Искаженные слова Иисуса. Кто, когда и зачем правил Библию - Эрман Барт Д.

Чтобы разобраться в этой первой попытке сформировать канон, необходимо подробнее рассмотреть показательное учение Маркиона. Его всецело захватило изучение жизни и трудов апостола Павла, которого Маркион считал единственным «истинным» апостолом с первых дней существования церкви. В некоторых из посланий, например к Римлянам и Галатам, Павел учит, что надлежащее предстояние перед Богом приходит только с верой в Христа, а не в результате действий, предписанных иудейским законом. Из этого различия между законом иудеев и верой в Христа Маркион сделал вывод, который он считал логичным: Закон абсолютно отличен от Благой вести Иисуса. По сути дела, Закон и Благая весть (Евангелие) настолько различны, что они просто не могли исходить от одного и того же Бога. Маркион заключил, что Бог Иисуса (и Павла) не является Богом Ветхого Завета. Речь идет о двух разных Богах: Боге иудеев, который сотворил мир, назвал Израиль Своим народом и дал ему суровый закон, и Боге Иисуса, который послал Христа в мир, чтобы спасти людей от гнева и возмездия Бога Творца иудеев.

Маркион считал, что так понимать слова Иисуса учил христиан сам Павел, поэтому в его канон вошли десять посланий Павла, имеющихся в его распоряжении (все новозаветные, кроме пастырских Первого и Второго посланий к Тимофею и Послания к Титу); и поскольку Павел иногда обращался к своему «Евангелию», Маркион включил в свой канон и его, ныне известное как Евангелие от Луки. Этими трудами он ограничился. Канон Маркиона состоял из одиннадцати книг: в него не был включен Ветхий Завет, но он содержал всего одно евангелие и десять посланий. Кроме того, Маркион пришел к выводу, что лжеверующие, то есть те, чьи представления о вере отличались от его представлений, распространяли эти одиннадцать книг, переписывая их, вырывая по клочку там и сям, подгоняя их под собственные убеждения, в том числе «ошибочное» мнение, будто Бог Ветхого Завета также является Богом Иисуса. И Маркион «исправил» одиннадцать книг своего канона, вычеркивая из них ссылки на ветхозаветного Бога или на сотворение как на труд истинного Бога, или на закон, которому полагается следовать.

Как мы увидим далее, попытка Маркиона привести священные книги в соответствие с его богословскими взглядами и пророчествами путем фактического изменения текста этих книг не была беспрецедентной. И до и после Маркиона переписчики раннехристианской литературы время от времени вносили в тексты изменения, чтобы придать им тот или иной смысл по своему разумению.

«Ортодоксальный» канон после Маркиона

Многие ученые убеждены, что христиане вплотную занялись формированием будущего новозаветного канона, действуя именно в противовес Маркиону. Любопытно, что во времена Маркиона Иустин довольно туманно намекал на некие «сказания апостолов», не уточняя, которые из этих книг (предположительно евангелий) признаны церковью и почему, в то время как спустя примерно тридцать лет другой христианский автор, в той же мере враждебный Маркиону, занял гораздо более официальную позицию. Это был епископ Лионский из Галлии (современная Франция) Ириней, автор пятитомного труда против таких еретиков, как Маркион и гностики; именно он имел совершенно четкие представления о том, какие книги следует считать каноническими.

В часто цитируемом отрывке из его труда «Против ересей» Ириней говорит, что не только Маркион, но и другие «еретики» ошибочно полагают, что Писанием должно считаться лишь одно из евангелий: иудействующие христиане (евиониты), убежденные в правильности закона, пользуются только Евангелием от Матфея; другие группы, отделяющие Иисуса от Христа, признают только Евангелие от Марка; Маркион и его сторонники приняли лишь Евангелие от Луки (одну из версий), а группа гностиков, названных последователями Валентина, — только Евангелие от Иоанна. Однако все перечисленные заблуждаются, поскольку

невозможно, что Евангелий было числом больше или меньше, чем их есть. Ибо, так как четыре страны света, в котором мы живем, и четыре главных ветра, и так как Церковь рассеяна по всей земле, а столп и утверждение Церкви есть Евангелие… то надлежит ей иметь четыре столпа… ( Против ересей, 3.11.8)

Иными словами, если есть четыре стороны света, четыре ветра, четыре столпа, значит, и евангелий должно быть четыре.

Итак, к концу II века появились христиане, считавшие евангелиями труды Матфея, Марка, Луки и Иоанна и утверждавшие, что их не больше и не меньше.

Споры о составе канона продолжались несколько столетий. По — видимому, христиане в массе стремились выяснить, какие из книг следует считать авторитетными, чтобы: (1) знать, какие книги надлежит читать на богослужениях и в конечном счете (2) знать, каким книгам можно доверять как надежным источникам сведений о вере и поведении. Окончательные решения о том, какие книги считать каноническими, не были приняты без труда, сами собой: дебаты оказались изнурительными, затяжными, порой ожесточенными. Сегодня многим христианам может показаться, что канонический Новый Завет просто появился сам собой вскоре после смерти Иисуса, однако это предположение бесконечно далеко от истины. Как выяснилось, мы в состоянии узнать, когда христианин, реально существовавшее лицо, перечислил двадцать семь книг нашего Нового Завета именно как книги Нового Завета, и указал, что их не больше и не меньше. Как ни странно, этот христианин жил и работал во второй половине IV века, почти через триста лет после того, как были написаны новозаветные книги. Речь идет о влиятельном епископе Александрийском Афанасии Великом. В 367 году н. э. Афанасий направил находящимся под его юрисдикцией египетским церквам ежегодное пастырское послание, в котором указал, какие книги следует причислять к Писанию. В его список вошло двадцать семь книг, все остальные были исключены. Это первый известный нам пример подтверждения состава Нового Завета, полностью соответствующего нашему. Но вмешательство Афанасия не решило проблемы. Споры продолжались десятилетиями, даже веками. Книги, которые мы называем Новым Заветом, были собраны в одном каноническом издании и наконец получили статус Священного Писания только спустя столетия после того, как впервые увидели свет.

Читатели христианской литературы

В предыдущем разделе предметом нашего обсуждения было формирование канона Писания. Но как мы уже видели, в первые века существования христианства приверженцы этой веры писали и читали различные труды, и не только книги, впоследствии вошедшие в Новый Завет. Существовали и другие евангелия, деяния, послания и апокалипсисы, а также описания гонений, жития мучеников, апологии веры, церковные установления, нападки на еретиков, письма с призывами и наставлениями, разъяснения Писания — словом, обширный пласт литературы, которая определила христианство как религию, известную нам сегодня. На этом этапе нашего исследования полезно было бы задать основной вопрос, касающийся всей этой литературы: кто, собственно, читал ее?

В современном мире этот вопрос может показаться диким. Если авторы пишут книги для христиан, значит, люди, читающие эти книги, — по — видимому, христиане. Но если речь идет о древности, вопрос приобретает особую остроту, так как в Древнем мире большинство людей не умело читать.

Современному человеку грамотность привычна, с ней неразрывно связан наш образ жизни. Мы читаем постоянно и ежедневно. Читаем газеты, журналы и книги — биографии, романы, справочники, пособия, книги о диетах, религиозные и философские труды, исторические романы, мемуары и т. п. Но легкость, с которой сегодня мы пользуемся письменным языком, почти не имеет ничего общего с чтением и условиями жизни в древности.

Исследования, посвященные грамотности, показали, что массовая, поголовная грамотность в нашем нынешнем понимании — современное явление, появившееся лишь с началом Промышленной революции[15]. Только усмотрев экономическую выгоду во всеобщем умении читать, государства согласились тратить массу средств — особенно времени, денег и человеческих ресурсов — необходимых для обучения азам грамоты. В странах, где промышленность не развивалась, ресурсы настоятельно требовались для других целей, и грамотность не помогла бы ни экономике, ни благосостоянию общества в целом. В результате вплоть до современного периода почти во всех этих сообществах лишь незначительное меньшинство умело читать и писать.