Особо опасны при задержании [Приключенческие повести] - Юрий Мишаткин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Под колесами прогромыхали доски.
Тачанка вырвалась на дорогу.
Теперь путь до самого горизонта был свободен.
— Ловко вы! — похвалил Добжанскую Магура.
— Не ожидал, что рванете. Чуть не выпал, — добавил Калинкин. — Оно, конечно, к коням вы привычны, не то, что мы. Слово секретное для них знаете? То-то они сразу вас послушались.
Кони бежали резво, позади тачанки подымалось облачко пыли.
Темнела кромка горизонта. Круглолицая луна в поднебесье молочным светом заливала округу и тачанку на дороге.
14
Калинкин, не желая теснить Кацмана и Петряева, оставался висеть на подножке. Шапка съехала у него на затылок, готовая упасть с головы, но интендант не поправлял ее.
«Солдатик умен и расторопен, — покосился на Калинкина певец. — Я бы мог остаться в церкви или у подвод, и комиссар, из опасения, что шум поднимет казаков, не посмел бы настаивать на моем отъезде. Да, мог остаться! Но это было бы в высшей степени неблагородно с моей стороны по отношению к остальным и граничило с предательством. Именно так!»
Дорога бежала на взгорье к виднеющейся вдали дубраве.
«Один чистокровный дончак с хорошим экстерьером, — отметила Добжанская. — Если надеть на него гурт и пустить по манежу в галоп — можно вольтижировать. Впрочем, о чем это я? Разве сейчас время и место думать и мечтать о манеже?»
— Армия Краснова захватила Ростов и Батайск, планирует взятие Царицына, — не оборачиваясь, сказала Людмила.
— Откуда известно? — встрепенулся Магура.
— Еще они перерезали железную дорогу. Наступает лишь Донская армия. Деникин не примкнул к ней, — не отвечая на вопрос, продолжала девушка. И, чтобы комиссар не сомневался в точности сведений, добавила — Я запомнила почти дословно.
Все на тачанке уставились на Людмилу. Магура с восхищением, Добжанская с удивлением, Калинкин с уважением. Мало что понявший Кацман захлопал глазами. А Петряев, услышав о планах белогвардейцев, которые перечеркивали его надежду наконец-то сытно поесть и отоспаться, прошептал:
— О боже!
— Красный Царицын им не взять, — твердо сказал Магура.
— Ни в жизнь! — согласился Калинкин. — Пусть хоть две ихние армии идут, все равно Царицын нашенским останется!
— В царицынском цирке братьев Никитиных я имел удовольствие работать весь летний сезон 1906 года. Сборы были довольно приличными, — желая вставить в разговор о Царицыне и свое слово, сказал Кацман.
— На дрова его разобрали, — сообщила Людмила.
— На что? — переспросил Кацман.
— Пришлось тамошний цирк минувшей зимой пустить на растопку. В городе было катастрофически плохо с топливом, мерзли, в первую очередь, дети.
— Покончим с беляками и разрухой — новый построим, почище старого, — пообещал интендант.
Тачанка мягко покачивалась, вздрагивала на ухабах.
От тишины и спокойствия вокруг невольно клонило ко сну. Первым уснул, уткнувшись в спину Магуры, фокусник, вторым езда укачала Петряева: он погрузнел, обмяк, уронил голову на грудь. Задремал в обнимку с винтовкой устроившийся в ногах у певца и Калинкин. Не спали, не позволяя себе расслабиться, лишь трое: Магура — он зорко смотрел на убегающую назад дорогу — и Добжанская с дочерью.
Проселок стал круче — тачанка с трудом одолела пригорок. Когда же дорога легла под уклон, дубрава стала совсем близко и под колесами снова закурилась пыль, на плешивом кургане, привстав на стременах, замаячили всадники в фуражках с красными околышами. Грохнул, разрывая полуночную тишину, выстрел.
— Казаки, пропади они пропадом! — в сердцах чертыхнулся Калинкин.
— Они самые, белопогонники… — сквозь сжатые зубы процедил Магура и приник к прорези прицела «льюиса».
15
«Краснов стремился овладеть Царицыном потому, что этот город был центром сбора краснопартизанских сил. Красные партизаны тянулись к Царицыну, так как в лице царицынского пролетариата видели своего союзника в жестокой борьбе с объединенными силами белогвардейцев… Не было тогда на юге России города, равнозначного Царицыну. Знали это и красные и белые, знали и стремились во что бы то ни стало — одни удержать его, а другие овладеть им».
Комбриг С. М. Буденный.Не дожидаясь приказа, Людмила стегнула дончаков, и те понеслись, разбивая копытами дорогу, утрамбованную колесами проехавших прежде бричек.
Один из казаков свистнул, пришпорил коня и ринулся с кургана. За ним поскакали остальные. В лунном свете матово сверкали клинки.
— Восемь, девять… Десять! — подсчитал преследователей Калинкин. — И не спится же вражьей силе! — Он попытался устроиться с винтовкой рядом с «льюисом» и Магурой, но мешали Кацман с Петряевым. — Геть с сиденья! — приказал артистам интендант.
Конный казачий разъезд спустился с кургана, копыта коней коснулись дороги.
Магура давно поймал в прорези прицела вырвавшегося вперед чубатого казака, давно держал на мушке круп его норовистого коня.
«Рано. Пока рано, — приказал себе комиссар. — Еще чуток…»
Когда же рядом с первым казаком замаячил пригнувшийся к седлу с шашкой наголо и второй, Магура задержал дыхание и нажал гашетку. «Льюис» словно проснулся: вздрогнув и задрожав в руках пулеметчика, он сухо и отрывисто выпустил короткую очередь, за ней — другую. Пули подняли с дороги фонтанчики земли. Куцехвостый мерин споткнулся, подогнул передние ноги и, подминая казака, свалился.
— Один есть! — обрадовался Калинкин. — С почином тебя, комиссар!
Сам он не стрелял, не желая напрасно тратить патроны. Наконец интендант мягко, без рывка, нажал на спусковой крючок. А увидев, как один из всадников взмахнул руками и выронил клинок шашки, проговорил:
— Есть и второй!
В прорези прицела «льюиса» появился яростно нахлестывающий коня казак. Магура собрался было вновь дать очередь, надавил гашетку, но пулемет не ожил, остался немым.
— Заело? — спросил Калинкин.
Магура вырвал из патронника диск и, когда понял, что заклинило патрон, выхватил вороненый маузер.
Стрелять прицельно было невозможно: тачанку встряхивало на выбоинах, раскачивало, заносило из стороны в сторону. А казаки, пришпоривая коней, были совсем рядом. Магура видел конские оскалы, выступающую на губах дончаков пену.
— Не нервуй, — посоветовал Калинкин. Он стрелял редко, помня, что надо беречь патроны.
Еще один казак, а с ним и конь, остались на дороге. Упавший конь пытался подняться, хрипел, рвал из закостеневших рук недвижимого всадника повод.
— Третий! — подсчитал Калинкин и поймал на мушку в прорезь прицельной рамы папаху с кокардой.
И еще казак слетел с седла. Оставшись без седока, вороная кобыла припустилась к тачанке, но тут же свернула в сторону и, раздувая ноздри, понеслась в луга.
— А ведь отобьемся, а? — вслух подумал Калинкин. — Семь их осталось. Как патронов в обойме.
— Господи! Господи! — не уставая повторял Петряев. Он лежал в ногах Магуры и Калинкина и вздрагивал при каждом выстреле, всей своей тяжестью придавливая Кацмана.
Когда маузер сухо щелкнул — все патроны были расстреляны, — Магура отбросил его (перезаряжать не было времени), достал единственную гранату «лимонку» и приготовился выдернуть кольцо с чекой.
«Поближе надо подпустить, — решил комиссар и вовремя спохватился: — Нет, своих тогда осколками заденет».
Тачанку сильно рвануло и накренило. Магура оглянулся.
Одного из коней — пристяжного — задело пулей и волочило по дороге. Он пробовал подняться, но все его попытки были напрасны.
— Нож! — крикнула Людмила.
Ножа ни у Магуры, ни у Калинкина под рукой не было, но интендант первым понял, зачем понадобился нож, снял с винтовки плоский австрийский штык и отдал его Людмиле.
Девушка прыгнула с козел на потный круп с трудом тянущего тачанку и спотыкающегося коренного коня и начала обрезать сбрую пристяжного. И вовремя: казаки начали обходить тачанку с двух сторон.
Калинкин выстрелил в спину обогнавшего их казака с пикой у седла, и тот стал клониться набок.
— Шесть — не десять, — проговорил Калинкин.
Справа поубавившую ход тачанку начал перегонять еще один казак, но стрелять в него Калинкину было несподручно: мешала спина Добжанской.
«Я-то живым не дамся, — подумал Магура. — А над артистами, жаль, измываться станут — беляки в таком деле мастаки».
Вокруг лежали необозримые поля. Молодые всходы пшеницы купались в лунном свете, нежились под ним. Неколышимая дубрава чернела на фоне белесого неба.
Под самым ухом у Магуры раздался выстрел. Это продолжал стрелять Калинкин.
«И его жаль. Вроде бы зазря погибнет. Говорил, что семьей, как и я, не успел обзавестись. Но почему зазря? Троих сейчас на тот свет к праотцам отправил. Выходит, помог революции. — Магура чувствовал плечо интенданта, слышал его дыхание. — А мать и дочь лихо с конями обращаются. Позавидовать можно, я бы так не сумел».
