Хочу жену друга (СИ) - Тата Сибирская

там сейчас из-за этого страдают две девочки. И если маленькая, скорее всего, не до конца осознает, что произошло, то взрослая натурально сходит с ума от горя. И с каждым днем становится все хуже. Охрана, усиленная нашими людьми, регулярно обо всем докладывает.

Ника заперлась с дочерью дома и никого к себе не пускает, замуровавшись в четырех стенах. Казалось, только выкинул все из головы, но каждодневные доклады охраны из дома Макса загоняют железные колья в грудь - она там себя хоронит.

Друг погиб, а я это прошляпил. И плевать уже, какие там были у него отношения с женой, но… Вот это “но” - где-то на краю сознания осела мысль, что не станет Ника сильно убиваться по Максу, учитывая его похождения. Даже в первый момент показалось, что все будет по схеме, выстроенной в моей голове - погорюет, может поплачет для вида, закатит шикарные поминки, изображая безутешную вдову и со скорбным видом будет плакаться на плече у всех, пришедших его проводить.

Ошибся.

Ни одной слезинки с момента, как мы ей сообщили о гибели Макса. Побледнела, ноги подвели и она буквально упала на стул – на этом все. Спокойно выпила стакан воды, предложенный Димой, вызвала няню для дочери и поехала на опознание.

Ни разу в жизни не видел, чтобы так спокойно смотрели на личные вещи погибшего человека. Каждую вещицу - кольцо, пряжку от ремня, фляжку покрутила в руках и, кинув короткое “это его вещи”, отвернулась. Следующие два дня после этого занималась только дочерью, будто ничего и не произошло вовсе. Похороны ее не интересовали. В первый же день отправил к ней организатора, который бы занялся всем, что необходимо для похорон и поминок, но тот отзвонился через два дня со словами, что не может ничего добиться от вдовы - ей все равно.

Пофигизм этой женщины взбесил не на шутку. Понятно, у них было не все гладко, но отдать последнюю дань отцу своей дочери можно было.

Поехал, думал не сдержусь и вытрясу все из этой женщины - не успел. Ее подруга приехала раньше и произошло того, чего я никак не предполагал. Даже подумать не мог, что под носом ходила эта “замедленная бомба” - она же ничем не выражала своего горя, а оказалось все держала в себе. Истерика до крика и хрипов, до, казалось, нескончаемого потока слез и завывай, что не может без него жить.

Только после этого осознал, что такое безысходность - когда все видишь, но ничего не можешь сделать. Стены отрешенности рухнули и при встречах я наблюдал сломленную горем женщину, потерявшую едва ли не смысл жизни. Как никогда кулаки чесались начистить рожу Максу - его уже нет, а мне чертовски хотелось поднять его, оживить и отметелить.

И задать всего один вопрос - чем он заслужил такое к себе отношение?

Все похороны Ника простояла в слезах - из под темных огромных очков, которыми она прикрывала красные опухшие глаза, то и дело бежали дорожки слез. На выходе с кладбища к ней подлетела какая-то блондинка, позже выяснилось, одна из любовниц Макса и пыталась что-то орать - никто даже ничего не успел сообразить, на все кладбище раздался оглушительный хлопок пощечины, а дамочка упала на асфальт, ошарашенно прижимая руку к краснеющей щеке. На поминки Макса Ника уже не пошла - уехала домой, где под присмотром няни оставалась ее дочь.

Дальше хуже, с каждым днем все больше вдова друга уходила в себя. Я как чертов маньяк, приезжал каждый вечер к их дому, уходил в комнату к охране и по камерам, которые Макс установил около года назад, следил за тем, что происходило в доме.

Только следить было не за чем. Камеры были только в коридорах, а в них движение по одной схеме, хоть часы сверяй - в восемь поход на кухню за завтраком, дальше мать и дочь сидят в детской до одиннадцати, прогулка, обед и снова комната часов до трех, скорее всего спят в это время, полдник, комната, ужин и опять в комнате до утра. Все это с незначительными перемещениями до ванны и туалета. И так каждый день. Без попыток выйти за ворота особняка или хотя бы в доме спустить в прачечную, или в гостинной посмотреть телевизор.

Смотрел на это неделю, а потом поехал в клуб за Ириной. У нее есть влияние на Нику и я готов был умолять, чтобы она сделала хоть что-то. Если кто и мог, то это она. Картинка, как она одним коротким разговором вывела на эмоции подругу, была слишком яркой, чтобы так просто выбросить ее из головы.

Ирина отказала. Более того, настойчиво посоветовала не лезть. Только, как об этом может судить та, кто неделю после похорон, не удосужилась даже на пять минут заехать к подруге, переживающей такое горе?

За эти слова я извинился через час, после того, как вместе с Димой приехал к дому друга, а его вдова разрядила обойму пистолета нам под ноги. Тот случай, когда это было намного красноречивее слов “пошел вон”.

- Я ее подруга не потому что знаю, как вывести ее на эмоции и заставить говорить. Это могут многие на самом деле. Я подруга, потому что точно знаю, когда к ней лучше не лезть. - только посмеялась в ответ на мои извинения Ирина. - Надо было ехать с вами, такое зрелище пропустила.

- И что делать? - пропустил ее подколки мимо ушей. - Долго она будет убиваться? Она потеряла мужа, но…

- Но он был подонок, - перебила подруга Ники, усмехнувшись.

Сжал зубы. Я не это хотел сказать.

- Но у нее есть дочь, которой она нужна. - терпеливо поправил. - Мне нет дела до того, что происходило между Максом и его женой.

- Его женой… Как ловко ты дистанцировался, ведь прекрасно знаешь ее имя. - протянула задумчиво, а потом рассмеялась. - Интересно, ты врешь мне или себе? Если мне, то ладно, а вот если себе, то это хуже. Я видела, как ты смотрел на нее в клетке в тот вечер, когда вас познакомил Макс. - последняя фраза сказана уже была серьезно, с неким вызовом.

Вот уж где точно не девочка-одуванчик. Дерзкая, нахальная. Пробежал глазами по девушке - полные губы, выразительные глаза, приятные черты лица, темные волосы собраны в низкий хвост, накрахмаленная форменная блузка обтягивает внушительный