Водный мир. Герилья (СИ) - Быченин Александр Павлович

И всё равно стрёмно. За те полтора месяца, что я провёл в статусе дей-ствующего главы клана, на меня как только не пялились — в основном, ко-нечно, с ненавистью. Где с тщательно скрываемой, а где и в открытую. Но чтобы вот так, с буквально обжигающим любопытством? Что-то не припомню. Даже чуточку обидно стало. За что такая честь Эмилии? За то, что смазливая девица? Хотя о чём я! Просто за то, что ей повезло, а всем остальным — не очень. Ещё немного, буквально час-полтора, и эмоциональный диапазон толпы сместится из зоны любопытства в зону тихой зависти. Ну а там и до ненависти рукой подать. И вот это мне уже очень хорошо знакомо, хе-хе.

Кстати, Валентин Егорович Майский, племянник старого Клима Дмитриевича, отметившегося на разборке с Авериными, на меня поглядывал вполне себе доброжелательно. Ну, насколько это вообще возможно при его внешности — Валентин отличался кряжистой фигурой и звероватой физиономией, особенно жуткой, когда он улыбался. Говорят — говорят! — на заре своей клановой карьеры он одним лишь взглядом наводил на оппонентов такой ужас, что те сразу же соглашались на все выдвинутые Майским условия, лишь бы поскорее избавить себя от столь сомнительной компании. А между тем Валентин Егорович ни словом, ни делом не давал повода для подобного отношения. Ну вот не повезло ему уродиться живым подтверждением принципа «внешность обманчива»! Однако ум, рассудительность и категорическое нежелание лезть на рожон очень быстро расставили всё по своим местам. И возглавил славный род Майских сей муж вполне заслуженно. Я, конечно, с ним накоротке не знаком, в отличие от батюшки… но Илья Фаддеевич Валентина даже уважал. Немножко, самую чуточку, но тут важен сам факт. Потому что отношение моего почтенного родителя к подавляющему большинству представителей гессионской аристократии варьировалось от ненависти до презрения. Крайне редко до полного безразличия. И только для самого главного Майского отец сделал исключение.

А ещё Валентин абсолютно не страдал самоуничижением и умел в са-моиронию. Например, прекрасно представляя все недостатки собственной внешности, сегодня он облачился в костюм-тройку. Почти как и я, но не со-всем стандартный бриттиш-стайл: да, брюки с острейшими стрелками, да, туфли лаковые, да, жилет с шёлковым отливом. И всё это чернее самой ночи. Плюс белоснежная сорочка и галстук в тон основному облачению. Вот только дополнял всё это самый настоящий кафтан с широкими обшлагами и затейливым шитьём по карманам, вороту и тем самым обшлагам. Казалось бы, тоже чёрное на чёрном. Банальщина. Ан нет! Даже при звероватой роже образ получился абсолютно законченным и ничуть не комическим. Я бы сказал, тут присутствует мастерская игра на контрастах. Только трости, перчаток и цилиндра не хватает. Впрочем, все эти аксессуары на приёме излишни. Вот на прогулке, или, скажем, на променаде — совсем другое дело. Но и без того Валентин Егорович произвёл на мою спутницу неизгладимое впечатление — мы шли под ручку, и она машинально усилила хватку и чуть сильнее, чем приличествует, прижалась ко мне.

— Рад приветствовать вас в резиденции рода Майских, Иван Ильич! — чуть склонив голову, даже не произнёс, а пророкотал хозяин мероприятия. — Это для нас честь.

Н-да… наверное, никогда к такому низкому басу не привыкну. Зато никакого диссонанса — голосина под стать телосложению. Да и заключительную фразу построил грамотно. Тут ведь что главное? Правильно, акцент. Согласитесь, есть разница между «для нас это честь» и «это для нас честь». В первом случае основное ударение на «для нас», и это как бы принижает род Майских. Второй же вариант куда более нейтрален. И вот в этом весь Валентин Егорович. Детали, детальки и деталюшки.

— Весьма польщён приглашением, Валентин Егорович, — вернул я лю-безность. — И рад представить мою… кхм… спутницу: Эмилия Андреевна Ясенева-Елагина!

— Очень приятно, сударыня, — облобызал протянутую руку Майский.

Всё, как положено: дама — книксен, господин — ритуальное касание тыльной стороны запястья губами. Строго говоря, даже без физического контакта, главное, чтобы со стороны было незаметно. И это тоже отдельное искусство.

— Что ж, дорогие гости, — отступил на шаг назад Валентин Егорович, — не смею вас больше обременять условностями! Чувствуйте себя, как дома!

— Обязательно, — усмехнулся я.

— Кстати, Иван Ильич?..

— Да, сударь мой Валентин Егорович?

— Смею ли я надеяться, что вы уделите мне толику внимания?

— Естественно, Валентин Егорович! Но, если позволите, чуть позже.

— Конечно, Иван Ильич! — снова одарил меня коротким поклоном Майский. И обвёл залу широким жестом: — Не стесняйтесь, прошу вас!

Ну вот, что я говорил? Сейчас мы с Эмилией с четверть часа покурси-руем от стола к столу и от компании к компании, в зависящем только от моей благосклонности порядке, а потом Милли отправится в свободное плавание. И тогда останется только пожелать ей удачи. Ну и ещё терпения и самообладания, чтобы невзначай не пристукнуть какую-нибудь особо назойливую великосветскую клушу. Мне-то всяко проще будет — я, и только я, буду определять, с кем общаться. И все будут, как миленькие, молча стоять и ждать. А вот Эмили и разорвать ненароком могут, если местная СБ слабину даст. Хотя, если по совести, не тот это случай. Тут скорее толпа костей не соберёт, если Милли сочтёт сложившуюся обстановку хоть сколько-то угрожающей. И неважно, ей или мне.

… собственно, как я предсказывал, так и вышло: минут примерно через двадцать я, уже в гордом одиночестве и как бы невзначай, снова пересёкся с Валентином Майским. И даже не стал возражать, когда тот деликатно, но настойчиво увлёк меня в… скажем так, некое место для бесед по душам. Почти всегда на подобных мероприятиях нечто подобное предусмотрено, но на сей раз меня провели в святая святых: укромный кабинет, практически копию моей собственной «берлоги» в клановой резиденции. Разве что цветовая гамма чуть иная, да кресел целых пять, установленных полукругом напротив монструозного камина. Сейчас, кстати, не зажжённого, ибо не сезон. А вот столик со всеми положенными принадлежностями для вдумчивого времяпрепровождения — сигарами, элитным алкоголем и лёгкими закусками — присутствовал.

Я даже слегка удивился. Типа, ого, кабинет для самых почётных гос-тей! Уровня главы рода или как минимум уважаемого старейшины, с кото-рыми было бы неуместно общаться в местах общего пользования, пусть и относительно общего, конечно же. Я же сейчас ни то, ни другое. Интересно, с чего бы такая честь?

— Вижу, заинтригованы, сударь мой Иван Ильич? — понятливо усмех-нулся Валентин Егорович. И широким жестом обвёл полукруг кресел: — Устраивайтесь, уважаемый гостюшко!

— С удовольствием! — поддержал я игру. И плюхнулся в ближайшее, оно же крайнее, кресло. — Кстати, чем обязан такой… чести?

— А вы разве здесь ещё не бывали, Иван Ильич? Странно…

— Вы меня с кем-то путаете, Валентин Егорович. Скорее всего, с моим почтенным батюшкой.

— Да, точно! — рассмеялся хозяин кабинета. — Что ж, пришло и ваше время, Иван Ильич! Раньше-то, помнится, вы подобных мероприятий старались избегать…

— Мог себе позволить, — с сожалением вздохнул я.

— Все мы растём, — пожал плечами Майский. — В том числе и над собой. И очень многое от нас с вами не зависит, сударь мой Иван Ильич. Дела рода — они такие.

— Но, может, в таком случае следовало бы пригласить Илью Фаддеевича? Дела рода, как-никак!

— Отнюдь, Иван Ильич. Отнюдь. Род это род, клан это клан. Но сейчас меня — и не только меня — интересуете именно вы. Как личность.

— Э-э-э… стесняюсь спросить: а почему? — немного растерялся я. — То есть чем обязан?

Как-то не рассчитывал я на подобный индивидуальный подход. Думал, обычная великосветская рутина: выпить с этим, перекинуться парой слов с тем, засвидетельствовать своё почтение перед хозяином приёма. А тут нежданно-негаданно на конфиденциальный разговор угодил…

— Честно говоря, сударь мой Иван Ильич, основная причина — ваша… э-э-э… только не обижайтесь, умоляю! Ваша, кхм, полная… я даже не побоюсь этого слова, тотальная непредсказуемость, — огорошил меня Валентин Егорович. — Проще говоря, люди хотят иметь хотя бы приблизительное представление о том, чего от вас можно ожидать.