Поручик Державин - Людмила Дмитриевна Бирюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он еще не знал, что занятие стихосложением принесло ему серьезные неприятности. Однажды случилось ему сочинить потешные куплеты об офицере их полка, приударившем за женой полкового секретаря. Стихи не были злыми, и офицер только посмеялся, а вот секретарь затаил обиду и стал мстить. Всякий раз, когда ему поручали перебелить список гвардейцев, представленных к повышению в звании, он "случайно" пропускал фамилию Державина.
***
Наступали тревожные времена… Армия и гвардия глухо роптали, не скрывая недовольства императором-немцем. Всеобщее раздражение достигло предела, когда Петр Федорович велел создать немецкий полк, состоящий из одних голштинцев, и расквартировал его в своей резиденции — Ораниенбауме.
Голштинцам оказывалось явное предпочтение, за что русские солдаты их люто ненавидели и при удобном случае всюду задирали: на смотрах и парадах, в трактирах и на ярмарках. Да и за что их было любить? Немцы держались особняком, лопотали по-своему, получали самое лучшее довольствие и амуницию, да и жалованье их было вдвое выше. А самое обидное было в том, что им легко доставались воинские звания. Два-три месяца — и солдат становился унтер-офицером.
Державин сторонился казарменных возмущений, голштинцев не ругал, а, напротив, часто разговаривал с ними, упражняясь в немецком. Каким-то неизъяснимым чутьем он всегда отделял себя от простых солдат, многие из которых были выходцами из крепостных крестьян и попали в прославленный полк лишь благодаря росту, физической силе и белокурым волосам.
Гвардейские полки в те времена формировались "по масти". Каждый полк имел свои отличия. Вороные кони — черноволосые кавалеристы, рыжие скакуны — соответственно, рыжие наездники и т. п. Державин ни в чем не уступал самым видным гвардейцам полка — ни во внешнем виде, ни в дисциплине, ни в военной выучке. К тому же он был природным дворянином и, казалось, мог легко продвинуться по службе. Тем не менее время шло, а его военная карьера никак не складывалась. В чем дело? Как ни странно, виной всему оказалось именно благородное происхождение. От потомка древнего рода мурзы Багрима начальство ждало приличную взятку, а у него не было денег удовлетворить их аппетиты. В отместку его обходили чинами. Он видел, что молодые гвардейцы, пришедшие в полк после него, уже стали капралами, а он оставался рядовым.
Однажды он стоял в карауле возле арсенала, как вдруг неподалеку остановилась золоченая карета, запряженная четверкой горячих скакунов. Дверца распахнулась, и на дорогу вышли двое: смуглый черноволосый мужчина в бархатном камзоле и худенький курносый полковник в зеленом мундире голштинского образца. Заметив караульного, полковник широким шагом направился прямо к нему, решительно отстранив своего спутника, который пытался удержать его.
— Да отстань ты, Бастидон! Я сам! — раздраженно сказал он по-немецки.
Державин, как положено в таких случаях, поднял мушкет. Но полковник, не обращая внимания на его предупреждение, продолжал смело приближаться к границе караульного поста. И вдруг сердце Державина вздрогнуло. Он узнал императора Петра III. Не сбавляя шага, венценосный "нарушитель" приблизился к будке и, оглядев часового, весело подмигнул:
— Guten Morgen, mein Soldat![3]
— Здравия желаю, ваше императорское величество! — также по-немецки отчеканил Державин, вытягиваясь в струну.
Петр Федорович явно был доволен и, наклонившись к уху караульного, доверительно спросил шепотом, мол, где тут ближайший Klosett?
Державин от неожиданности опешил. Он был готов услышать все что угодно, кроме этого обыденного человеческого вопроса. В детстве он думал, что цари вообще обходятся без отхожих мест: ведь они Богом избранные существа!
Опомнившись, он толково объяснил, куца надо идти, и Петр Федорович бодро зашагал в указанном направлении.
"Уму непостижимо! Царь! И как прост, как доступен!" — в смятении думал Державин.
Через несколько минут император, насвистывая немецкую песенку, вернулся и, хлопнув часового по плечу, бросил небрежно:
— Ein guter Ort zum Wandem![4]
Потом стал расспрашивать Державина, кто он, откуда и почему знает немецкий язык. По артикулу часовому запрещалось вступать в разговоры с посторонними лицами. Но, здраво рассудив, что император — лицо отнюдь не постороннее, а государственное, Гавриил кратко рассказал о себе.
— Mein Gott! Какая возмутительная несправедливость, мой дорогой друг! — воскликнул император. — Дворянину не место у караульной будки! Хотите служить в моем голштинском полку?
Державин замер на мгновенье, не веря своим ушам. Вот она, улыбка Фортуны! И на чистом немецком языке, который старательно вызубрил в школе бывшего каторжника Розе, ответил:
— Ваше императорское величество! Готов служить верой и правдой всюду, где прикажете! Моя жизнь принадлежит вам, и я готов отдать ее за ваше величество!
— Sehr gut! Вы станете сержантом! Мне нужны верные люди… Эй, Бастидон! Напомни мне вечером об этом гвардейце!
***
Через неделю Державина вызвали в полковую канцелярию и объявили о переводе в голштинский полк. Бумагу об отчислении из Преображенского полка ему вручил тот самый веселый майор Терентьев, который полгода назад чуть не посадил его под арест за опоздание.
— Ха-ха-ха! Умора! Немец выискался! Погляди-ка на него, брат Лавкин!
Худой длинный капрал мрачно поглядел на Державина, а майор продолжал балагурить:
— А ну, скажи что-нибудь по-немецки!
— Sie sind sehr gutherzig, Herr Major![5]
Терентьев похлопал глазами и снова рассмеялся. Без смеха он не мог прожить и минуты.
— Во как! Сразу видно образованного дворянина! Не то что ты, Лавкин! Ладно, не дуйся, пошутил! Ха-ха!
Капрал промолчал и окинул новоиспеченного голштинца завистливым взглядом.
Выйдя из канцелярии, Державин отправился в казарму, но по пути заметил, что на плацу творится нечто необычное.
Несколько верховых офицеров, прискакавших на взмыленных конях, кричали, что государыня в опасности и нужно немедленно идти ей на помощь. В один миг все пришло в движение: забегали гвардейцы, запела тревогу труба, загремели барабаны! Офицеры спешно строили свои роты. Но среди них были и те, кто пытался остановить беспорядки и, обнажив сабли, вступал с бунтовщиками в бой.
***
Город охватила смута. По улицам Петербурга, чеканя шаг, войска двигались к Дворцовой площади, а с тротуаров отовсюду слышались разноречивые восклицания:
— Екатерина Алексеевна арестована в Зимнем!
— Господа, это ложь! Ее величество в Петергофе, на именинах императора Петра Федоровича!
— Он нам не император! Екатерина — наша государыня!
На площади перед Зимним дворцом собрался народ и выстроились гвардейские полки. Один Державин метался, не зная, что делать. Из Преображенского полка он уже был уволен, а в голштинский еще не успел вступить. Да и не было на площади ни одного голштинца. Неожиданно среди офицеров он заметил майора Терентьева и кинулся к нему:
— Ваше высокоблагородие!
Увидев его, майор
