хельге не хотел отдать свой уже облизанный леденец на палочке. Клаус учился в третьем классе.
— Нет, не надо, пусти меня! — заныл Ян Хельге.
Но это не помогло. Клаус был более ловкий и сильный, чем он. Ян Хельге хотел убежать, но Клаус подставил ему ножку, Ян Хельге упал, и леденец покатился по асфальту. К счастью, он остался цел, но к нему прилипла грязь.
Клаус не захотел брать грязный леденец и потребовал, чтобы Ян Хельге облизал его. Ян Хельге отказался. Тогда Клаус уселся на Яна Хельге и принялся его колотить.
Дети окружили их и подбадривали криками.
Юаким тоже был в их числе. Он считал, что Клаус поступил несправедливо. Ему было даже жалко Яна Хельге, но вступиться за него он не решился.