В звездные миры - Василий Бережной

ЗЕМЛЯНЕ

Первым открыл глаза Иван Макарович. Некоторое время, пока окончательно не проснулся, он с удивлением глядел вверх там сияли многочисленные приборы, словно чьи-то большие, загадочные глаза. Где это он и почему свет отражался от каждого предмета — от приборов, от разных больших и маленьких никелированных ручек и кнопок, от стен, обитых желтой кожей, от кресел, — от всего, что было вокруг? Отражался и бил прямо в глаза, кладя на сетчатку разнообразные изображения. Это постепенно возбуждало мозг, и Плугарь проснулся окончательно. Да, это не сон, это действительность! Они на Луне, и надо, надо действовать.

Он сел, поглядел на Ольгу, лежавшую на боку, словно она прислушивалась к чему-то, на своих помощников, которые раскинулись в безмятежном сне. Ему было жаль их будить. Но программа исследований огромна, а запасы кислорода и продуктов ограничены, дорог каждый час.

Иван Макарович поднялся и коснулся Олиного плеча. Она сразу же проснулась.

— Вставай, — сказал он почему-то тихо. — Буди хлопцев.

Ольга протерла кулаками глаза. «Совсем еще ребенок», подумал Иван Макарович и подошел к иллюминатору. Ольга тем временем вскочила, — несколько полная в своем лыжном костюме.

— Земляки! Подъем!

Хлопцев словно пружиной подкинуло. Потягивались, — отдохнувшие, сильные.

— Это верно, что здесь мы земляки! — сказал Загорский. Ничего не скажешь, хоть на земле и родились за тысячи километров друг от друга.

— Где родились, неважно. Главное, что мы с Земли, а значит земляки, — присовокупил Милько.

— Э, нет! — возразила Ольга. — Если подходить с такой точки зрения, то правильнее сказать о нас «земляне», так же как о жителях Марса «марсиане»…

— Ну, ладно, земляки или земляне, — вмешался Плугарь, отдохнули?

— Да, Иван Макарович! — в один голос ответили Милько и Загорский.

— Вот и хорошо. Теперь, значит, за работу. Сегодня мы должны собрать и испытать наш вездеход.

— Сейчас мы вдохнем в него душу, — кивнул головой Милько и бросился открывать багажники, в которых были сложены многочисленные части и детали вездехода, — они везли его в разобранном виде. Загорский помогал товарищу, а когда ящики и пакеты были извлечены, в работу включился и Иван Макарович.

— Да мы и сами управимся! — сказал Загорский. И он говорил искренне. Юноши считали, что собрать вездеход — дело совсем легкое. Но они не учли одного: условия на Луне очень отличаются от земных… И вскоре они это почувствовали — как только начали выносить все эти ящики и пакеты из корабля на поверхность Луны. Всем пришлось одеть скафандры, обвешаться кислородными баллонами. Это, конечно, очень затрудняло и замедляло работу.

Делали так: клали ящик в воздушный шлюз и выкачивали воздух. Потом открывали люк и при помощи прочной веревки спускали груз вниз. Это было много легче, чем на Земле, ибо мускульная сила людей оставалась прежней, а вес предметов на Луне уменьшился в целых шесть раз! Тут даже профессор, человек, не привыкший к физическому труду, — мог поднять намного больше, чем тяжелоатлет на Земле! Однако снимать с ракеты, которая огромной сигарой высилась над поверхностью Луны, многочисленные детали машины, а потом собирать, монтировать их, «вдыхать душу», по выражению Михаила Милько, — дело сложное. Но работа не прекращалась ни на минуту. Если бы на Луне были жители, они увидели бы такую картину: из люка высоченной ракеты, опиравшейся металлическими треногами на каменистую поверхность Луны, спускался на веревке ящик. Внизу отвязывала его и отодвигала в сторону высокая фигура с большущей круглой головой (это был Загорский). Веревка поднималась и исчезала в чреве ракеты, чтобы вскоре снова спустить ящик или какую-нибудь деталь. А когда выгрузку закончили, из люка, сперва по металлическим скобам, потом по лестнице спустились еще два большеголовых существа (Милько и профессор). Сходили по одному, осторожно, держась за верхнюю ступеньку и нащупывая ногой нижнюю, хотя могли бы просто спрыгнуть.

Вскоре у основания ракеты образовалась настоящая строительная площадка. И селениты могли бы воскликнуть: «О, сыны Земли! Всегда вы что-то строите!»

Сперва Милько открыл ящики, в которых лежали стальные гусеницы. Разложили их на «земле» — две блестящие ленты. Потом стали монтировать на них скаты и раму. Управившись с ходовой частью, взялись за моторную группу и трансмиссию. Крышу кузова машины выложили кремниевыми плитками — они будут превращать солнечные лучи в ток и питать электромотор. Управление вездеходом было аналогично тому, которое имеют гусеничные тракторы: бортовые фрикционы.

Солнце коснулось ломаной линии высоких горных вершин, то скрываясь на некоторое время за острореберными шпилями, то снова брызгая лучами из-за них, а работа все еще не была закончена. Все трое устали, проголодались. Да и то сказать: надо было подогнать сотни деталей, закрепить их шпильками, хомутками, а то и просто шурупами — сколько кропотливого труда!

Иван Макарович любовался, как юноши орудуют ключами. Особенно Михаил. «Люди умственного труда, как привыкли они к физическому! — думал профессор. — Любо посмотреть!»

А когда машина была полностью собрана, Иван Макарович пожал ребятам руки, хотя сделать это как следует мешал скафандр.

— Спасибо, большое спасибо, товарищи! — говорил он через свою портативную рацию. — А теперь — отдыхать!

Но Милько сперва жестами, а затем через свой передатчик попросил разрешения испытать машину. Ивану Макаровичу и самому не терпелось убедиться, как будет работать мотор, поэтому долго уговаривать его не пришлось. В знак согласия он махнул рукой.

Милько сел за рычаги. Загорский — рядом. Иван Макарович выжидательно глядел на Милько — механик возился у щитка и рычагов управления. Минута — другая… Наконец корпус машины дрогнул, и она совсем беззвучно тронулась с места.

Непривычно было видеть, как из-под гусениц взлетали пыль и мелкие камни, — видеть, а звуков не слышать!

Ничто не могло нарушить вековечной тишины этой мертвой планеты.

Милько сделал большой круг и, остановившись около профессора, выключил мотор. За стеклами скафандра Плугарь видел его торжествующие глаза. Радостные, счастливые, поднимались путешественники в кабину своего космического корабля, где их уже давно ждал обед.

— Ого! — воскликнул Загорский, скинув комбинезон, — когда же это вы, Ольга, успели сбегать в местный гастроном?

— Ешьте, ешьте, — улыбалась Ольга. — Вы это заработали, одна я лодырничала.

— Это было бы настоящее счастье, — заметил Милько, — если б медицина все время лодырничала.

Так, перебрасываясь шутками, наслаждаясь звуками своих голосов, сели они обедать — одна дружная семья.

ВЕЗДЕХОД ТРОГАЕТСЯ В ПУТЬ

Пока Иван Макарович сидел, задумавшись, над картой Луны, Милько, Загорский и Ольга не сводили с него глаз. Кого из них возьмет он в первое путешествие?

А ученый совершенно не замечал их настороженного ожидания. Он определял маршрут.

«Безусловно, — размышлял Иван Макарович, — одним из наиболее неразгаданных для науки явлений на Луне являются радиальные лучи цирка Тихо. Куда же брать курс, как не туда? Вот оно — светлое сияние величавого кратера — отчетливо видно на фото. Словно застывший образ Солнца, гигантский его рисунок, созданный самой природой…»

Иван Макарович измеряет расстояние. Получается немалая цифра — около двухсот километров. А с какой скоростью они могут передвигаться по совершенно незнакомой поверхности, да еще без дорог?

— Какая скорость нашей машины? — спрашивает у Милько профессор.

— По хорошей дороге — до ста двадцати километров.

— По хорошей дороге… — повторил Плугарь. — Вы еще скажете — по асфальту. А здесь, — он показал карандашом на иллюминатор, — сколько здесь?

Милько ответил не сразу.

— Ну что ж, — начал он после минутного раздумья, — тормоза хорошие, пожалуй, на открытой местности можно ехать в среднем километров сто в час.

— А как вы считаете, Николай? — обратился профессор к Загорскому.

— Видите, Иван Макарович, условия, в которых испытывался вездеход на Земле, все-таки значительно отличались…

— Это известно.

— Я думаю, что мы не сможем дать даже ста километров. Да это в конце концов и не нужно. Если машина позволит нам охватить местность хотя бы в радиусе пятнадцати-двадцати километров, — то и этого, я думаю, будет совершенно достаточно. Ведь на каждом шагу для нас все здесь ново.

Иван Макарович молча поглядел на Загорского, поднялся и подошел к иллюминатору.

— Нет, — сказал он тихо, как бы обращаясь к самому себе. — В науке нельзя ограничиваться малым, нельзя удовлетворяться только тем, что лежит рядом. Пятнадцать километров? — он повернулся к экипажу. — Да разве для этого стоило конструировать, строить и брать в такое путешествие вездеход? Мы и пешком бы прошли, вприпрыжку!