Золушки для холостяков - Маша Царева

– Ну прости, – опустил глаза он, – не знаю… Женщинам такое не понять. Она какая-то противная. Хотя даже не могу объяснить, что с ней не так. Зато та, другая, меня по-настоящему вдохновила. Я загорелся работать, теперь у меня и у самого есть план!

– Ну-ну, – недоверчиво хмыкнула она.

– Я уже арендовал студию и подготовил со знакомым юристом контракт.

– А где ты собираешься брать денег на то, чтобы поставить ее клипы в ротацию? И на то, чтобы эти клипы были приличными? Ты знаешь, сколько стоит один съемочный день, например Грымова?

– Пока и знать не хочу, – твердо сказал он, – сейчас буду заниматься репертуаром и репетициями. Потом устрою девочке пару концертов. У меня много знакомых в ночных клубах.

– Я надеюсь, ты в нее не влюбился? – спросила женщина, глядя в сторону.

Она делала вид, что ей безразличен его ответ, каким бы он ни был. Но по ее напряженным плечам он понял, что это не так.

И тогда он обнял эти плечи, притянул ее к себе и прошептал ей в висок:

– Конечно нет, дурочка. Ты же знаешь, что я люблю только тебя.

Глава 3

Вечером, почувствовав в своем настроении тонкие депрессивные нотки, я позвонила Татьяне. Как-то так вышло, что к Але мы с Татьяной относимся немного снисходительно. Все же между нами возрастная пропасть в целых восемь лет. Восемь лет непрерывного поиска приключений на собственную филейную часть – это для женщины ох как много. Поэтому мы всегда не прочь за глаза обсудить Алину жизнь, и эти разговоры, как правило, проходят под девизом «О времена, о нравы!»

Как выяснилось, позвонила я не вовремя – по ее кокетливому утробному похохатыванию я сделала вывод, что либо я потревожила ее в самый разгар обещающего быть страстным свидания, либо Танька просто-напросто пребывает в самой веселой стадии легкого алкогольного опьянения.

– Настюха! – рассмеялась она. – Ты знаешь, что жизнь хороша?!

– Догадываюсь, – осторожно согласилась я, одной рукой прижимая телефонную трубку к уху, а другой пытаясь выдавить уже доставший меня прыщ.

– Так что ты позвони мне завтра, и мы это подробно обсудим!

– Постой, постой. Как это завтра? Ты что, не одна?

– Одна, не одна, какая, на фиг, разница, – веселилась Танька, – вчера одна, сегодня не одна уже. Ты же знаешь, как это у нас, свободных девушек, обычно бывает!

Кажется, я права на все сто и даже двести процентов – поскольку Танька и пьяна, и находится в обществе очередного претендента на ее интимные ласки.

– А я хотела об Альбине поговорить, – разочарованно протянула я, уже понимая, что беседы в жанре оживленной сплетни не получится.

– А, ты об этом ее Гришке, что ли?

– Ты уже знаешь? – поразилась я. – А я-то думала, что она мне первой сказала.

– Да нет, Алька всегда сначала ко мне со своими проблемами бежит, – немного самодовольно заметила Танька, как будто бы Альбина была не нашей общей подружкой, а мужиком, на которого мы обе навесили несмываемый ярлык «лакомый кусочек».

– И что ты обо всем этом думаешь? – осторожно поинтересовалась я.

– Я так за нее рада, – разочаровала меня накачанная каким-то веселящим пойлом подруга. – Алька ведь – это совсем не то, что мы с тобой.

– В смысле?

– Алька – романтическая барышня. Ей замуж надо, а не с нами гулять, – нравоучительно сказала Татьяна и, понизив голос, добавила: – Настена, я с таким мужиком познакомилась вчера! Мне кажется, что я скоро тоже перейду в другой лагерь!

– Что ты имеешь в виду? – В военной терминологии я была не сильна.

– Ну мы сейчас находимся в лагере девушек, пытающихся устроить свое моральное и материальное счастье с помощью мужчин, так?

– Материальное – это больше по твоей части.

– Да ладно, – хихикнула Татьяна, – просто я в этом смысле более конкретна. Уверена, что ты бы тоже была не прочь сесть к кому-нибудь на шею.

– Вообще-то…

– Но сейчас речь идет не об этом, – перебила она. – Понимаешь, я впервые в жизни увидела мужика, ради которого я согласна перебежать в лагерь домашних куриц!

Я представила, как Татьяна в плюшевом халате читает, сдвинув брови, кулинарную книгу, а потом звонит мне и спрашивает, сколько граммов ванильного сахара соответствует обычному кусочку рафинада, и мне стало страшно.

Вопрос философский: а разве это не то самое счастье, изобилие которого я, по идее, должна искренне желать своей лучшей подруге? Разве слова «обустроенность» и «счастье» не являются в современном обществе синонимами?

Может быть, это и так, но что-то я не уверена в том, что отсутствие приключений может и вправду сделать мою Татьяну счастливой.

Так же как и не уверена я в том, что же нужно для полного счастья мне самой.

Однако на другом конце провода немного обиженно сопела Танька, она ждала какой-то реакции на шокирующее сообщение, и я постаралась ее не разочаровать.

– Поздравляю! – воскликнула я. – Ты тоже его из-под чьего-нибудь носа стырила?

Я и сама знаю, что реакция моя была несколько неадекватной. Но что бы вы сделали, если бы две ваши самые близкие подружки с интервалом в два часа торжественно объявили, что они встретили мужчин своей мечты, в то время как у вас прыщи, нет денег на приглянувшиеся туфли, почти три недели не было секса и в разгаре предменструальный синдром?

Но Танька так глубоко погрузилась в болото своей эйфории, что даже не обиделась.

– Его зовут Дима. Настенчик, я больше не могу говорить! Мы сидим в ресторане, он в туалет отходил, возвращается!

Даже не попрощавшись, никак не отреагировав на мое плохое настроение и не поинтересовавшись, не нужно ли мне чего-нибудь (а вдруг у меня закончилось мыло и нечем мылить веревку), лучшая подружка отсоединилась.

А я в сердцах выдернула телефонный шнур из розетки и отправилась в ванную, где в очередной раз решила:

Первое. С завтрашнего дня исключу из рациона все мучное и сладкое.

Второе. Мне определенно не идет челка, которой наградил меня на прошлой неделе парикмахер, когда меня угораздило задремать в его кресле и на минутку потерять бдительность.

Третье. Больше ни за что на свете не буду выдавливать прыщи. Только специальный корректор.

Впрочем, подобного рода обещания я даю себе почти каждое воскресенье. Чтобы с понедельника, по закону жанра, начать новую жизнь.

Объект моей страсти нежной, Сыромятин Борис, – бабник.

Это точно.

Позавчера он обедал с новенькой Аллочкой. А я мрачно вкушала сандвичи за соседним столиком и краем уха слышала, как он пригласил ее на фильм «Страсти Христовы». Только вот не надо думать, что я подслушиваю. Они просто слишком громко разговаривали.

А вчера я заметила его за тем же столиком, но уже с редактором по звездам Викулей. Боря что-то ей увлеченно рассказывал, а Викуля мелодично похохатывала и выглядела при этом, как сытый кот. А еще я заметила, что Боря постоянно запускает руку под стол, и именно в этот момент Викуля смотрит на него как-то уж слишком красноречиво. Руку на отсечение даю, что под укромной сенью заляпанной кетчупом скатерти подлец лапает коленку этой умело раскрашенной куклы. Я не завидую ей, нет. Мне вообще, может быть, кажется, что для настоящей женщины это унизительно – быть украдкой обласканной на глазах у десятка любопытных коллег. Но не будем о грустном.

И это еще не все.

Сегодня утром я столкнулась с Сыромятиным в курилке. Вообще-то курить я не люблю, но в верхнем ящике рабочего стола всегда держу пачку ментоловых сигарет «Вог». Я давно заметила, что жизнь (в лице главного редактора Юлиана Афанасьевича и его похожей на чучело очковой змеи заместительницы Елены Андреевны) несправедлива к приверженцам здорового образа жизни. Мы, девушки, которые отказываются от сигарет в пользу естественного румянца, вынуждены сидеть, не разгибаясь, за компьютером, кропая очередные гениальные статьи, или висеть на телефоне в поисках скандальной темы. В то время как заядлые курильщики каждые пятнадцать минут с озабоченным видом выбегают на лестничную клетку, предварительно хлопнув себя по карману, дабы убедиться, что зажигалка все еще на месте, а не сперта кем-нибудь из ушлых коллег. И все смотрят на такое возмутительное поведение сквозь пальцы. И сказать нечего – как не отнестись снисходительно к человеку, у которого руки трясутся от никотинового голодания? Так что с некоторых пор я тоже делаю вид, что курю.

Так вот, когда я деловито спустилась на облюбованный лестничный пролет, зажав в губах дымящуюся сигаретину, то обнаружила там Сыромятина, который, отвернувшись к окну, нежно вещал в мобильник:

– Зайка, я все понимаю. Я так перед тобою виноват. Но любовь – это прежде всего доверие. Поэтому ты должна верить мне: у меня никого, кроме тебя, нет.

В этом месте я интеллигентно кашлянула, но никто и не подумал обратить на меня внимание.

Борис продолжал распинаться перед невидимой мне Зайкой, предоставив мне возможность слепо гадать, кто – Алла или Викуля – зачислен им в отряд длинноухих.