Хакеры. Книга 3. Эндшпиль - Юрий Бурносов

Это был оберег. Изображение на одежде, хранящее владельца от напастей, а также дарующее силу и сохраняющее жизнь. Славяне обычно изображали священных зверей — коней, уток, рогатых оленей. Здесь же их заменяли колокольчики и кружочки. И противостояли они деревьям.

Алексей принялся зарисовывать узор на чистый лист в тетради.

— Чаю на травах не хотите? — спросила уже знакомая старушка, тихо подошедшая сзади.

— Спасибо, не хочу, — ответил Алексей. Вышивка на платке поглотила всё его внимание. — Вы случайно не знаете, что символизируют эти узоры?

— Не знаю, — пожала худыми плечами старушка. — Платок мне достался от матери, а ей — от бабки.

— А кто построил избу?

— Прадед. Давненько это было. Еще до того, как я родилась.

— Вам известно, почему фасад украшен волнистыми линиями?

— Нет, — совсем растерялась она. — Но думаю, что волны означают воду. Разве не так?

— Возможно, — задумчиво произнес Алексей. — Но почему вода? Здесь поблизости есть река или озеро?

Старушка отрицательно покачала головой.

— Значит, не хотите чаю, — произнесла она. — Тогда возьмите булочку с маком. Только испекла. Возьмите обязательно!

— Спасибо. — Алексею было как-то неловко брать у старушки булочку, которую она протягивала. Наверняка в деревне плохо с хлебом.

— Я испекла маковки специально для солдат, — словно прочитав его мысли, произнесла старушка. — Возьмите.

Алексей рассеянно взял. Она была теплой, мягкой, душистой. Сверху запеченную корочку покрывал слой мака. Он не стал есть булочку сейчас, а положил в вещмешок про запас.

— Вот и хорошо! Значит, потом пригодится! — напоследок произнесла старушка и удалилась в комнату. Алексей закончил перерисовывать узоры с платка и вновь вышел на мороз.

Небо было серым, солнце не проглядывало. Странный треугольник, венчающий крышу, на фоне неба казался темным зловещим наконечником.

Калинин вдруг опустил голову, неожиданно вспомнив.

Колокол! Он отчетливо слышал его удары.

Неподалеку находится церковь! А она может многое рассказать!

Алексей соскочил с крыльца.

— Тут распахивается дверь, и входит старушка, божий одуванчик. Я и говорю ей: «Страхуем, мать, от стихий, наводнений, от старости, от дряхлости…» А она в ответ: «Мне, сынок, Федя Краснов надобен!» А я ей: «Зачем вам Федя Краснов, когда и я вас не хуже застрахую». А она — дай-подай Федю. «Нету, — говорю, — Феди. Курить пошел. Покурит — вернется». А она мне: «Как это, покурит?» Я говорю: «Как обычно это делается. Взял папироску, дунул, закурил». Бабка как заверещит. У нас в конторе чуть стекла не вылетели. Оказалось — мамаша Федина! Чубу дурному уж тридцать лет, а он от матери прячется, словно пацаненок, не говорит, что курит…

— Коля! Приходько! — позвал политрук из сеней. — Пойди сюда.

— Однако некогда мне с вами, братцы, лясы точить! — подытожил Приходько, поднимаясь с табурета. — Начальство зовет! Никак награду получу. Мне политрук давно говорит — награжу тебя, Коля!

— Для тебя награда — чурбаком по голове! — сказал кто-то из солдат. — Может, все слова позабудешь и говорить разучишься. Вот люди вздохнут с облегчением! — Бойцы захохотали.

— Недалекие вы какие-то, — с сожалением произнес Приходько. — Ну вот сами посудите. Ну, замолчу я. Кто вас будет развлекать историями всякими? Вы ж потом сами заскулите: «Коленька, миленький, ну расскажи что-нибудь!» А я пожму плечами, похлопаю глазами и скажу: «Не знаю я слов русских и нерусских! Пусть вам тот рассказывает, который советовал меня чурбаком по голове…»

— Как же ты скажешь, коли все слова позабыл? — со смехом спросил тот же солдат.

— Приходько!! — прикрикнул Зайнулов. — Лето наступит, пока я тебя дождусь!

— Эх, если б не награда, — с сожалением признался Николай солдату. — Ответил бы я тебе!

Он оставил красноармейцев и вышел в сени.

— Сейчас выдвигаться будем, — сообщил Зайнулов. Приходько молча кивнул. — Сбегай, найди лейтенанта.

— Как скажешь, Ахметыч! — Николай собрался уже покинуть избу, как позади них раздался голос старушки:

— Возьмите, ребятушки, булочки маковые!

— Спасибо, мать! — сказал Приходько, протягивая руку за булочкой. — Чтоб тебе долго жилось да спокойно спалось.

— И тебе добра, солдатик.

Политрук вежливо отказался от булочки. Старушка ушла, раздавая печево остальным бойцам.

— Найди его поскорее, — попросил политрук.

Приходько снова кивнул и надкусил булочку. Политрук вышел на улицу, Николай проследовал за ним. Он съел половину маковки, и, хотя булочка была мягкой и аппетитной, солдат понял, что больше не хочет. Остаток он спрятал в вещевой мешок, на котором темнела корявая надпись, сделанная чернильным карандашом: «церковно-ПРИХОДЬСКАЯ сумка». Делая запас, Николай справедливо полагал, что в долгом пути к высоте Черноскальная остаток булочки еще пригодится.

Оглядевшись с крыльца и заметив одинокий след, ведущий за пределы деревни, Николай Приходько двинулся по нему.

Калинин запыхался, пробираясь по пояс в сугробах, когда достиг развалин небольшой церкви. Всё, что от нее осталось, — это белокаменные стены. Снесенный взрывом купол лежал неподалеку, наполовину запорошенный снегом. В разрушенной колокольне чудом уцелел небольшой колокол. Порывы ветра раскачивали его язык, и колокол издавал пронзительный, щемящий звон.

Входные двери отсутствовали. Алексей осторожно шагнул через проем и оказался внутри.

Вместо свода над обломками стен простиралось тоскливое серое небо. Самые верхние кирпичи почернели, зато под ними на древней штукатурке сохранились фрески. Они выцвели от времени, в некоторых местах смылись и осыпались. Но всё равно Калинин был потрясен.

Фрески были выписаны в ряд, и в их последовательности можно было угадать сюжет. Не ветхозаветный и не евангельский. Алексей осмотрелся, определяя начало, и, кажется, нашел его. На первой фреске светлые витязи на белых конях гнали басурман. У витязей правильные лица, длинные развевающиеся плащи, прямые мечи. На переднем плане удалой широкоплечий князь на белом коне. На голове у него высокий шлем с перевернутым стальным соколом, защищающим переносицу. У басурман лица грязные, озлобленные; шапки с конскими хвостами, сабли кривые. Здесь запечатлено какое-то сражение. Возможно, очень известная великая победа, поскольку под копытами коней лежит множество поверженных басурман.

На следующей фреске были изображены странные для церковного искусства сцены. Виселицы, кровь, отрубленные головы. В центре фрески стоял человек в тюрбане. Очевидно, глава басурман. Он указывал куда-то рукой, а может, взывал к своему богу. За его спиной в глубине картины толпа людей готовилась к казни.

Алексей попутно зарисовывал основные моменты. Карандаш не мог передать всю эмоциональную силу картин, поэтому Калинин только фиксировал основные персонажи и события, а также многочисленные символы и знаки.

Он посмотрел на следующий рисунок и тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения.

Эта фреска была на тот же сюжет, но зеркально противоположной по композиции и смыслу. Басурмане с кривыми саблями и на черных конях громят светлых витязей! И первым бежит удалой князь, на шлеме у которого перевернутый стальной сокол, расправивший крылья.

Алексей еще раз сравнил картины. Невероятно! Значит, он ошибся. Это не великая победа. Тогда что? Великое поражение?

Фреска с изображением казней и та, на которой басурмане побеждают витязей, казалось, были перепутаны местами. Ведь сначала надо одержать победу, чтобы творить зверства… Тогда совершенно непонятным был смысл первой картины, где витязи громят басурман.

Он перевел взгляд на следующую фреску. Нижняя ее часть была размыта. На уцелевшем куске была видна фигура властного длиннобородого старца. Правая его рука покоилась на толстой книге. Рядом, преклонив колени, стояли витязи во главе с «храбрым» князем, снявшим свой шлем со стальным соколом. Могло показаться, что витязи пришли к старцу просить совета, а быть может, прощения за позорное бегство. Но по едва уловимым признакам Алексей понял, что старец сам призвал их.

— Разумеется, надо было призвать, — тихо промолвил Алексей. — Ведь враг напал на отчизну!

Последняя фреска. Лес, сугробы. Витязи сражаются с неведомыми зверями. Фигуры были прорисованы настолько нечетко, а время так безжалостно отнеслось к краскам, что очертаний зверей почти не разобрать. Витязи размахивают мечами, лезвия которых испещрены черными точками. «Капельками крови? — подумал Алексей и сразу отмел эту версию. — Нет, это не кровь. Что-то другое».

Больше фресок не было. Окончание истории, очевидно, располагалось на своде, место которого сейчас занимало огромное серое небо, слегка подернутое туманной дымкой. Калинин огорченно вздохнул и тщательно начал копировать сохранившиеся изображения. Время летело незаметно. Он пропустил обед, но голода не чувствовал. Работа всецело захватила. Закончив, он выбрался из церкви. Солдаты покидали избы и строились. До Алексея доносились задорные голоса. Он посмотрел на часы. Час дня! Нужно спешить. Калинин оглядел церковь на прощание. Взгляд остановился на обрушенном куполе, что был наполовину засыпан снегом. И он тут же позабыл, что ему нужно спешить, что в деревне готовы к маршу и ждут его команды сорок три красноармейца. Проваливаясь в пушистые сугробы, Калинин пробрался к шпилю купола. Остановившись возле знака, увенчивающего шпиль, он начал разгребать снег.