Мы все были солдатами - Павел Шафаренко

— Извините, пожалуйста… «Похоронку» надо спрятать подальше. Ведь завтра здесь будут немцы. Они жестоко расправляются с семьями советских командиров…

— Как немцы! А что будет с нами? — в испуге спрашивает молодая женщина.

Глаза ее матери — Родины-матери — с укором смотрят на меня, как будто это я, молодой и здоровый, пустил гитлеровцев в их село. Не прикрыл их собой, отдал во власть коварному и жестокому врагу…

…8 ноября 1941 года. В этот день, через политотдел корпуса, мы узнали содержание речи И. В. Сталина, выступившего 7 ноября перед войсками, уходившими прямо с парада в Москве на фронт. И хотя Сталин говорил о тяжелом положении на фронте, слова его своей определенностью и верой в конечную победу вызвали небывалый подъем среди десантников и глубоко запали в наши сердца.

…Уже третьи сутки ведет тяжелые подвижные бои выдвинутая в качестве передового отряда под город Курск 6-я воздушно-десантная бригада. Задача — не допустить внезапного удара по поселку Тим. Его обороняют главные силы 3-го воздушно-десантного корпуса.

Сегодня утром, введя в бой главные силы, 16-я моторизованная дивизия гитлеровцев, отбросив бригаду к Черниковым Дворам, с ходу ворвалась в Тим. Уютный поселок, расположенный на самой высокой части Среднерусской возвышенности, весь в дыму пожаров и виден издалека.

Вместе с отходящими частями бригады я подъехал к околице Тима — Выгорному Второму. Его приказано оборонять. Сюда уже прибыл штаб, и капитан И. А. Самчук докладывает, что части сосредоточились полностью, за исключением артиллерийского дивизиона с ротой прикрытия. Из села Марьевки дивизион обеспечивал огнем отходящие части бригады.

— Садись со мной, — сказал я начальнику оперативного отделения штаба бригады капитану Г. Б. Смолину, — выскочим вперед!

— Опять в разведку, — вспоминает он нашу совместную поездку в 5-ю бригаду к А. И. Родимцеву, перед тем как мы оказались в окружении на реке Сейме.

— Нет. В Марьевку! Надо быстрей снять оттуда дивизион Павленко, а его радиостанция не отвечает. Иначе он попадет в лапы к гитлеровцам.

Дорога, по которой мы едем, сильно разбита, и наша новая «эмка» скрипит как немазанная телега.

— Это что за ящик? — спрашивает Григорий Борисович, увидев посылку, которую мне прислали в подарок трудящиеся к 7 ноября. Перед отъездом адъютант положил ее в машину, посоветовав «хоть раз за сутки поесть».

— Возьми себе пачку «Шедевра», — предлагаю Смолину, — таких папирос ты, наверное, давно не курил, и перекуси чем-нибудь.

В этот момент мы увидели, как из-за перевала выскочили машины с орудиями и повозки с минометами. Ездовые стоя нахлестывали лошадей. Где-то впереди захлопали пушечные выстрелы вражеских танков.

— Быстрее, Федя, к перевалу, — говорю я водителю, — надо посмотреть, что впереди…

От резкого торможения я едва не разбил головой переднее стекло. Навстречу нам, чуть не столкнувшись, вынеслась машина с орудием на прицепе. Дверь кабины открылась, и командир артдивизиона закричал:

— Скорее назад! Танки!

Его машина понеслась прямо по полю. Водитель быстро развернулся и дал газ.

— Два легких танка, — говорит глядя через заднее стекло машины Смолин.

Почти сразу раздались выстрелы и вокруг нас стали рваться снаряды. Резко прыгая по кочкам и ухабам, мы неслись вперед. Неожиданно нас занесло в сторону. Машина остановилась. Выскочив первым, Федя доложил: «Пробило правую переднюю покрышку…» И тут же стал подавать артиллеристам сигналы остановки.

Вместе со Смолиным и водителем мы бегом направились к остановившейся в небольшой ложбине машине Павленко. Вдруг Смолин, как будто что-то вспомнив, повернулся и побежал к нашей «эмке».

— Куда ты? — закричал я.

— Бегите к машине! Я вас догоню.

На минуту я остановился. Вытащив из «эмки» посылку, Смолин уже бежал обратно. Мы сели в машину и понеслись вперед. Проскочили по шаткому деревянному мосту через небольшую речку с обрывистыми берегами.

— Остановись! — показал я рукою водителю.

С кузова спрыгнул Павленко. Я приказал ему занять здесь огневые позиции и открыть огонь по танкам. Орудие, с которым мы сюда подъехали, уже через несколько минут от-крыло огонь. Первый снаряд угодил в борт легкого танка, и он загорелся. Остальные начали пятиться, искать укрытий. На выстрелы своих пушек стали возвращаться орудия, проскочившие вперед. Павленко и Смолин, стоя на мосту, ставили задачи подходившим артиллеристам и стрелкам. Порядок был восстановлен.

— Организуйте, — приказал я Павленко, — отход дивизиона перекатами в Выгорное Второе.

В пути Семен Иванович рассказал мне, что его радиостанция вышла из строя. Дивизион снялся с огневых позиций уже под огнем танков, обходивших его с флангов.

— Еще немного, — признался Павленко, — и мы оказались бы в окружении…

Я поблагодарил командира дивизиона. Артиллеристы своим огнем «до последнего» обеспечили организованный отход частей бригады в Выгорное Второе.

— Зачем, Григорий Борисович, — спросил я вечером у Смолина, — ты побежал за посылкой? Неужели она стоит жизни?

— Нет, конечно! И дело не в ней. Когда мы побежали к машине Павленко, я вдруг представил себе, как через несколько минут гитлеровцы с издевкой и смехом будут пожирать содержимое посылки. Этого удовольствия я им доставить не мог, чего бы это мне не стоило…

…5 декабря 1941 года началось контрнаступление наших войск под Москвой. Оно вдохнуло в нас новые силы и надежды. Здесь, в Курской области, враг еще теснил наши войска и занял город Елец. 87-й стрелковой дивизии, сформированной на базе 3-го воздушно-десантного корпуса, предстояло остановить гитлеровцев и развивать успех в направлении Щигры, обеспечивая левый фланг наступавшей на Елец ударной группировки Юго-Западного фронта.

…11 декабря. На наблюдательном пункте, наспех оборудованном в большой клуне, я, комиссар полка И. И. Морозов, начальник штаба Г. Б. Смолин, начальник тыла Н. Н. Чеверда. Здесь же и прибывший к нам накануне член Военного совета 40-й армии бригадный комиссар Иван Самойлович Грушецкий. Сегодня в полдень 96-й стрелковый полк, переформированный из 6-й воздушно-десантной бригады, освободил железнодорожную станцию и поселок Мармыжи.

— Были бы в достатке танки и авиация, — говорит Иван Самойлович, — с нашими людьми можно творить чудеса…

Входит начальник разведки старший лейтенант В. Ф. Бакай.

— Разрешите обратиться к командиру полка? — И получив разрешение Грушецкого, докладывает:

— Товарищ подполковник! В тупике на станции стоит отбитый у немцев эшелон с нашими бойцами, попавшими в плен, и молодежью, которую они пытались угнать в Германию.

— Их надо немедленно вывести со станции! Как только погода прояснится, прилетят «Ю-87» и в первую очередь постараются уничтожить этот эшелон…

— Разрешите доложить, — говорит Чеверда, — людей можно своим ходом переправить в Серебрянку. На ночь освобожденных из плена поместим в церкви, молодежь — по хатам. А завтра ими займется армейский тыл.

— Согласен!

— Товарищ старший лейтенант, поезжайте к эшелону, подготовьте освобожденных к переходу в Серебрянку, но не тяните с этим на морозе. Мы подъедем к эшелону минут через пятнадцать. Поговорим с людьми и шагом марш!

— Есть! — Бакай отдает честь и уходит.

…У эшелона стоит колонна молодежи — шестнадцати-семнадцатилетние подростки. Напротив нее заканчивается построение побывавших в плену. Заросшие, в старых шинелях и пилотках, на ногах опорки. Вид измученный. У многих на головах и руках повязки. Но глаза веселые, ведь пришло освобождение.

Невдалеке большая толпа. Кажется, забыв о своих делах, сюда пришли люди со всего поселка. Сумрачны лица жителей. Смотрят то на пленных — нет ли своих, то на молодежь. Обмениваются мнениями. Впереди них, лицом к эшелону — наша разведрота. Мы останавливаемся возле разведчиков.

— Смирно! — несется над эшелоном.

— Вольно! — командует Грушецкий, а потом говорит: — Товарищи! Прежде всего хочется от души поздравить вас со счастливым освобождением из фашистской неволи. Такое, как случилось с вами, бывает не часто! Посмотрите друг на друга — наши дети и бойцы, оказавшиеся в плену, и вы поймете, что фашисты хотят уничтожить не только наше настоящее, но и наше будущее… Вероломно нарушив договор с нами, гитлеровцы воспользовались преимуществом внезапного нападения. Они дошли до Москвы. А сейчас их там бьют. И здесь, далеко от Москвы, их тоже бьют. Мы будем их бить до тех пор, пока не разобьем.

— Товарищи! — завершаю я разговор. — Сейчас мы направим вас в соседнее село. Здесь оставаться нельзя. Налетит вражеская авиация, и вы можете погибнуть…

— Товарищ, подполковник! — громко обращается ко мне кто-то из колонны бывших пленных. — Мы просим немедленно зачислить нас в армию! Будем драться с фашистами до последнего вздоха!