Брижит Бардо. Две жизни - Джеффри Робинсон

«Брижит была высокой и стройной, преисполненной элегантной грации. Мы прозвали ее Бишет[4]. Но она не была слишком сильной. И на пальцах держалась тоже не совсем уверенно. Но она ведь была еще ребенком».

Карон замечает, что хотя Бишет обладала необходимой балерине грацией и пластикой, ей явно недоставало трудолюбия. «Она была какой-то немного вялой и заторможенной. Да, бог не обделил ее талантом и фигурой. При желании, прояви она побольше усердия, из нее получилась бы первоклассная балерина. Но это означало бы, что ей надо как следует попотеть. Князев обычно расхаживал по классу со стеком в руках, и если девушка не выполняла его требований, не стеснялся пустить его в ход. Я помню, как он в буквальном смысле лупил Брижит, потому что она была медлительна и не слишком усердствовала».

Брижит преобразилась благодаря суровой требовательности Князева. Он научил ее двигаться. И это умение она сохранила на всю жизнь.

«Ни у кого в мире нет такой удивительной походки, — утверждает Андре Пуссе. — Стоит ей пройти мимо, как все невольно оборачиваются. Даже сейчас. И это не имеет ни малейшего отношения к тому факту, что перед нами Брижит Бардо. Она могла быть кем угодно, и все равно на нее бы смотрели. Сказывается балетная подготовка. Когда она идет, все в ней — сама гармония».

Того же мнения и звезда французского экрана Жанна Моро: «Наблюдать за ее походкой — это сродни наслаждению великолепной музыкой».

Как это ни парадоксально, но именно сей факт стал причиной специфических для Бардо проблем. Кем только она ни переодевалась, чтобы обмануть толпу! Ей приходилось надевать парики и платки, прятать глаза за огромными стеклами очков. Но стоило ей сдвинуться с места, сделать буквально два шага, как поклонники или папарацци тотчас разгадывали ее уловку.

Было просто невозможно скрыть эту божественную походку. Отчасти есть в этом и заслуга Князева. Правда, Кристина Гуз-Реналь, подруга Брижит на протяжении более сорока лет, снявшаяся с ней в нескольких фильмах, видит главную причину во врожденной грации актрисы. «Она элегантна сама по себе. Просто невероятно, но это так. До нее мне ни разу не доводилось видеть ничего подобного. Вы можете нацепить ей на голову самую дурацкую шляпу, напялить на нее самое безвкусное платье, загримировать ее под уродину, заставить на четвереньках драить пол, и все равно она останется прекрасной, все равно божественной, все равно соблазнительной и на удивление элегантной».

От писательницы Симоны де Бовуар также не скрылось это качество. Она разглядела его очень рано, окрестив Брижит совершеннейшим образцом двуликой нимфы. «Если смотреть на нее сзади, ее стройное, мускулистое тело танцовщицы кажется почти бесполым. О ее женственности свидетельствует ее прекрасная грудь. Длинные мягкие пряди, словно у нимфы, ниспадают ей на плечи, но в целом такая прическа скорее подошла бы какой-нибудь неприкаянной душе. Линия ее рта кажется по-детски обиженной, и в то же самое время эти губы словно молят о поцелуе. Она любит ходить босой, она отворачивает носик от элегантных нарядов, драгоценностей, корсетов, духов, косметики и прочего. И все равно ее походка полна чувственности — уверена, что любой святой согласился бы продать душу дьяволу, чтобы только взглянуть, как она танцует».

В начале сезона 1948 года, когда Лесли Карон и несколько других девушек из класса Князева получили приглашение в «Балет на Елисейских полях», Брижит стала постоянной фигурой за кулисами — неизменно, в сопровождении Пилу, она внимательно наблюдала, как работает труппа и как бы со стороны брала уроки мастерства.

Один из режиссеров, Жан Робен, отлично запомнил девушку: «Как сейчас помню, ей тогда было лет 13–14. Она, бывало, стояла за кулисами вместе с отцом. Она напоминала мне стебелек, высокая и такая худенькая, далеко не красавица и ужасно застенчивая. Она боялась даже слово произнести».

Однако надежды получить постоянное приглашение в балет испарились, когда труппа отправилась на следующий год с гастролями в Египет. Трудно сказать, как сложилась бы судьба Брижит, окажись она тогда в числе приглашенных в гастрольную поездку — при условии, конечно, что и родители дали бы свое согласие. Многие убеждены, что сложись все немного по-иному, из Брижит получилась бы звезда французской балетной сцены.

Но как бы то ни было, Брижит и дальше посещала занятия у Князева, и так продолжалось до тех пор, пока в ее судьбе не наметился неожиданный поворот.

В послевоенные годы Франция медленно выходила из затянувшегося кошмара оккупации. Стране требовалось буквально все отстраивать заново, в том числе и национальное самосознание. Казалось, будто темноту снова прорезал луч света. Поначалу, как бывает в подобных случаях, свет больно резал глаза, заставляя моргать, но как только это прошло, повсюду закипела работа.

В разгар этого своеобразного культурного рассвета, что медленно разгорался над Парижем — со временем это явление станет известно как Сен-Жермен-де-Пре, — произошло и возрождение высокой моды. В 1948 году Тоти решила открыть бутик, использовав под магазин две комнаты их квартиры на улице де ля Помп.

Одним из нового поколения дизайнеров и предметом ее искреннего восхищения был Жан Барте. Как-то раз он обмолвился в разговоре, что намерен создать свою первую послевоенную коллекцию, и Тоти предложила устроить им совместный показ моделей, взяв за основу балетную тему. По мнению Тоти, он мог бы представлять каждую свою новую шляпку под классическую музыку, а вместо обычных манекенщиц выпустить на подиум девочек из балета. А если его эта идея по-настоящему заинтересует, у нее уже имеется идеальная кандидатка.

Так Брижит удостоилась приглашения. Показ коллекции Барте состоялся в художественной галерее на улице Фобур де Сен-Оноре в конце января 1949 года, и под музыку каждый раз в новой шляпке появлялась четырнадцатилетняя девчушка, одетая в пачку с черными лентами и розовым корсажем. К несчастью для манекенщицы, она, по ее собственному признанию, «чувствовала себя в дурацком положении».

Однако это первое приглашение повлекло за собой новое. У Тоти была приятельница по имени Мари-Франс де ля Виллюше, которая теперь являлась главным редактором журнала «Jardin des Modes» («Сад Моды»). Узнав, что Брижит принимала участие в показе моделей, — а ей было известно и то, что Брижит танцует, — мадам Виллюше позвонила Тоти. Она будет просто в восторге, заявила редакторша, если Брижит даст согласие сфотографироваться для специального приложения к их журналу. Тоти не возражала. Брижит также загорелась этой идеей, и 22 марта 1949 года снимки увидели свет.

В конечном итоге этот разворот оказался на столе у Элен Гордон-Лазарефф, основательницы и легендарного редактора журнала «Эль» («Elle»). Возможно, дальше этого