Любовь и ярость - Патриция Хаган

Бриана тяжело вздохнула и поставила подсвечник на прежнее место. При мысли, что она вполне могла проломить ему голову, по спине девушки пробежала холодная дрожь. Господи, помилуй, она бы сделала это, если бы не осталось другого выхода! Бриана с первого дня ненавидела и презирала Гевина Мейсона. Он всегда был наглым, злобным, до мозга костей испорченным человеком. Она ни минуты не колебалась, сразу и бесповоротно отвергнув его ухаживания, даже зная, чем это может обернуться ... для неё и Шарля.

Ах, Шарль!

Слезы любви и сострадания выступили у неё на глазах. С первых же дней жизни она заботилась о младшем братишке. Шарлю было всего десять, он был почти на девять лет моложе её. Хрупкое маленькое тельце мальчика было скрючено, ноги отказывались служить. Он ещё кое-как мог переползать по полу с места на место, цепляясь за все и подтягиваясь на руках, но был не в состоянии самостоятельно взобраться на кровать или в кресло. Когда Шарль был ещё шестилетним ребенком, отец поднакопил денег и отвез сына в Париж. Все доктора, кому он показывал ребенка, в один голос заявили, что случай совершенно безнадежный и мальчик останется калекой на всю жизнь. Один из светил медицины даже предупредил отца, что, по мере того, как мальчик будет расти, начнет увеличиваться давление на и без того хрупкие кости позвоночника. А однажды хребет калеки не выдержит ... и это будет конец. Операция могла бы помочь, добавил врач, но болезнь Шарля ещё настолько мало изучена, что любое хирургическое вмешательство может закончиться трагически. Это был бы своего рода эксперимент - опасный, и, конечно, безумно дорогой.

Конечно же, таких денег у их семьи не было, так что они не смогли бы рискнуть, даже если бы захотели. Им всегда с трудом удавалось сводить концы с концами на то крошечное жалованье, которое отец получал, управляя имением графа. Но деньги для них значили гораздо меньше, чем возможность бесплатно жить в крошечном домике почти на границе имения. С тех пор, как прошлом году внезапно умер отец, Бриана не знала покоя, опасаясь, что их со дня на день заставят убраться из коттеджа.

Черная тоска охватила девушку. Что сулило ей будущее? Скоро она потеряет Дани, свою единственную близкую подругу. Когда Дани покинет замок, Бриана останется совершенно одна. А хуже всего было то, что после отъезда Дани её могли в любую минуту просто вышвырнуть на улицу. У Элейн всегда был ужасный, отвратительно вздорный характер, а что касается Гевина, то он, наверняка, станет ещё невыносимее. Девушке хотелось плакать, когда она с отчаянием обводила взглядом ветхий домик с двумя крошечными комнатками. Ведь это был её единственный дом. Неужели же ей придется уехать? Но в душе она понимала, что когда-нибудь, рано или поздно, это должно случиться.

И куда же ей тогда идти, одинокой, без единого друга, и с десятилетним братом-калекой на руках?!

В отчаянии Бриана вспомнила, что у неё нет ни гроша. Она работала у Элейн за стол и крышу над головой. А сколько вокруг таких поместий, где ей не удалось бы получить и этого! И впервые ей пришло в голову, что она одна, без поддержки может оказаться просто не в состоянии позаботиться о Шарле.

Без сил опустившись на пол, она долго просидела без сил, без мыслей. Но постепенно придя в себя, девушка вдруг впервые подумала, что, возможно, у неё просто нет никакого выхода. Похоже, она должна была уступить домогательствам Гевина. Если бы дело было только в ней, она бы, конечно, не поддалась. Но у Шарля не было никого, кроме сестры. О Господи, ведь если с ней что-то случиться, Шарлю придется просить милостыню или он просто умрет с голоду.

Ну уж нет. Бриана вздрогнула и принялась яростно оттирать грязное пятнышко с крышки тяжелого полированного стола красного дерева. Она никогда не допустит, чтобы с Шарлем случилось что-либо подобное. Она хорошо знала, как голод и нужда толкает некоторых женщин на панель. И раз ей суждена такая судьба, значит, так тому и быть. Кроме того, какая разница, пустить к себе в постель одного мужчину или нескольких? Она должна позаботиться о Шарле, а Гевин пусть позаботится о ней. Если он обеспечит её несчастному брату сытую и достойную жизнь, она сможет вынести все: и жестокий нрав Гевина, и капризы Элейн.

И тут ручьем хлынули слезы. Ах, если бы не Шарль, разве решилась бы она на это. Ей и в голову никогда не могло прийти, что ещё что-то, кроме страстной любви, может толкнуть её в мужские объятия. Но, к сожалению, с судьбой иногда невозможно бороться, и Бриана ясно поняла это ещё много лет назад.

Высунувшись по пояс из окна, девушка устремила задумчивый взгляд на море, где лучи заходящего солнца пронизывали темно-синюю толщу воды почти до самого дна, и солнечные зайчики весело играли на стенах комнаты. А для нее, уныло подумала Бриана, это был действительно закат солнца.

Глава 3

Карсон Сити, Невада

Июль1889

Колт сидел за массивным столом красного дерева, принадлежащим его отцу, время от времени злобно поглядывая на кипу скопившихся перед ним деловых бумаг. Раньше всю деловую переписку Колтрейнов просматривала мать. И его и отца это вполне устраивало. Отец ненавидел копаться в бумагах, считая подобную работу "поденщиной". Колт понимающее усмехнулся. Теперь он лучше понимал отца, норовившего всегда увильнуть от этого занудства.

Он потянулся за стоявшей на столе бутылкой и плеснул в стакан немного бренди. Что ж, мрачно напомнил он себе, теперь, когда родители во Франции, "поденщиной" предстоит заниматься ему, как, впрочем, и всеми остальными делами семейства

Он отхлебнул немного и задумчиво обвел взглядом кабинет. Всей остальной частью двухэтажного дома занималась мать, но кабинет отражал вкусы отца. Тут стояли несколько удобных диванов и кресел, на окнах висели простые шторы, а книжные шкафы от пола до потолка были заставлены военными мемуарами - любимым чтением Тревиса. Одну из стен кабинета полностью занимал огромный, сложенный из неотесанных валунов, камин.

На стенах висели чучела зверей - драгоценные охотничьи трофеи Тревиса, добытые им в бесчисленных сафари по всему миру. Колт внезапно вспомнил, как их ненавидела Китти. Она всегда говорила, что стоит ей только переступить порог, как ей кажется, что глаза оленя, чья голова висела как раз напротив двери, останавливаются на ней с грустью и укором.

Он откинулся на спинку удобного кожаного кресла, закинув ноги на стол. Весь этот длинный день Колт провел в седле, объезжая границы огромного ранчо, простиравшегося до Карсон Ривер, и теперь, съев плотный ужин, приготовленный для него поваром-мексиканцем, мечтал только об одном - как бы поскорее отправиться в постель. Он так бы и поступил, если бы не эта чертова гора бумаг, которая ждала его уже несколько дней. Колт с радостью отложил бы все это на неопределенное время, но, к сожалению, это было невозможно.

Сейчас мысли Колта уже не в первый раз вертелись вокруг огромной резиденции Колтрейнов. Что, скажите, Бога ради, ему одному делать в доме, где целых четырнадцать комнат?! Как он отличался от того крохотного коттеджа, в котором прошло его детство. Величественный главный вход, украшенный колоннами, от которого в дом вела широкая лестница с мраморными ступенями, на первом этаже просторный холл, роскошно отделанная парадная столовая для больших приемов и более скромная - для семейных обедов. Кроме них были ещё не уступавшие им в великолепии парадный зал и восхитительная небольшая гостиная. Каждую из этих комнат украшал камин. Внизу Китти устроила себе небольшой кабинет, в котором иногда занималась шитьем или просто читала - она до сих пор увлекалась медициной и стремилась быть в курсе последних достижений в этой области.

Кухня размещалась в задней части особняка. Вокруг неё шла длинная, хорошо освещенная солнцем веранда, которую Китти превратила в настоящую оранжерею. Цветы были ещё одним её увлечением, она страстно любила копаться в земле. Колт уже в который раз с раскаянием напомнил себе, что постоянно забывает поливать их.

На втором этаже были две огромные смежные комнаты, служившие спальнями, при каждой была отдельная гардеробная. Родители, уезжая, предлагали ему занять любую и них, поскольку он теперь становился единственным обитателем громадного особняка. Но Колт предпочел остаться в своей прежней комнате, в дальнем крыле. От родительской спальни её отделяли три гостевые комнаты, одна из которых, конечно, предназначалась в свое время для его сестры. Она успела прожить в ней всего несколько лет.

Дани.

Он тяжело вздохнул. Колт иногда задумывался, какие чувства он испытывает к сводной сестре, которую не видел уже почти тринадцать лет. Конечно, он не забыл ужасный скандал, закончившийся их дракой перед её отъездом, но, в конце концов, они же были тогда детьми и он давно уже не таил обиды на сестру.

И сейчас единственное, что он не мог простить Дани, это то, что она порвала с отцом, ведь за все годы с тех пор, как она уехала с Элейн, от неё не было ни единого письма.