Разработка - Андрей Константинов

Тогда она показала ему рукой на странный дом… А когда, много месяцев спустя, Александр Сергеевич прибыл в колонию, то увидел и узнал дом из того сна. Это был его барак.

Случай этот Юнкерс никогда никому не рассказывал, чтобы его придурком не сочли, и старуху ту постарался забыть.

Когда он действительно о ней почти забыл, она о себе напомнила…

Приняв контрастный душ, Юнгеров практически успокоился и вышел на кухню (маленькую, а не в зал-«кухоньку») в почти нормальном настроении, но там его снова словно током ударило, потому что за столом сидел и пил чай с сушками, поджидая его, Юрий Петрович Ермилов. Юрий Петрович был консиглиори, то есть советником Юнгерова. И ведал Ермилов вопросами стратегической безопасности «империи». Когда-то Юрий Петрович был кадровым офицером, но, отслужив честно «двадцать пять календарей»[13], встал под знамена Юнкерса. Познакомились они еще до ареста Александра Сергеевича – и довольно странным образом. Как-то раз Юнкерс со своей братвой «нахлобучили» один договорной магазин, где директор все никак не мог понять, нужна ему «крыша» или нет, и, к своему удивлению, обнаружили в подсобке ящик ручных гранат, спрятанный между турецкими «пропитками»[14]. Разумеется, тут же поехали эти гранаты опробовать, и, конечно же, недалеко, на Елагин остров. И там, чуть ли не на глазах патрульного милиционера, стали члены «коллектива» Юнкерса эти гранаты по парку расшвыривать. Но ни одна не взорвалась – видимо, вся партия была с каким-то дефектом. А на все это хулиганство, кроме притихшего молоденького милиционера, еще смотрел некий человек в морской форме и с погонами капитана второго ранга. Он и заметил – спокойно так, – что надо бы, мол, все раскиданное обратно собрать. Юнкерс ухмыльнулся и предложил – тебе, мол, надо, ты и собирай. А кавторанг взял – и собрал! Вот так и познакомился Юнгеров с Ермиловым – а именно так звали того спокойного офицера. Юрий Петрович всю свою сознательную жизнь провел на флоте, но делами там занимался… специфическими. Он был специалистом по диверсиям и мероприятиям, эти диверсии профилактирующим. Александр Сергеевич потом к нему и в Кронштадт ездил, и даже стал помогать, чем мог, экипажу одного корабля…

Юрий Петрович был очень динамичным человеком, долг свой исполнял блистательно и не верил никому. Конечно, он был наемником, но наемником, которому не нравится фраза: «Только за деньги». Руководствовался он одним своим правилом: «Если все спокойно, значит получена не вся необходимая информация». При этом Ермилов никогда не дергал по пустякам, и уж если он сидел утром на кухне загородного дома Юнгерова, если приехал без предварительного звонка, значит, основания на то имел серьезные.

Юнкерс рукой растер грудь под халатом, вздохнул и пожаловался, не здороваясь:

– Сон мне хреновый приснился, Петрович. Мерзотный такой сон. С перепою, наверное…

Ермилов, как и большинство моряков, был человеком суеверным, невзирая на предельный прагматизм, поэтому покачал головой:

– Думаю, Сергеич, что неспроста этот звоночек.

– Ясный пень, – согласился Юнгеров, наливая себе чай. – Раз уж ты тут сидишь, то и аналитиком быть не надо…

– А по-твоему, я на хорошие новости не способен? – улыбнулся Ермилов.

– Способен-то, может, и способен… – шумно отхлебнул из своей кружки Александр Сергеевич. – А только радостного ты мне не говоришь. И хорошего про людей не говоришь, только плохое.

– Плохое или про плохих?

– Ну… ну, хорошо, про плохих… и что?

– Ничего, – пожал плечами Юрий Петрович. – Просто я хочу, чтобы их не было. По крайней мере – рядом.

– Ты прямо как один из первых последователей Христа…

– Не тяну. Скорее я – марксист, работающий в малых формах. То есть пытаюсь способствовать строительству коммунизма в твоей капиталистической империи.

– Во как! – покрутил головой Юнкерс. – Ладно, Петрович, не томи… а то я решу, что ты этими разговорами мне пилюлю сластишь, и начну нервничать.

– Есть! – Ермилов отставил от себя кружку и весь внутренне подобрался, как во время доклада командующему. – В общем, у меня две новости, и обе – не очень. Начну с той, которая проще и конкретнее: ты мне поручил выяснить, сколько ассоциация рынков собирает на подношения власти и сколько эта самая власть реально переваривает.

– Ну, – прищурился Юнгеров. – Так что, крадут суки?

– Разумеется, – спокойно кивнул Юрий Петрович. – Причем дела еще хуже, чем мы предполагали. Председатель ассоциации реально собирает на эти цели каждый месяц двадцать две тысячи тугриков. По моим подсчетам, на сегодняшний день власти из них перепадает не больше пяти. Итого: за год скоммунизжено не менее ста пятидесяти тысяч долларов. Теперь понятно, почему многое не получается с тендером на пятна под новые застройки. Мы-то считали, что чиновничья братия всё в полном объеме получает… Принципиально понятно?

– Понятно, – сжал зубы Юнкерс. – И кто крысы? Пофамильно!

Ермилов покачал головой:

– Не крысы, а крыса. Одна штука. Председатель – тот, кто передает взятки. Наша ошибка заключалась в том, что мы позволили одному человеку взять все контакты себе. Он освоился, и поскольку сам – далеко не дурак, то…

– Понятно! – вскочил и забегал по кухне, забыв про чай, Александр Сергеевич. – Чего тарахтеть! Значит так надо: под залегендированным предлогом встретиться с парой чиновников из крупных. Разговор поведи так, чтобы они от тебя услышали про истинные суммы, которые мы им должны были выплатить и готовы выплачивать в дальнейшем. Удивись их удивлению и сделай так, чтобы они устроили мини-скандал без выноса сора из избы. Так как юридически мы платим копейки, то фактическую сторону мало кто знает… Исходя из вышеизложенного, мы занимаем позицию оскорбленных в лучших чувствах. Типа, нам противно, и все такое… Пусть с председателем разбираются чинушки и другие члены ассоциации. Уверен, что некоторые не сдержатся и в сердцах наугрожают. И вот через пару дней после разбора полетов и его смещения и изгнания… Ты его имущественное положение проверял?

– Конечно. Огромная хата, кухня в мраморе.

– Очень хорошо. – Юнгеров сел и снова отхлебнул чаю. – Так вот, хату – сжечь! И не дверь, а всю квартиру, до основания! Зачем? А затем, чтобы потом некий водевильный злодей позвонил ему на мобильник: «Получил, мразь?! Не советуем ремонтировать, сожжем снова, зарежем…», ну и так далее. Он, конечно же, ломанется к ментам. А злодей должен ему позвонить с таксофонной карты, чтобы, когда менты все перепроверят и карту эту вычислят, чтобы на ней был еще звонок к… Кто там еще самый высокомерный в ассоциации?

– Жданов.

– Вот, чтобы на карте еще был звонок Жданову. Мол, братва наугрожала и тут же отзвонилась Жданову и отчиталась. Точка. И с этого времени взятки носит наш человек. Надо будет – свой гешефт отдадим. Перетянем на себя одеяло, и затем, под ассоциацию, чинушки образованные нам решат все другие вопросы. Так что – нет худа без добра.

– Мудро, – бесстрастно отозвался Ермилов. – Мудро, Христофор Бонифатьевич[15]. А ты уверен, что лучший вид на этот город – из кабины пикирующего бомбардировщика?

Юнгеров засмеялся:

– Намекаешь на то, что я давно уже не Юнкерс, а солидный предприниматель-капиталист? Ладно, извини за этот розыгрыш. Отставить самовозгорание проводки. Будем жить по-новому, так сказать, с человеческим лицом. Просто выгнать его, как пса плешивого, и всему городу объявить, кто таков. Он ведь уже привык жить хорошо. Затраты по уровню. Тяжело ему будет с девяносто восьмого на семьдесят шестой бензин пересаживаться. А ты проследи за тем, чтобы его никто не посмел взять на серьезную работу. Вопросы?

– Никак нет.

По лицу Юрия Петровича было абсолютно непонятно – поверил он в «розыгрыш» или решил, что Юнкерс просто ловко вывернулся после слишком грубоватого для нынешнего времени захода на атаку. Александр Сергеевич правильно истолковал бесстрастность своего советника по безопасности (или «старпома», как он его еще называл). Юнгеров усмехнулся и тихо спросил:

– Петрович, я тебе никогда не рассказывал, как однажды чуть было бесповоротно не изменил свою судьбу?

«Старпом» молча качнул головой.

– Тогда слушай. Заодно узнаешь, что я понимаю под бесповоротным изменением судьбы. Давным-давно вспыхнуло во мне… ну, назовем это злостью. Ефим такой, знаешь его, конечно, довел меня. Вот ну, на каждой стрелке, кроме как с моими, везде кричал, что я – мент. Почему – непонятно. Оснований – никаких, кроме того, что мы с ним всегда друг друга недолюбливали. Кстати, сам-то Ефим, как выяснилось позже, состоял на связи в РУБОПе…[16] нет, тогда еще ОРБ[17] было, под ласковым псевдонимом «Котов». Ну вот. Стало быть, этот Ефим-«Котов» везде орет, что я-де мент, а его люди подговаривают одного фраера, чтобы он на меня заяву написал. Ну, полный пиздец с перебором. Короче, у меня все забурлило, взял я пулеметик Дегтярева, подъехал на битой «копеечке» к тыльной стороне бани строившейся, которая аккурат напротив его кафе «Вечер» возводилась, и залег, как в кино про партизан. Все продумал, подстилочку положил, чтоб не жестко и не холодно было… Лежу я, значит, с пулеметом в обнимку, а прямо передо мной – выход из кафе, все в огнях, все, как на ладони. Думаю, вот, мол, они выходить сейчас начнут – тут я их и причешу. Передернул затвор… Красиво, да?