Взлетают голуби - Мелинда Абони

Третьего января мы встаем очень рано, чтобы сделать себе прическу и принарядиться, за окнами еще темно, под глазами у нас круги, потому что мы почти не спали, даже через стены заражая друг друга беспокойством, но мы об этом не говорим, не говорим и о том, что нас то и дело бросает в пот – и от того, что хочется спать, и от нервного напряжения; мы не обдумали заранее, какие и какого цвета наденем платья; а вообще, когда я волнуюсь, мне кажется, что он никогда не наступит, тот день, из-за которого столько суеты и тревог; не наступит, наверное, потому, что время, которое отделяет тебя от долгожданного события, все тянется и тянется, превращаясь в какую-то бесконечную бессонную ночь; я, собственно, даже не могу сказать, что за мысли бродят у меня в голове: наверное, я думаю о том, должным ли образом мы подготовились, и еще, может быть, о том, что день, который ты с таким трепетом ждешь, спустя какое-то время канет в черную дыру, состоящую из многих таких же, нетерпеливо ожидаемых дней, но при этом в глубине души ты понимаешь, что именно этот день необыкновенно важен, и, хотя он даже еще не начался, тебя терзает страх: а хорошо ли он закончится? Вот мы, вот наша семья, вот наша кофейня, в этом замечательном месте, в этой общине, одной из самых богатых общин на правом берегу Цюрихского озера, а ведь мы с Номи, мы, собственно, совсем не вписываемся сюда, в кофейню «Мондиаль», так что я наверняка думала и о том, сколько всяких прекрасных начинаний заканчивалось крахом – много или все же не очень? От чего зависит успех: от каких-то серьезных вещей? Или от пустяков? У нас тут не свистят, тут вам не Италия и не Монголия, кричал нам один сосед каждый раз, когда мы с Номи начинали насвистывать сквозь зубы, Италию я еще понимаю, сказала Номи, но Монголия-то при чем? С тех пор как вы здесь, все идет черт-те как; это «идет черт-те как» не казалось мне такой уж большой бедой, но вот «с тех пор как вы здесь» – это у меня никак не выходило из головы; я даже прослезилась от гордости, что мы с Номи, выходит, смогли как-то повлиять на здешнюю жизнь; другие местные жители, и прежде всего клиенты нашей прачечной, то и дело спрашивали, не нужно ли нам чего-нибудь, и приносили нам мешки ношеной одежды, благодаря чему мы стали разбираться во всяких шикарных фирмах, Gucci, Yves Saint Laurent, Feinkeller, Versace – спасибо большое! – и от большей части этого барахла избавлялись: увозили в Югославию или отдавали обществу взаимопомощи Caritas; и вот я, усвоив, что швейцарцы – это люди, у которых на первом месте добрые дела, – я бегаю вся потная, потому что мне надо бы сейчас спать без задних ног и потому что я давно знаю: если ты не можешь спать, то не стоит тебе столько думать.

Короче говоря, никто из нас, естественно, не спал в эту ночь, а потому нет смысла говорить, что я всю ночь глаз не сомкнула, или, если пользоваться венгерским оборотом, мне сон не шел на глаза; вперед, на битву! – говорит отец, когда мы, погасив свет в прихожей и заперев дверь, идем, в терпко-сладком облаке парфюма, по пустынной парковке в гараж, почти без единого слова садимся в машину, отец включает радио, выезжает задним ходом на улицу, чуть не наехав на снегоуборочную машину, этот чокнутый дворник, ругается отец, тысячу раз ему говорил, чтобы ставил свои игрушки нормально; все мы, включая отца, прекрасно понимаем, что речь сейчас идет совсем о другом, но, как бы то ни было, этим не слишком серьезным, как бы между делом, ворчаньем день наконец начинается, и мы катимся вниз по склону холма, непоправимо приближаясь к моменту открытия.

«Herzlich willkommen!»[11] – пишу я мелом на черной грифельной доске и выставляю ее за дверь (щелкая выключателями около стойки, я вдруг, будто со стороны, вижу, как наша кофейня ярким светочем вспыхивает в зимней предрассветной темноте, ее ни с чем не спутаешь, она видна со всех улиц и переулков, ток высокого напряжения, думаю я и смеюсь: я и понятия не имею, что это такое – ток высокого напряжения).

В наследство от наших предшественников мы получили не только суп из бычьих хвостов, не только фарш, и соусы, и равиоли, и консервированную фасоль, но и двух официанток, Аниту и Кристель, и еще Марлис, кухонную девушку; из новых мы взяли только Драгану, помощницу повара. С третьего января 1993 года кофейню «Мондиаль» будет содержать семья Кочиш, сохраняя прежний стиль и прежнее расписание, – сообщается в местной газете; семью Кочиш мы уже знаем: семь лет она образцово вела местную прачечную. Приехав из бывшей Югославии, семья успешно ассимилировалась у нас и шесть лет тому назад получила швейцарское гражданство.

Прямая демократия – и мое своеобразно комическое представление о ней; в свое время, в средней школе, я услышала, что мы – воплощение прадемократии, это сказал нам наш учитель, а поскольку он сказал «мы», то, конечно, это относилось и ко мне, хотя «у нас» тогда еще был югославский паспорт, то есть я еще вовсе не была Papierschweizerin[12], как позже мне говорили. Тот наш учитель ничего не имел против иностранцев; как он сам однажды сказал, для него важно только то, чего ты реально достиг, и это естественно для человека, который чувствует себя прадемократом, – равные шансы для всех! – учитель мой наверняка сыграл большую роль в том, что прямую демократию я представляла себе как некое войско, армию, как шеренги солдат в полном вооружении, которые стоят с решительными лицами, потому что они должны защитить нечто очень-очень важное, а если говорить точно, тот принцип, что шансы должны быть равны для всех.

Сегодня мы работаем с двойным количеством персонала, потому что сегодня особый день; матушка в кухне помогает отцу, они мажут маслом бублики и спорят, какой толщины должен быть слой масла, так слишком сухо, а так слишком жирно! Отец с матушкой дают попробовать бублик нам с Номи, потом все-таки приходят к согласию; затем матушка раскладывает сотню круассанов по плетеным корзиночкам; мы с Номи включаем кофеварку, проверяем, достаточно ли у нас молотого кофе, наливаем в дозаторы сливки, режем лимоны на дольки, кладем апельсины горкой на стеклянное блюдо, а без четверти шесть садимся за служебный столик, стол номер один, и быстро выпиваем еще по чашечке кофе; приходят две официантки, Анита и Кристель, – как спали? удалось ли выспаться? – и мы уже снова на ногах, ждем первых посетителей, которые должны прийти между шестью и семью часами, есть тут несколько ранних пташек, в этом смысле вряд ли что изменилось с прошлого года, мы с Номи бегаем между кухней и буфетной стойкой, спрашиваем, не надо ли помочь, но дел никаких нет, все давно переделано, иногда в кофейне полно народу уже в восемь, но чаще лишь к девяти, и уж тогда только пошевеливайся, говорит Анита, Кристель же включает радио, чтобы мадам Этуаль с придыханием поведала о том, что сулят нам на эту неделю звезды; матушка приносит поднос с булочками и ставит его на столик возле витрины, сами пекли? – спрашивает Кристель, да, конечно – свежая выпечка у нас будет каждый день, я обожаю момент, когда матушка входит со всеми этими вкусностями, тут и булочки, и абрикосы половинками, и сливы, и тертое яблоко, политое сладким сиропом, матушка смотрит на меня, глаза ее улыбаются, правда, здорово выглядит? – и осторожно ставит поднос на столик; все пока идет хорошо, первые посетители от души хвалят наши миньоны «гэтзли» и находят очень милыми новые обои (гости так спокойно, невозмутимо сидят за столиками, будто ничего тут не изменилось, думаю я, лишь изредка кто-нибудь со сдержанным любопытством бросает поверх газеты взгляд на нас, девушек; но, с другой стороны, это и понятно: им-то с какой стати волноваться?), Кристель говорит, что ее очень интересует астрология, ведь звезды, они не лгут, Анита же считает, что все это бред, шарлатанство, им бы только деньги из наших карманов вытянуть! Времени, чтобы поболтать, у нас хватает, мы, как я уже сказала, перестраховались и удвоили персонал, а сейчас не знаем, что делать с таким количеством рук и ног, говорит Номи, мы смотрим друг на друга и видим бледные, невыспавшиеся лица, Анита приносит заказ, два кофе средней крепости, и делает нам замечание: слишком много молока и слишком мало кофе, а гости очень важные, шепчет она, седьмой столик, супруги Цвикки, они приходят каждый день, а в субботу еще и с внуками, и тогда они завтракают; мы стараемся запомнить некоторые вещи, особенно пожелания некоторых прихотливых, но, как говорит Кристель, вполне солидных клиентов, например фрау Хунцикер, которая пьет кофе без кофеина с капелькой холодной воды, или вот, за вторым столиком, герр Пфистер, владелец крупной фирмы по перевозке мебели, он тоже приходит ежедневно, иногда даже дважды в день, обычно пьет совсем слабый кофе с молоком, но не всегда и любит, чтобы его пожелания читались по губам, говорит Анита, и в глазах ее что-то вспыхивает, ага, я тоже обожаю, когда мои желания читают по губам, говорит Номи, и мы дружно смеемся.

Вскоре после восьми все взгляды обращаются к входной двери: в кофейню входят фрау Кёхли и фрау Фройлер, сестры, обе довольно давно овдовевшие, на мгновение они останавливаются у входа, в руках у фрау Фройлер какие-то бумажные пакеты, у фрау Кёхли на голове шляпка, она всегда носит экстравагантные шляпки, с широкими полями, с бантом, с большими яркими цветами или с животными (например, змеей, которая, высунув раздвоенный язык, свисает с края шляпки, или птицей, которая покачивается при каждом шаге), фрау Фройлер кладет свои пакеты на пол и кивает мне – мне, или Номи, или нам обеим, – фрау Кёхли показывает ей на свободный столик, и фрау Фройлер, которая чуть не в два раза шире, чем ее сестра, снова собирает свои пакеты, они идут меж столиков, кому-то подают руку, потом наконец садятся за третий столик, прямо напротив стойки, фрау Фройлер берет у сестры шляпку, шарф и солдатским шагом идет к вешалке, доброе утро! – кричит фрау Кёхли мне и Номи, и я тут же ставлю двойной кофе для фрау Фройлер и некрепкий кофе с молоком для фрау Кёхли, обслуживаем третий столик, говорит Номи Аните, а я беру тарелочку и кладу на нее побольше бутербродиков и бубликов, потом быстро заглядываю в кухню: сестры пришли! – иду, отвечает матушка, и, пока она снимает передник, чтобы подойти к сестрам и обменяться с ними парой слов, мы с Номи приносим им кофе, здороваемся, ставим на столик печенье, фрау Кёхли и фрау Фройлер пожимают нам руки: от всего сердца поздравляем вас с открытием и желаем вам много-много удачи, целый килограмм! – выражение лица у обеих такое, будто они только-только влюбились, они вручают нам цветы, фрау Фройлер, склонившись к своим пакетам, достает букет желтых цветов для фрау Номи, второй, тоже желтый, для фрау Ильдико, третий, красный, для фрау Розы; кто эти дамы? – спрашивает Анита, когда мы возвращаемся за стойку; как, ты их не знаешь? – в голосе Номи звучит милое негодование, ну, Ильди тебе расскажет, и Номи бежит в кухню за вазой, а у меня нет настроения заводить долгий разговор, я говорю, что мы давно с ними знакомы, еще по прачечной, они и в прежней нашей кофейне были завсегдатаями, ах вот что, отвечает Анита, она никогда этих дам не видела, да ведь она и живет не здесь, не в деревне.