Напиши мне ответ - Николай Федоров

Генка снова на меня уставился, и мне опять ужасно захотелось его щелкнуть.

— Нет, — сказал я, — ничего не выйдет. Ты меня смешишь, когда смотришь. Давай лучше я попробую передавать. А ты на кухню иди, чтобы я тебя не смешил.

— Годится, — сказал Генка. — Только ты смотри, изо всех сил передавай, А я уж уловлю.

«Что бы ему такое передать?» — подумал я, когда Генка ушел. Тут я вспомнил, что на кухне на столе лежит кусок торта, накрытый бумажной салфеткой. Я подумал, что неплохо Генку угостить, и начал передавать: «НУ-КА, ГЕНКА, ПОДОЙДИ К СТОЛУ. ТАК. ВИДИШЬ ТОРТ? БЕРИ ЕГО, НЕ СТЕСНЯЙСЯ. БЕРИ И ЕШЬ. ТОРТ, ГЕНКА, ВКУСНЫЙ. СВЕРХУ КРЕМ, ОРЕХИ И САХАРНАЯ ПУДРА, А В СЕРЕДИНЕ ВИШНЕВОЕ ВАРЕНЬЕ…»

И так я это здорово все ему передал, что мне самому страшно захотелось съесть кусочек. У меня даже слюнки потекли. «Неужели все смолотит? — подумал я. — Кусок большой, мог бы и оставить».

— Генка, ну как ты, — крикнул я, — улавливаешь?

— Улавливаю, — отвечает он из кухни. А я чувствую: жует.

Приходит Генка в комнату, крошки со рта вытирает и говорит:

— Ну, чего ты передавал?

— Передавал, — говорю, — чтобы ты пол на кухне подмел.

— Я — пол?! Чего это я буду у вас полы подметать?

— Для опыта, — говорю. — Для чего ж еще.

— М-да, — говорит Генка, — осечка, значит, вышла. У вас там торт лежал. Так я его того, слопал. Мне показалось, ты про торт передавал. Но половину я оставил, ты не думай…

— Тогда другое дело, — засмеялся я. — Я ведь про торт и передавал. А про пол я нарочно сказал. Думал, ты не оставишь.

— Ура! Получилось! — закричал Генка и забегал вокруг стола. На пол полетели мои книжки и тетрадки.

— Постой, — сказал я, поднимая учебник по математике. — Ты так и не ответил: задачка у тебя получилась?

— Задачка? — Генка перестал бегать. — Подозрительная что-то эта задачка. Знаешь, Серега, мне показалось, в ответе опечатка.

— Не может быть! — удивился я. — Я тоже про опечатку думал!

— Ну, я же говорю: телепатия.

Петрарка

— Серега, ты когда-нибудь любил? — спросил Генка и покосился на меня.

— А как же, — ответил я. — Много раз.

Генка любит загнуть что-нибудь такое. Я к этому привык. То он вдруг спросит, почему обезьяны больше в людей не превращаются, то — отчего лысина блестит.

— А вот скажи, — продолжал он, — ты что-нибудь о Петрарке слышал?

— Вроде слышал. Композитор, кажется.

— Сам ты композитор. Петрарка — это итальянский поэт. Гуманист. Понимаешь, влюбился он в одну девушку. Лаурой ее звали. И видел-то он ее всего несколько раз, и то мельком. Но так влюбился, что стал с тех пор гениальные стихи писать. Сонетами называются. Так его любовь вдохновила. Не влюбись он — может, за всю жизнь и строчки бы не написал.

— Уж не влюбился ли ты сам? — ехидно спросил я.

— Нет, — вздохнул Генка. — А стоит попробовать. Представляешь: я влюбляюсь, как Петрарка, у меня появляется вдохновение, и я становлюсь знаменитым поэтом или художником. А может, и ученым. И открываю в ее честь новый вирус!

— А если нет?

— Что нет?

— Ну, если влюбишься и не станешь ни поэтом, ни ученым?

— Этого не может быть. Надо только хорошенько влюбиться.

— Так давай, попробуй, — стал я его заводить. — У тебя кто-нибудь на примете есть?

— Да как тебе сказать… Знаешь училку музыки из среднего подъезда? У нее еще Васька Лапшин занимался.

— Что?! — Я вытаращил глаза. — Так она же старая. Ей лет двадцать пять!

— Двадцать пять — это еще не старая. А потом мне же только для вдохновения. Вон, кстати, она сама идет.

И действительно, по двору с нотной папкой в руках шла учительница.

— Генка, — сказал я, — ты заметил, что когда она идет, то всегда вниз смотрит? Будто чего ищет.

— Ничего она не ищет. Просто она всегда в мыслях. Творческая натура. Я, может, поэтому ее и выбрал.

Учительница поравнялась с нами. Я шагнул к ней навстречу и спросил:

— Скажите, пожалуйста, который час?

Она подняла голову и непонимающе взглянула на меня из-под толстых стекол очков.

— Простите, что вы сказали?

— Времени сколько, не скажете?

Она ответила и пошла дальше.

— Ну как? — спросил я. — Чувствуешь чего-нибудь?

— Вроде чувствую, — неуверенно сказал Генка. — Попробую-ка сегодня стих написать. А потом твоему отцу покажем. Он ведь в газете работает.

На следующий день Генка пришел ко мне и притащил стих. Вот что у него получилось:

Когда на дальнем крае света,Рассыпав зайчиков в пруду,Исчезнет колесница Фета,Я вновь на пир любви иду.А ты сидишь в ланитах синих,И в пурпуре твои глаза,На длинных ресницах звонкий иней,А по плечу ползет оса.

Папа прочитал стих, покашлял в кулак и сказал:

— Придется мне, Геннадий, твое произведение покритиковать. Начнем с колесницы Фета. Допустим, поэт Афанасий Афанасьевич Фет и имел какую-нибудь колесницу. Но при чем она здесь, в твоем стихотворении? Ты, видимо, хотел написать «Феб». Так в мифологии называли бога солнца. Дальше. Твоя героиня сидит в синих ланитах. Ланитами поэты прошлого называли щеки. Так что сидеть в ланитах, да еще синих, Никак нельзя. Потом что это за пурпурные, то есть ярко-красные, глаза? Почему на ресницах вдруг иней, да еще звонкий? И, наконец, оса, ползущая по плечу. Ты думаешь, это очень образно?

Генка ничего не думал и подавленно молчал.

— Вот что я тебе скажу, Гена, — продолжал папа. — То, что ты стихи пробуешь писать, — это замечательно. Но сейчас я дам тебе один совет: пиши проще, пиши о том, что ты хорошо знаешь и что тебя волнует. И никогда не пытайся подделываться под кого-то.

На другой день в школе Генка целиком погрузился в творчество. Он грыз ручку, чесал затылок и был до того рассеян, что умудрился на своей любимой математике схватить двойку.

— Ну как? — спросил я его на перемене.

— Туго, — ответил он. — Знаешь, мне кажется, стихи не моя стихия.

— Все понятно, — сказал я. — Недолго тебя любовь вдохновляла. Наболтал — и в кусты.

— Ничего не в кусты. У меня к стихам способностей нет. Гены не те.

— Слушай, а может, тебе надо с учительницей поближе познакомиться? Ты ведь все-таки не Петрарка. Давай под каким-нибудь предлогом зайдем к ней сегодня.

— Зайти, конечно, можно. Только что мы скажем? Что водопроводчики?

— Зачем. Собираем макулатуру.

— Слишком избито. Вот, может, сказать, что мы следопыты? Собираем материал о героях гражданской войны.

— Ну, конечно. И спросим, не служила ли она в Первой Конной? Ладно. Придумаем на месте. Ты идешь?

Генка на секунду задумался, поскреб макушку, а потом твердо сказал:

— Иду.

Вечером мы стояли около двери учительницы и долго не решались позвонить. Наконец Генка глубоко вдохнул и нажал кнопку звонка. Вскоре дверь распахнулась, но на пороге стояла не учительница, а ее тетка Степанида. Мы совсем забыли, что учительница живет с теткой, злющей как мегера. Увидев нас, она закричала:

— Вы что хулиганите! Вчера почтовые ящики подожгли, а сегодня уже до квартир добрались!

Такого оборота мы не ожидали и растерялись.

— Мы… Мы… ничего, не хулиганим, — заикаясь, сказал я.

— Следопыты мы, — сказал Генка, тоже, видно, струсив. — Вы в этой… в Первой Конной не служили?

— Что?! — взревела Степанида. — Я вам покажу Первую Конную!

И она угрожающе двинулась на нас. Я понял, что пора удирать. Но тут, на наше счастье, вышла учительница.

— Что тут происходит? В чем дело, тетя? — спросила она.

— Хулиганье! И дома от них покоя нет! — кипела Степанида.

Учительница вопросительно посмотрела на нас. Тут я пришел в себя и как можно спокойнее сказал:

— Мы к вам, Марина Александровна. По делу.

— Ну, раз по делу, проходите, — сказала она. — А вы, тетя… Что же вы так гостей встречаете?

— Гостей! Метлой таких гостей, — заворчала Степанида и недовольно отступила.

Мы вошли в квартиру. В комнате учительница усадила нас на диван.

— Ну, что у вас, ребята? — спросила она. Надо было что-то говорить. И я начал.

— Вот он, — сказал я, кивнув на Генку, — хочет учиться музыке.

Генка ущипнул меня за, ногу, но я уже не мог остановиться.

— Талант, — сказал я. — Почти самородок.

Учительница улыбнулась.

— Он что же, поет?

— Нет. Петь не поет. Вокальных данных нет. Но слух абсолютный. Сочиняет прямо на ходу. Второй Бабаджанян, честное слово.

— Что сочиняет?

— Музыку сочиняет. Сонеты там разные, фуги. Вот только учиться ленится. Но сегодня я ему говорю: хватит, говорю, Геннадий, талант в землю зарывать. Потом не откопаешь. Гений, говорю, и лентяй несовместимы. И привел к вам.