Полуночный танец дракона (сборник) - Рэй Брэдбери

Выждав минуту-другую, я поднял трубку.

– Эй, там, – послышалось из трубки. – С вами говорит Джо Самасука из кинотеатра «Самурай Джо Самасука»! Мы назначили на восемь тридцать премьеру потрясающей японской ленты. Вся беда в том, что наша пленка застряла на фестивале то ли в Пакоиме, то ли в Сан-Луис-Обиспо. Такие дела. Может быть, у вас найдется девяностоминутный широкоэкранный фильм о самураях или, на худой конец, что-нибудь вроде китайской сказки? Я готов выложить за него пятьдесят монет. Короче, что у вас есть о крутых парнях, которые сухими выходят из воды?

– «Остров бешеных обезьян»?

Мой собеседник никак не отреагировал на это предложение.

– «Две тонны кошмара»?

Хозяин кинотеатра «Самурай Самасука» потянулся к рычажку телефонного аппарата.

– «Полуночный танец дракона»! – завопил я.

– В самый раз. – Слышно было, как он закуривает. – Дракон так дракон. Скажите, не могли бы вы закончить монтаж и озвучку часа эдак через полтора?

– Вот такие пироги! – сказал я, повесив трубку.

– «Полуночный танец дракона», говоришь? – поинтересовался появившийся в дверях Аарон. – У нас отродясь такого фильма не было.

– Смотри! – Я выложил перед камерой ряд из заглавных букв. – Сейчас «Остров бешеных обезьян» превратится в «Полуночный танец дракона» со всеми вытекающими отсюда последствиями!

Я переименовал фильм, в два счета разобрался с музыкой (прокрутив задом наперед запылившиеся записи Леонарда Бернстайна[10]) и отнес все двадцать четыре бобины с пленкой в наш «фольксваген». Вообще-то фильм умещается на девяти бобинах, но монтируют его обычно на катушках поменьше, чтобы с ними было легче возиться. Времени на перемотку нашего эпоса у меня, как вы сами понимаете, не оставалось. Придется уж этому Самасуке поработать с двумя дюжинами катушек.

Мы лихо подрулили к кинотеатру и понесли наши драгоценные бобины в киноаппаратную. Дышавший шумно, как Кинг-Конг, человек, от которого ужасно разило хересом, тут же заграбастал все части фильма, отнес их в свою будку и закрыл за собой металлическую дверь.

– Эгей, мы так не договаривались! – воскликнул Аарон.

– Нужно забрать у них деньги еще до начала фильма, – сказал я. – Иначе, боюсь, будет поздно.

Мы стали спускаться по лестнице.

– Конец, всему конец! – послышались снизу горестные крики.

Мы увидели внизу несчастного Джо Самасуку, который едва ли не плача взирал на толпившихся возле входа зрителей.

– Джо! – сказали мы в один голос. – Что с тобою стряслось?

– Каквыне понимаете, – простонал он. – Я разослал телеграммы, но они все равно явились на премьеру: «Верайети», «Сатердей ревью», «Сайт-энд-саунд», «Манчестер гардиан», «Авангард синема ревью». О, дайте же мне ядовитой американской пищи, я хочу умереть!

– Спокойствие, Джо, – попытался успокоить его Аарон. – Наш фильмец не так уж и дурен.

– Кто их знает, – покачал я головой. – Это ведь суперснобы. Не ровен час, после нашего фильма они вспомнят о «Харакири продакшн».

– Главное – спокойствие, – как ни в чем не бывало заметил Аарон. – В ближайшем баре можно пропустить рюмочку-другую. Пошли.

Судя по бравурным звукам проигрывавшихся задом наперед опусов Дмитрия Темкина[11], фильм уже начался.

Мы понеслись в бар. Однако не успели мы выпить по двойной порции успокоительного, как из зала послышались дружные вздохи и охи, походившие на шум набежавшей на берег океанской волны.

Мы с Аароном открыли дверь зала, силясь понять, какой танец исполняет наш неподражаемый дракон.

Увидев изображение на экране, я вновь рванулся к запертой металлической двери аппаратной и принялся барабанить по ней кулаками.

– Болван! Гнида! Ты перепутал катушки! Вместо четвертой бобины ты взял вторую!

Вскоре ко мне присоединился и запыхавшийся Аарон.

– Послушай, – сказал он, прислонившись к двери.

Из аппаратной доносились булькающие звуки.

– Похоже, он что-то пьет.

– Он и без того уже в стельку пьян!

– Знаешь, – сказал я, взмокнув от волнения, – фильм идет всего пять минут. Может быть, они ничего не заметят. Эй ты! – заорал я, лягнув по двери ногой. – Считай, что мы тебя предупредили! Немедленно расставь бобины по порядку!

Я взял под руку дрожавшего то ли от волнения, то ли от негодования приятеля и сказал:

– Аарон, нам нужно выпить еще по одной успокоительного.

Едва мы выпили еще по мартини, как из зала вновь послышался оглушительный шум прибоя.

Я понесся к залу, взбежал по лестнице, ведущей к аппаратной, и стал скрестись в окованную сталью дверь.

– Маньяк! Убийца! Зачем ты поставил шестую катушку? Немедленно смени ее на третью! Как только ты откроешь дверь, я придушу тебя собственными руками!

Слышно было, как он открыл… очередную бутылку и направился в глубь аппаратной, то и дело спотыкаясь о жестяные коробки с бобинами.

Обезумев от горя, я, подобно герою «Медеи», принялся рвать на себе волосы и вернулся к Аарону, задумчиво рассматривавшему содержимое своего стакана.

– Скажи мне, ты когда-нибудь видел трезвых киномехаников?

– А ты видел китов, которые не умели бы плавать? – ответил я вопросом на вопрос. – Ты видел левиафанов, которые камнем шли бы ко дну?

– Да ты поэт, – уважительно сказал Аарон. – Валяй дальше.

– Мой шурин пятнадцать лет работал киномехаником в «Трайлакс Студио» и все эти годы, что называется, не просыхал.

– Нет, ты только вдумайся!

– Я только и делаю, что вдумываюсь. Бедолаге пришлось пятнадцать лет кряду следить за перипетиями «Седла греха», раз за разом крутить «Горное гнездышко» и мучиться с перемонтированными «Сетями страсти». Подобные потрясения могут в два счета сломить кого угодно. Я уж не говорю о кинотеатрах с безостановочным показом. Ты мог бы девяносто раз подряд смотреть «Харлоу» с Кэрролл Бейкер[12]? Подобное трудно даже представить, верно? Разве это не безумие? Экранные кошмары, бессонные ночи, импотенция. Нет ничего удивительного в том, что ты начинаешь пить. В этот самый час в Америке с ее неприступными фортами и сверкающими неоновой рекламой городами нет никого пьянее киномехаников, с которыми никогда не сможет тягаться даже видавшая виды подзаборная публика. Если они не будут пить, они просто погибнут.

Мы допивали мартини уже молча. При мысли о разбросанных по всему континенту десятках тысяч киномехаников с их стрекочущими аппаратами и бутылками я даже прослезился.

Из зала вновь послышался какой-то шум.

– Сходи посмотри, что делает этот псих, – сказал Аарон.

– Я боюсь.

Зал сотрясался от эмоций.

Мы в очередной раз покинули бар и взглянули на окошко аппаратной.

– Всего у него двадцать четыре бобины, верно? Аарон, ты мог бы прикинуть количество их возможных комбинаций? Девятая вместо пятой. Одиннадцатая вместо шестнадцатой. Восьмая вместо двадцатой. Тринадцатая…

– Заткнись, – угрюмо буркнул Аарон.

Мы принялись нервно прогуливаться вкруг квартала и обошли его шесть раз. Из зала теперь доносился не просто шум, но скорее рев обезумевшей толпы.

– Господи, похоже, они уже ломают сиденья…

– Ну, вряд ли.

– Они поубивают всех своих родных и близких!

– Кинокритики? Аарон, ты когда-нибудь видел их родных и близких? Здесь эполеты. Там лычки. Раз пять в неделю качаются в тренажерном зале. Даже в свободное время они то и дело спускают на воду боевые корабли. Какие уж тут близкие? У них и дальних-то нет…

В полночной тьме из зала доносились вопли и свист.

Я приоткрыл дверь и взглянул на экран.

– Девятнадцатая вместо десятой.

В тот же миг из кинотеатра пошатываясь вышел его хозяин. По его бледным щекам катились слезы.

– Что вы со мной сделали! Во что вы меня превратили! – вскричал он. – Ублюдки! Недоноски! Прохиндеи! Кинотеатра «Самурай Джо Самасука» больше не существует!

Он орал с такой надсадой, что я стал беспокоиться о его здоровье.

– Не надо так, Джо, – сказал я. – В конце концов, чего только в жизни не бывает.

Музыка играла все громче. Напряжение нарастало с каждой секундой. Казалось, еще немного – и раздастся страшный, всеразрушающий взрыв, который отделит материю от сознания, как мясо от костей.

Отшатнувшись, Джо Самасука сунул мне в руки какой-то ключ и пробормотал:

– Вызовите полицию, пригласите уборщиков мусора и заприте оставшиеся двери. Мне звонить не надо, я свяжусь с вами сам.

В следующее мгновение он уже исчез.

Конечно же, нам следовало бы присоединиться к нему, но тут раздались оглушительные финальные аккорды фильма (Берлиоз вперемешку с Бетховеном), после чего установилась мертвая тишина.

Мы с Аароном обреченно повернулись к запертым дверям кинотеатра.

Створки дверей распахнулись, и из них на мостовую хлынула совершенно обезумевшая толпа, похожая на многоглазого, многорукого и многоногого бесформенного зверя.