Дочь часовщика. Как видеть свет в кромешной тьме - Ларри Лофтис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вошел другой офицер, нарушив кратковременную передышку Петера, и отвел его во вторую комнату для дальнейших вопросов. Потом еще один. Наконец охранник выпустил его в маленький дворик, который, по-видимому, был внешней камерой предварительного заключения. В углу сгрудились несколько евреев в окружении немецких охранников. Через некоторое время подъехал грузовик, и всем было приказано сесть в кузов. Когда Петер занял свое место, вошел молодой офицер и объявил, что того, кто скажет хоть слово, застрелят.
Они без происшествий прибыли в пункт назначения – Амстердамскую тюрьму, и Петер получил свое личное имущество: одеяло, чашку, вилку и ложку. Затем его отвели в маленькую камеру, в которой находились еще двое: подрядчик, обвиняемый в шпионаже, и гангстер, арестованный за кражу со взломом. «Умный Мэлс», как его называли сокамерники, регулярно демонстрировал свой талант профессионального преступника, воруя хлеб по всей тюрьме, когда их выпускали прогуляться по территории. Позже Петер узнал, что он прожил тяжелую жизнь, более трети которой провел за решеткой.
* * *В среду утром, когда Корри и ее отец устанавливали в мастерской верстаки, в комнату ворвалась Коки.
«Опа! Тетя Корри! Они пришли за Петером! Они забрали его!»
Коки не знала, куда увезли Петера, и только в субботу Корри выяснила, что он был заключен в тюрьму в Амстердаме.
Две недели Корри ждала и волновалась. Никаких известий о Петере не поступало, наоборот – произошла еще одна неприятность. Однажды вечером, незадолго до наступления в восемь вечера комендантского часа, она услышала стук в дверь. Она открыла и увидела женщину в меховом пальто – необычном облачении для лета – сжимающую в руках чемодан.
«Меня зовут Клеермейкер», – сказала женщина. – Я еврейка». Корри пригласила ее войти и представила своему отцу и Бетси. История госпожи Клеермейкер прозвучала очень знакомо. Несколько месяцев назад арестовали ее мужа, сын ее прятался. Раньше семья владела магазином одежды, но СД приказала ей закрыть его, и женщина боялась возвращаться в свою квартиру, которая находилась прямо над магазином. По ее словам, она слышала, что семья тен Бумов давно поддерживает евреев.
«В этом доме, – подтвердил Опа, – Божьим людям всегда рады».
«У нас наверху есть четыре пустые кровати, – добавила Бетси. Ваша проблема будет заключаться исключительно в том, чтобы выбрать, в какой из них спать!»
Две ночи спустя, тоже около восьми вечера, Корри услышала еще один стук в дверь магазина. Она открыла и обнаружила пожилую еврейскую пару, напуганную до смерти, держащую в трясущихся руках свои последние пожитки. Они рассказали ту же историю, и Корри приютила их.
Она знала, что поступает опасно и буквально рискует жизнями своих близких. У тен Бумов теперь укрывались три еврея, а их Бейе располагался всего в полуквартале от полицейского управления Харлема. На следующий день она навестила Виллема и попросила совета и помощи. Она рассказала ему о евреях и спросила, сможет ли он найти для них укромное место где-то за городом.
«Сделать это становится все труднее, – ответил брат. – Люди остро ощущают нехватку продовольствия, даже на фермах. У меня все еще есть адреса проверенных людей, несколько. Но они никого не возьмут без продуктовых карточек».
«Без продуктовых карточек!? Но евреям не выдают продовольственных карточек!»
Виллем на мгновение задумался. «Я знаю. И продовольственные карточки нельзя подделать. Они слишком часто перевыпускаются, и подделку слишком легко заметить».
«Так как же, ради всего святого, они собирались получить продовольственные карточки?» – спросила Корри.
«Их нужно украсть».
Слово «украсть» застряло в сознании Корри. «Тогда, Виллем, не мог бы ты украсть… я имею в виду… не мог бы ты достать три украденные карточки?»
Виллем покачал головой. По его словам, гестапо следило за ним днем и ночью. «Для вас будет гораздо лучше найти свои собственные источники. Чем меньше контакта со мной – чем меньше связи вообще с кем-нибудь – тем лучше».
Корри ехала домой на поезде и ломала голову, пытаясь придумать решение. На ум пришло только одно имя: Фред Коорнстра, который раньше работал в коммунальной компании и каждый месяц настраивал в Бейе электрический счетчик. Насколько она помнила, теперь он работал в Продовольственном отделе, в том самом месте, где раздавали продовольственные карточки.
В тот же вечер после ужина встревоженная Корри пошла к нему, совсем без уверенности в том, что Фред ее не выдаст. В краткой беседе она рассказала, как сначала приютила трех евреев и что в день их разговора пришли еще двое – всем нужны были продовольственные карточки. «Есть ли какой-нибудь способ раздобыть дополнительные карточки? Взять больше, чем отчитаться?»
Фред покачал головой. По его словам, каждая карточка имела номер и учитывалась, номера по нескольку раз перепроверялись. Он на мгновение задумался и выдал идею.
«Если только… если только не произойдет чрезвычайной ситуации. В прошлом месяце Продовольственный отдел в Утрехте ограбили, это может повториться… в полдень, к примеру, …когда там находимся только мы с регистратором, и нас найдут связанными и с кляпом во рту…»
Корри ждала, пока Фред обдумывал, как можно подостовернее обставить преступление.
«Сколько вам нужно?» – наконец спросил он.
«Сто».
* * *В Амстердамской тюрьме томился Петер. Ночи были долгими, и когда он лежал на своем тонком соломенном матрасе, его мысли снова и снова возвращались к семье. Он думал о своих родителях, братьях и сестрах, вспоминая, как они выглядели, сидя за обеденным столом. Каждую ночь его мысли непременно прерывались плачем другого заключенного. Петер знал, что на рассвете этот человек будет казнен.
«Тюремное заключение при нацистском режиме за политическое преступление, как ничто иное, способно настроить тебя на серьезные размышления, – вспоминал он о том времени. – По мере того как ночь за ночью я мучительно размышлял, слыша крик обреченных, по мере того как каждый день мы слышали по трубам[18] новости о молодых людях, которых вытаскивали из камер и расстреливали прямо на улицах в качестве возмездия и демонстрации силы, опасность моего положения заставляла меня переосмыслить свою веру».
Словно в знак поддержки, на следующий день он получил посылку из дома. В ней лежала чистая одежда, носовой платок и маленький кусочек мыла. В носке также оказалось спрятанное карманное издание Нового Завета. Даже не верилось, что его не нашли и не
