Открытый заговор - Герберт Уэллс

противоречие, чем было, скажем, пару сотен лет назад, между превалирующими идеями о том, как подобает проводить жизнь, и возможностями и опасностями настоящего времени. Мы начинаем все более ясно видеть, что определенные сложившиеся традиции, которые веками составляли основу человеческих отношений, уже не просто не столь удобны, как раньше, но уже определенно вредны и опасны. И все же мы не знаем, как стряхнуть с себя эти традиции, эти привычки социального поведения, управляющие нами. Но также мы не способны продекларировать, а тем более ввести в обиход новые концепции социального поведения и социальных обязательств, которые должны их заменить.

Например, общее управление человеческими делами в мире до сих пор распределялось среди определенного числа суверенных государств – в настоящее время их около семидесяти – и до недавнего времени это была вполне сносная конструкция, в которую можно было вписать общий для всех образ жизни. По нашим нынешним стандартам уровень жизни, возможно, не был высоким, но социальная стабильность и уверенность в будущем были выше. Молодых учили быть лояльными, законопослушными, патриотичными, а сложившаяся система наказаний за преступления и правонарушения в виде репрессий и штрафов поддерживала целостность социального организма. Каждого учили истории, прославляющей его собственное государство, и патриотизм был главным среди добродетелей. Теперь же, когда стремительно произошло это «исчезновение расстояния», все мы стали соседями по улице. Государства, когда-то бывшие отдельными, социальные и экономические системы, прежде бывшие далекими друг от друга, теперь с раздражением толкают и теснят друг друга. Торговля в новых условиях постоянно нарушает национальные границы и совершает воинственные набеги на экономическую жизнь других стран. Это обостряет патриотизм, на котором все мы воспитаны и которым все мы, за редким исключением, пресыщены. Между тем война, которая когда-то была сравнительно вялой потасовкой на переднем фланге, превратилась в войну в трех измерениях; она затрагивает невоюющего почти так же, как воюющего, она приобрела вооружения колоссальной жестокости и разрушительности. В настоящее время не существует выхода из этой парадоксальной ситуации. Наше воспитание и наши традиции постоянно подталкивают нас к антагонизму и конфликтам, которые приведут к обнищанию, голоду и уничтожению как наших антагонистов, так и нас самих. Мы все научены не доверять иностранцам и ненавидеть их, салютовать своему флагу, послушно застывать, деревенея, при исполнении национального гимна и быть готовыми следовать за нашими маленькими собратьями в шпорах и перьях, изображающими из себя глав наших государств, в пекло самого ужасного тотального разрушения. Наши политические и экономические идеи устроения жизни устарели, и мы сталкиваемся с большими трудностями в их адаптации и реконструировании, с тем чтобы они начали соответствовать колоссальным требованиям нового времени. Вот что на самом деле имеют в виду наши граммофонные политики, выражающиеся в своем обычном туманном стиле, когда они вновь и вновь ставят эту заезженную пластинку о том, что «моральный прогресс не поспевает за научно-техническим прогрессом».

В социальном и политическом плане мы хотим пересмотра системы представлений о нормах поведения, обновленного взгляда на социальную и политическую жизнь. Мы попусту тратим нашу жизнь, мы дрейфуем, нас обманывают, надувают и вводят в заблуждение те, кто эксплуатирует старые традиции в своих корыстных целях. Нелепо то, что все продолжают навязывать нам войны, облагают нас новыми налогами для их финансирования, угрожают телесными увечьями и ограничением прав и свобод ради никому не нужного выживания старой модели разъединенного мира донаучной эры. И дело не только в том, что наш политический образ жизни сегодня ничем не лучше унаследованного образа жизни с его дефектами и пороками развития, но и в том, что наша повседневная жизнь, еда и питье, одежда и жилье, и все наши занятия также стеснены, расстроены и находятся в упадке из-за того, что мы не знаем, как стряхнуть с себя старый уклад жизни и приспособить нашу жизнь к новым возможностям. Напряжение принимает форму возрастающей безработицы и дисбаланса покупательной способности. Мы уже не знаем, тратить ли нам или экономить. Толпы людей оказываются необоснованно выброшенными с рынка труда. Несправедливо, иррационально. Колоссальные преобразования бизнеса осуществляются для увеличения производства и накопления прибыли, а между тем число потребителей с покупательной способностью все уменьшается и совсем исчезает. Машина экономики скрипит и подает все признаки остановки, и эта остановка будет означать всеобщую нужду и голод. Экономика не должна встать. Должно произойти преобразование, перенастройка. Но что за перенастройка?

Хотя никто из нас еще не знает, каким именно образом эта великая перенастройка должна будет осуществиться, во всем мире сейчас ощущается, что нам предстоит то ли перенастройка, то ли глобальная катастрофа. Все больше людей чувствуют, что этот переход от старого к новому не пройдет гладко и без потерь. В пределах жизни одного поколения человечество перешло от того состояния дел, которое нам сейчас кажется медленным, скучным, плохо обеспеченным и ограниченным, но, по крайней мере, колоритным и безмятежным, к новой фазе волнений, провокаций, угроз, безотлагательности, реальных или потенциальных бедствий. Наши жизни переплетены, мы являемся частями друг друга. Мы не можем уйти от этого. Мы – объекты в социальной массе. Что нам делать с нашей жизнью?

II. Идея Открытого Заговора

Я пишу на социальные и политические темы. По сути, я вполне обычный, заурядный человек. У меня довольно посредственный, среднестатистический мозг, и поэтому то, как мой мозг реагирует на эти проблемы, является хорошим индикатором того, как большинство мозгов будет реагировать на них. Но, поскольку мое дело – писать и думать об этих вопросах, и я могу уделять им больше времени и внимания, чем большинство людей, постольку мне удается значительно опережать других, и мои статьи и книги выходят немного раньше, чем те идеи, которые я там отражаю, они становятся понятны десяткам тысяч, затем сотням тысяч и, наконец, миллионам людей. И случилось так, что несколько лет назад (около 1927 года) у меня возникло страстное желание разобраться с этим запутанным клубком идей, которые, казалось, содержали в себе ответ на вопрос, как нам приспособить нашу жизнь к громадным новым возможностям и опасностям, стоящим перед человечеством, и придать этим идеям некую форму.

Мне казалось, что во всем мире разумные люди пробудились и поняли, как это унизительно и абсурдно. Что их подвергают опасностям, ограничению прав и свобод, обнищанию, пользуясь их некритической приверженностью традиционным правительствам, традиционным представлениям об экономической жизни и традиционным формам поведения, и что эти пробудившиеся разумные люди должны сначала заявить протест, а