Камчатская рапсодия - Владислав Вишневский

Так бы всё хорошо и шло в батальоне, если бы не та дирижёрша, вернее, не «яркие» чувства капитана, которые, вспыхнув, требовали удовлетворения как физического, так и морального характера. Физического естественно над дирижёршей, морального над соперником, в которые «нагло», опережая капитана, прописался товарищ прапорщик. Начштаба, как человек логического склада ума, спешно приступил к первой фазе своего победного плана, к устранению соперника.

Легко вычислил – внутри-то периметра – прапорщика. Тот после отбоя «колдовал» в одиночестве в одной из каптёрок над какой-то своей тетрадкой… Над точками, кружочками с палочками, где с хвостиками, где и без… Ерунда какая-то, как отметил капитан. Даже не топографические значки, а что-то сугубо армии инородное.

– Что это за иероглифы? – косо глядя в тетрадку, которую прапорщик с запозданием прикрыл рукой, поинтересовался начштаба.

– Китайская грамота, – пряча её, небрежно сообщил прапорщик.

– Чего? – удивился капитан. – Правда, что ли? Сдвинулся, да, Заходько? Я понимаю – японский язык изучать, американский, это понятно.

Они рядом. А китайский-то зачем? Шутишь?

– Нет, это ноты.

– А-а-а, но-оты! – недобро усмехнувшись, протянул капитан. – Вот оно что! Понятно. За этим я и пришёл, кстати. Поговорить надо. Не возражаешь?

– О чём?

– О Натэлле, о ком же, о дирижёрше.

– А что с ней?

– С ней ничего, а вот с нами… Между нами, вернее. Ерунда какая-то получается, прапорщик. Хреновина.

– Если вы о ней так, она не хреновина, товарищ капитан. О женщине так говорить нельзя. По крайней мере, извините, я не позволю.

– Что? Вот даже как! Извините… Ты влюбился что ли, а, Заходько, втюрился? Мешать мне будешь? Мне мешать, мне?

– А кто вы такой: парторг, мама с папой, муж её, брат… Кто?

– Я знаю кто! А вот тебе на дороге стоять не рекомендую. Понятно?

– Не понятно.

– Я разъясню.

– Давайте…

– Молчать!

– Да перестаньте вы… передо мной тут… паясничать.

– Что ты сказал? Что-о? Мне? Я… паясничаю, я?! Ты кому это говоришь, прапорщик, мне, офицеру?

Заходько не смешался, тема разворачивалась не военная.

– Это же не хорошо, товарищ капитан. Вы же просто так к ней, побаловаться, для «галочки». Вы ж её не любите… И вообще, у вас же жена, дети.

– Ну, и что? Твоё какое дело? Кому это мешает: мне? ей? тебе?.. Кому? Жена есть жена. Это из другой оперы. А женщина есть женщина. Это как новый цветок, прапорщик, ты же мужик, понимать должен, его сорвать надо, для того он и цветёт. Нектар там, флюиды, удовольствие, и всё прочее. Так природой устроено. Основной инстинкт размножения этого требует, продолжения рода. Мне она нравится.

– Я не уступлю. Она не такая.

– Да что ты говоришь, Семёныч, все они такие! У них, как и у нас, одно на уме: как бы, где и с кем. Понял? Сюда, ты думаешь, зачем она пришла, зачем? О музыке она мечтает, об оркестре? Нет, дорогой, о мужиках она думает, об…

– Прекратите… так о ней!.. Ещё слово, и я…

– Ну-ну… И что? Ты мне – офицеру, угрожаешь? Мне? Да я тебя под суд, прапорщик, я на дуэль, в порошок я тебя…

– Да какой вы офицер, если о женщинах такое говорите… Вы… Вы…

– Ну-ну… Говори. Скажи какой я офицер… Ну! Гад! Подонок! Ну, говори… Испугался, струсил?!

– Да нет… Вы по-виду только, оказывается, офицер, а в душе… гнилой!

– Это я гнилой?! – Капитан почти задохнулся от возмущения, едва дар речи не потерял. – Ну всё, – отмахивая рукой, прохрипел он, – ты меня оскорбил. Ты понимаешь, что ты сейчас мне сказал? Понимаешь? Ты честь офицера задел… Задел! Я не прощу! Встать смирно! Ну-ка, повтори…

– И повторять нечего, итак понятно. Не надейтесь, товарищ капитан, драться я с вами не буду… Руки марать…

– Ах даже так…Ну всё…На дуэль, гад, стреляться… На пистолетах…

– Ага, щас! Может, в противогазах ещё! У меня «28» очков по мишеням стабильно. А у вас «25» не всегда. А из «АКа» вообще… И в рукопашной у вас, извините… категория не та.

– Ни хрена! Это мои проблемы, – взвившись на носки сапог, петушился начштаба. – Мне и «20» на тебя хватит, не промахнусь… Ну что, струсил, струсил, прапорщик? Слабо, слабо?

– Не слабо. Я другое предложу… Равное. Если вам, офицеру, не слабо.

– Мне слабо? Мне! офицеру! слабо?! Мне не слабо! Я на спор… Не надейся. Говори, давай, предлагай. Хоть в рулетку, хоть на БТРах… Я согласен.

– Откажетесь.

– Да я тебя размажу… Я… Слово офицера. Говори, хохол, я согласен.

– Ну, если слово офицера… На тромбонах.

– Добро! Стой! Каких это… тромбонах? Что это за оруж… Я не понял… Ты что, ох…

– Я ж говорил «слабо». Назад отработаете.

– Нет. Не отработаю… Но…

– Вы слово офицера дали.

– Да, дал, гад, дал, я не отказываюсь. Но что это за… и как это?

– Это инструмент музыкальный такой…

– Музыкальный!.. – подскакивая на месте, опасно уже для своего здоровья вскипел капитан, аж задохнулся. – Ты издеваешься, да? Смеёшься, да?

– Нет.

– А почему на тром… бонах, а не на… трубах или на… пианино?

– У нас стартовые условия будут одинаковыми. И на тромбоне клавиш нету. Значит, проще. У вас и фора будет.

– Какая ещё фора, прапорщик, ты идиота из меня делаешь? Чтобы потешались потом надо мной, да?

– Нет, в батальоне не узнают. А фора… – прапорщик вздохнул. – Слуха, говорят, у меня нет, вот и…

– А-а, вон ты куда клонишь… Ага!.. А что результатом будет, я не понял, … Кто кого тромбоном что ли с ног собьёт или на уши натянет… Что за херня такая? В чём подвох?

– Никакого подвоха. Всё по-честному. Кто за неделю сможет, я не знаю, «Собачий вальс», например, или «Польку бабочку» какую правильно сыграть, тот и победил…

– «Польку бабочку», говоришь, «Танец с саблями»?! Идиота из меня перед всеми хочешь сделать? Дурака, да? Кретина?

– Я ж говорил «слабо». А ещё туда же: слово офицера, слово офицера…

– Не лови меня! Не зли! Я говорил, да, говорил… И я не отказываюсь… Только не думал, что ты такой…

– Какой? Говорите, товарищ капитан, говорите.

– Ч-чёрт!.. Твою мать! Припёр ты меня к стенке, гад, поймал.

Подловил, хохол чёртов… Я согласен. Покажи мне его.

– Кого?

– Ну тромбон твой, кого…

– А, это, влёгкую. Завтра с утра и начнём, в смысле время пойдёт. Вы что изучать будете?

– Пошёл ты… Устройство изучать буду.

– И я тоже. А играть будете что?

– А ты что?

– Я… «Дывлюсь я на небо, тай думку…» Украинская народна писня.

– А я… другую… писню… – передразнил, вконец уже растерявшийся и обозлённый капитан. – Русскую… Эээ…

– «Ой, мороз, мороз», пойдёт?

– Чего ты мне тут… подсказываешь? Без тебя решу. Она и будет – про мороз!

– Слово офицера?

– Пошёл ты знаешь куда, Заходько?

– Через неделю и посмотрим, кто куда пойдёт. Только уговор: кто проиграет… в смысле с ошибками сыграет, к дирижёрше не подходит…

– Ты не её, случаем, в арбитры пригласить хочешь, а? Чтоб посмеялась?

– Нет, конечно. Вообще не наших. Другие нас рассудят.

Независимые… эти, судьи.

– Вот как!

– Да, чтоб по-честному!

– Ну, Заходько, ну, чёртов хохол… Подловил, гад!.. У-у-ум… – капитан бешено крутил головой, глазами, руками, наконец сдался, похоже выдохся, утих, как подловленный сом. – Добро, я согласен. Включай часы.

– Ладно, время пошло.

Окружающую природу на этот момент описывать, пожалуй, и не нужно – как всегда, прелестная картинка. Радость жизни и восторг. Камчатка же, мы помним. Изменения если и случаются – то чудесный дождь, то снова нежное солнце, – только украшают состояние жизни и обаяние природы.

Подчёркивают. «У природы, нет…» ничего плохого (включая разные цунами и прочие перестроечные социально-политические проблемы). Наоборот, только всё к лучшему.

Так и в батальоне. Оркестр как-то незаметно, исподволь, взял и подчеркнул непреложную необходимость и высокий смысл армейской службы, выявил её, округлил и выделил. Последние глаголы можно сколько угодно переставлять местами… смысл не изменится. А можно и другой пример привести, из школьной арифметики. Помните? Числитель есть, знаменатель есть, а черты нету… Дробь не дробь… Что это? Нонсенс, скажете вы, парадокс. И правы будете. Чёрте что! Недоразумение! А провели черту под числителем, вот тебе и она самая дробь и появилась или проявилась. Полный ажур получился. Порядок. Так и в случае с нашим оркестром. Появился оркестр, появился смысл – черта та самая… Или как мы её назовём…

Кстати, сейчас у музыкантов перерыв. Кто курит, прогуливаясь в сторонке, кто продолжает на инструменте тихонько наигрывать, повторять партию, кто цветочек нюхает, радуется, жизнью наслаждается.

Внешний вид музыкантов может быть и не особо изменился, но некий лоск всё же есть. Штаны почти подогнаны и утром в стрелках (!).

Гимнастёрки, где кителя, уже в талию (!). Хотя все без погон, но с портупеями (!). Обувь у всех теперь уже стандартная – высокие ботинки, полностью зашнурованы и начищены (!). Головные уборы – фуражки, – и как, одна, строго по уставу (!). Дирижёр… ша… просто с иголочки (!). Осилил таки проблему армейский кутюрье, сшил юбку. Причём, два варианта. Одна похоже для дефиле по высокому подиуму – много выше колен, и с разрезиками. О-о-о! Личный состав очень бы это дефиле приветствовал.