Разговор с родителями - Винникотт Дональд Вудс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подытоживая все сказанное на этот раз, скажу, что поначалу речь идет об уходе за младенцем и его зависимости от матери, о чем-то вроде веры. Потом это становится вопросом морали; приходится пользоваться материнской версией морали, пока ребенок не разовьет личное моральное чувство. А потом, с объяснениями, возникает наконец основа для понимания, а понимание — это наука и философия. Разве не интересно видеть начало таких великих вещей уже на самых ранних стадиях развития человека?
Еще несколько слов относительно материнского «нельзя» или «нет». Не является ли оно первым знаком отца? Отчасти отцы похожи на матерей и могут ухаживать за ребенком и вообще выполнять массу женской работы. Но, мне кажется, как отцы они появляются на горизонте младенца в виде той жесткой части матери, которая позволяет ей говорить «нет» и настаивать на этом. Постепенно, если все складывается благоприятно, этот принцип «нет» становится воплощенным в самом человеке — Папе, которого любят, и даже уважают, и который может отвесить при случае шлепок-другой, ничего при этом не теряя. Но он должен заслужить свое право шлепать, если собирается это делать — тем, что находится рядом и не принимает сторону ребенка против матери. Поначалу вам может не понравиться идея воплощения «нет», но, возможно, вы поймете, что я имею в виду, если я напомню, что маленькие дети любят, когда им говорят «нет». Они не хотят играть только мягкими игрушками. Им нравятся камни, палки и жесткий пол; нравится, когда им говорят, что пора слезать, не меньше, чем сидеть на руках.
[1960]
Ревность
Что вы думаете о ревности? Хорошо это или плохо? Нормально или ненормально? Было бы полезно, слушая беседу матерей, держать в уме все эти вопросы, когда будет описываться какое-то проявление ревности. Является ли оно тем, чего следует ожидать, или что-то где-то неправильно? Думаю, ответ будет сложным, но нет смысла делать его сложнее, чем это необходимо, поэтому мы сначала поговорим о тех событиях, которые происходят в каждом доме. Я не побоюсь сказать заранее, что, по моему мнению, ревность — нормальное и здоровое явление. Ревность возникает оттого, что дети любят. Если они не способны к любви, то не проявляют и ревности. Впоследствии мы рассмотрим и менее здоровые аспекты ревности, в особенности скрытого характера. Я думаю, вы увидите, что в расказанных этими мамами историях ревность обычно приходит к естественному концу, хотя и может вновь возникать и опять пропадать. В конце концов здоровые дети становятся способными сказать, что ревнуют, и это дает им возможность обсудить, почему; это может немного помочь преодолению ревности. Я думаю, главное, что можно увидеть в ревности — она представляет собой достижение в развитии младенца, указывая на способность любить.
Дальнейшие достижения приносят ребенку способность переносить свою ревность. Первые зерна ревности образуются обычно вокруг рождения нового малыша, но хорошо известно, что ревности не избежать и при наличии в семье всего одного ребенка. Все, что отнимает у матери время, может вызывать ревность так же, как и новый младенец. Я действительно считаю детей, столкнувшихся с ревностью и поладивших с ней, богаче в части личностного опыта. Это мое мнение, а теперь я предлагаю послушать некоторых матерей, отвечающих на вопросы и разговаривающих о ревности.
МАМЫ:
— Миссис С., у вас, как я знаю, восемь детей. Случалось ли, что они ревновали друг к другу?
— Двое или трое из них — да… Первому ребенку было пятнадцать месяцев, когда родился второй. Я кормила младенца, ему было около трех недель, а первый гладил его по голове и говорил «ба-ба», и так нежно… Я спросила: «Да, разве он не чудо?» — и в следующую минуту тон изменился, выражение изменилось… Он стукнул крошку по голове и снова сказал «ба-ба»… И я начала понимать, что он не испытывает особого счастья от появления братика. А через неделю после этого я надевала шляпу, чтобы выйти на улицу, случайно взглянула в окно и увидела, что младенца вот-вот выбросят из коляски на дорожку. Но я тут же все поменяла: посадила старшего на его старое место, а крошку с другой стороны… И так же поступала со всеми ними… И конфликтов в коляске никогда не возникало. Они не любят, когда их выгоняют с их места. А тот ребенок — первый — устраивал сцены, ужасно кричал и топал ногами, я думаю, из-за крошки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Он все еще ревнует?
— Вовсе нет. Он начисто избавился от этого. Он у нас старший и очень гордится остальными, но когда-то это было.
— Миссис Л., а что происходило с вашими тремя?
— Ну, старшему было два года, когда родился брат, и три с половиной, когда родилась сестра. Он был спокойным, счастливым ребенком… А когда впервые увидел брата, то просто не обратил никакого внимания. Мы пытались подготовить его к этому событию; но он просто не понимал.
— Конечно, я полагаю, он был слишком мал.
— Слишком мал, чтобы понять. Его безразличие длилось неделю или две, а потом он вдруг увидел младенца в коляске… А сам он не сидел там уже несколько месяцев, потому что стал уже слишком большим… И все же он горько заплакал.
— А сколько тогда было крошке?
— Около трех или четырех недель, а старший горько плакал… Я думаю, с этого все и началось. И после этого всегда, когда младенца переодевали, он тоже мгновенно становился мокрым или пачкался… И исправился он очень нескоро… Это произошло только тогда, когда он стал старше и начал понимать.
— Что случилось, когда родилась сестра?
— Он всегда относился к ней с большой любовью и нежностью, и второй мальчик тоже.
— А больше не было никаких неприятностей ни с чьей стороны?
— Нет… Но позже, когда брат научился сидеть и реагировать, старший стал агрессивен.
— Вы считали, что это было знаком ревности, или нет?
— О да, безусловно. Однажды я застала его при попытке задушить брата в коляске… И он относился к нему с совершенным презрением. И я боюсь, что мстила иногда за младенца, потому что просто не могла этого вынести. Но не думаю, что это было правильно. Это совершенно не улучшило положения дел.
Дональд Вудс Винникотт:
Все это кажется мне повседневными семейными делами. Я напомню вам возраст этих детей, так как возраст определяет очень многое. Ребенку, который во время кормления гладил брата по голове, а затем попытался выбросить его на дорогу, было пятнадцать месяцев, когда родился младенец. А потом был двухлетний ребенок, который поначалу казался индифферентным. Ему говорили, чего следует ожидать, но, возможно, он был не способен понять. Через три недели после рождения брата, увидев того в коляске, в которой раньше сидел сам, он горько заплакал. Он, при доброжелательном отношении матери, преодолел это. Но позже, когда брат стал садиться и реагировать на окружающее, он стал агрессивным и презрительным, а однажды попытался задушить младенца в коляске. Только к четырем годам он сменил свое отношение на более дружелюбное. Ни он, ни брат никогда не проявляли ревности к сестре.
Вот еще фрагмент беседы.
МАМЫ:
— Миссис Т., как обстоит дело с ревностью среди ваших семерых детей?
— Ну, единственная ревность, которую я заметила, была между девочками.
— А сколько у вас девочек?
— Всего две. Понимаете — сначала мальчик, потом девочка, потом четыре мальчика и еще одна девочка. Джин все спрашивала, спрашивала и спрашивала, вы знаете: «Когда же будет маленькая сестричка?» Каждый раз это был мальчик, и она становилась раздражительной на день или два, но потом это проходило. Ну, а потом она однажды пришла из школы и обнаружила, что у нее появилась маленькая сестричка… И поначалу она, казалось, трепетала от восторга. Беда была в том, что я родила девочку 10-го, а 16-го Джин исполнялось семь лет — никаких гостей, конечно… Я не могла бы с этим справиться. И вот около месяца Джин каждый вечер приходила из школы, пила чай и сразу уходила в постель, где выплакивала себе глаза. Мы ничего не могли с ней поделать, она не хотела слушать… Но я думала, что в конце концов она справилась с этим, что она пришла в себя. И вот вчера малютка лежала больная в кровати, и я попросила Джин, так кротко, как только могла: «Джин, не принесешь ли ты мне ночную рубашку для Патриции?» И Джин отвернулась и сказала: «Нет, с какой стати? Пусть пойдет и возьмет сама — она уже достаточно большая.»