Гиперборейские тайны Руси - Валерий Никитич Демин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Естественно, первый вопрос, который может возникнуть: не связана ли былина о Садко с преданиями о самом знаменитом певце Орфее, который играл на лире так, что замирало все живое. Дошедшие до наших дней сказания ничего не говорят о его контактах с морскими божествами (в эллинской мифологии их было несколько: Океан, Понт, Нерей Тавмант, Форкий, Посейдон), хотя Орфей, как известно, был в числе аргонавтов, совершивших одно из самых длительных и дальних плаваний в античной истории. Под конец жизни он стал жрецом Аполлона и открыто выступал против кровавых жертвоприношений. За то и пострадал: его на куски разорвали менады во время одной из своих сексуальных оргий, а голову певца-кифарида бросили в реку. Лишь данный трагический эпизод хотя и несколько формально, но все же сопрягается с тем местом в русских былинах, где Морской царь требует в качестве выкупа «живую голову» гусляра и певца Садко.
Недвусмысленные параллели между былинами так называемого новгородского и фольклорными сказаниями других народов прослеживаются самым неожиданным образом. Так, в амурской сказке о храбром Азмуне, широко известной благодаря блестящему переводу писателя Д.Д. Нагишкина, рассказывается, как нивхский богатырь, чтобы спасти приютивший его народ от голодной смерти, отправляется за помощью к Морскому владыке Тайрнадзу и играет ему на народном музыкальном инструменте кунгахкеи. Игра и музыка так понравились Морскому владыке, что в обмен на инструмент он согласился спасти весь нивхский народ. А вот и другой результат фантастической сделки:
«Загудела, зажужжала кунгахкеи: то будто ветер морской, то словно прибой, то как шум деревьев, то будто птичка на заре, то как суслик свистит. Играет Тайнрадз, совсем развеселился. По дому пошел, приплясывать стал. Зашатался дом, за окнами волны взбесились, водоросли морские рвутся – буря в море поднялась».
Узнаете? Конечно: это же Садко в Подводном царстве играет на гуслях Морскому царю, а тот отплясывает так, что на поверхности поднимается жесточайшая буря (рис. 12):
Как начал играть Садко в гусельки яровчаты,
Как начал плясать Царь Морской во синем море,
Как расплясался Царь Морской.
Играл Садко сутки, играл и другие,
Да играл еще Садко еще и третии,
А все пляшет Царь Морской во синем море.
Во синем море вода всколыбалася,
Со желтым песком вода смутилася,
Стала разбивать много кораблей на синем море,
Стало много гинуть именьецев,
Стало много тонуть людей праведных…
Похожий сюжет встречается и в китайском фольклоре. Искусный игрок на флейте Сань Лан приводит в буйный восторг и неистовство драконоподобного владыку Подводного царства (рис. 13). Проводились также параллели между эпизодом в Подводном царстве и концовкой 41-й руны «Калевалы», где Вянямёйнен завораживает игрой на кантеле морского бога Ахто.
Рис. 12. Пляска Морского царя. Художник Л. Фалин
У нашего Садко непростые и запутанные отношения с Морским царем. Судя по некоторым из вариантов былин, знакомы они были задолго до того, как новгородский гусляр оказался в Подводном царстве. Первая встреча произошла еще на родной земле, на берегу Ильмень-озера:
Как пошел Садке (так!) к Ильмень-озеру.
Садился на бел горюч камень
И начал играть в гусельки яровчаты.
Как тут-то в озере вода всколыбалася,
Показался Царь морской.
Вышел со Ильменя со озера. <…>
Морской царь оказался в Ильмень-озере не случайно. В мифологиях разных народов владыки водной стихии предстают хозяевами не только морей и океанов, но также рек и озер (последние в индоевропейской традиции считаются детьми Морского царя). В дальнейшем в славяно-русском фольклоре Морской царь превратился в дедушку Водяного и поселился чуть ли не в каждой речушке, озере и даже пруде (по этнографическим записям, в некоторых местностях уверяли, что в разных концах озера живут разные водяные). Несмотря на ласковый эпитет «дедушка», русский водяной – довольно-таки злобное, коварное и опасное существо. Он постоянно топит любого неосторожного купальщика, утаскивает к себе в подводные чертоги детей и молоденьких девушек (последних упорно преследует даже на суше) и постоянно требует жертв – людей и животных. Византийские историки и русские летописцы в один голос утверждают, что славяне-язычники регулярно приносили в жертву озерам и рекам живых людей – особенно пленников. Персидская княжна, принесенная в жертву матери-Волге Стенькой Разиным, – реальный отголосок тех стародавних традиций.
Рис. 13. «Китайский Садко» Сань Лан ублажает Морского владыку игрой на флейте. Художник Марсель Лаверде (иллюстрация из книги «Море: мифы и легенды». Париж – Москва. 1994)
Имя новгородского гусляра – Садко – на первый взгляд кажется если не загадочным, то уж непривычным – точно. На самом деле в его основе лежит самый что ни на есть обычный лексический корень «сад», в свою очередь дающий множество однокоренных слов с целой гаммой смысловых оттенков. Происхождение русского слова уходит в самые глубины общеиндоевропейской традиции: в древнеиндийском (ведийском) языке sadayati означало то же самое, что и в современном русском – «сажает». Загадка былинного имени кроется совсем в другом. Дело в том, что утвердившаяся вокализация имени – Садко – далеко не единственная фонетическая форма. Мало у кого из былинных героев имя произносится так по-разному: Садке (им. падеж), Садка (им. падеж), Садок, Сотко. Все эти формы пытались интерпретировать по смыслу и генезису. Например, один из самых выдающихся русских филологов академик Федор Иванович Буслаев (1818–1897) высказывал предположение, что Садок – не что иное,
