Ночные видения - Елена Блаватская

Мои громкие крики и проклятия разбудили весь пароход. Все решили, что у меня был кошмар. Я не пытался довериться кому-либо, но с того самого дня моя жизнь превратилась в длинную цепь душевных мук. Стоило мне только закрыть глаза, и я снова становился свидетелем какого-нибудь ужасного события, какого-нибудь несчастья, смерти или преступления, которые происходили в прошлом, настоящем и даже будущем, в чем я позже убедился сам. Казалось, будто какой-то насмешливый злобный дух решил заставить меня увидеть все звериное, злобное и безнадежное, что существует в этом несчастном мире. Ни одного светлого видения красоты или добродетели не нарушало тяжелый мрак в тех картинах страха и страдания, которые я, казалось, был обречен видеть. Сцены подлости и убийства, предательства и страсти постоянно возникали перед моим внутренним взором, и мне приходилось лицом к лицу сталкиваться с самыми низкими и грязными последствиями страстей человеческих, самыми ужасными результатами земных материальных желаний.

Предвидел ли бонза все эти отвратительные последствия, когда говорил о Дайдж-Джинах, для которых я оставил вход, открытую дверь в себя? Чепуха! Во мне, наверное, произошло какое-то необычное физиологическое изменение. Как только я окажусь в Нюрнберге и собственными глазами увижу, насколько лживы были мои страхи – я не смел думать о несчастье – все эти бессмысленные видения исчезнут так же быстро, как и появились. Одно то, что моя фантазия всегда представляет только картины несчастий, человеческих страстей в их худших материальных проявлениях, было для меня доказательством их нереальности.– Если, как вы говорите, человек состоит из одной субстанции, из вещества, которое является объектом физических ощущений, и если сами способы получения этих ощущений есть только результат организации мозга, тогда мы естественным путем будем привлечены лишь к материальному, земному…

Тут мои размышления прервал знакомый голос бонзы. Он повторил аргумент, которым часто пользовался в спорах со мной.

– У людей есть две плоскости видения,– снова слышал я его слова,– плоскость неумирающей любви и духовных устремлений, которые проистекают из вечного источника света, и плоскость беспокойного, вечно меняющегося вещества, в котором купается блуждающий ДайджДжин.

VII Вечность в коротком сновидении

В те дни я вряд ли мог допустить хотя бы на мгновение глупой веры в существование каких-либо духов, добрых или злых. Но тогда я понял, хотя, может быть, еще и не поверил, что это означает. Я по-прежнему надеялся, что мое состояние окажется результатом какого-то физического расстройства или нервных галлюцинаций. Чтобы подкрепить свое неверие, я постарался восстановить в памяти все аргументы, которые выдвигались против подобных суеверий. Я вспомнил острый сарказм Вольтера, спокойные рассуждения Юма и до тошноты повторял про себя слова Руссо о том, что «суеверие – это нарушитель общественного порядка и с ним нельзя не бороться всеми силами».– Каким образом видения или, скорее, фантасмагории,– приводил я доводы,– то, что в состоянии бодрствования мы находим лживым, вообще оказывают на нас воздействие? Почему

Слова, где смысла нет,Пугают тем, чего на свете нет?

Однажды старый капитан рассказывал нам о различных суевериях, которые бытуют среди моряков, и надутый английский миссионер заметил, что еще Филдинг объявил: «суеверия делают человека глупцом», после чего он на мгновение замялся и вдруг замолчал. Я не принимал участия в разговоре, но не успел почтенный миссионер произнести цитату, как я заметил в небольшом слабом сиянии мерцающего света, который я видел теперь почти постоянно над головой каждого пассажира, продолжение его мысли:

А скептицизм делает его сумасшедшим.

Я слышал и много читал о тех, кто объявляет себя ясновидящими и о том, что они часто видят мысли людей нарисованными в ауре, которая их окружает. Что бы слово «аура» ни значило для других, теперь я на собственном опыте убедился в истинности этих претензий и почувствовал совершенное отвращение! Я – ясновидящий! В моей жизни появилась еще одна ужасная вещь, еще один глупый и смешной дар развился во мне, который придется скрывать ото всех, поскольку я стыдился его, словно проказы. В этот самый момент моя ненависть к ямабуши и даже к моему почтенному другу бонзе стала непреодолимой. Первый, видимо, выполнил надо мной какие-то манипуляции, пока я лежал без сознания и коснулся какой-то неизвестной физиологической пружины в моем мозгу. Она соскочила со своего места и теперь пробудила во мне способность, которая в обычном состоянии остается скрытой в человеческом организме, а мой друг сам привел в дом этого несчастного!

Но гнев и проклятия были бесполезны и вряд ли могли что-либо изменить. Кроме того, мы были уже в европейских водах и до Гамбурга оставалось всего несколько дней пути. Там все мои волнения и страхи улягутся, и я к своему большому облегчению узнаю, что хотя ясновидение, как чтение мыслей человека, может быть, и существует, но познание событий на расстоянии, как это случилось в моем сновидении, невозможно для человека. Тем не менее, вопреки доводам разума, сердце мое переполняли страхи и самые черные предчувствия. Я понимал, что скоро свершится моя судьба. Я очень страдал, и душевное утомление возрастало с каждым днем.

В ночь перед нашим прибытием у меня был очередной сон. Я вообразил, что умер. Мое холодное и неподвижное тело лежало в последнем сне. Умирающее сознание, которое до сих пор считало себя моим «я», поняло, что произошло, и готовилось через несколько секунд прекратить свое существование. Я всегда верил, что мозг сохраняет тепло дольше остальных органов человеческого тела, что он последний прекращает функционировать, и мысль, таким образом, живет на несколько секунд дольше человеческого тела. Поэтому я нисколько не был удивлен, увидев во сне, что мое тело уже перешло через ужасную реку и попало туда, «откуда ни один смертный еще не возвращался», а сознание все еще оставалось в каких-то серых сумерках, первых тенях Великой Тайны. Таким образом, моя МЫСЛЬ все еще покоившаяся в моих останках, которые быстро теряли крупицы жизни, с сильным и горячим любопытством ожидала своего распада, то есть своего уничтожения. «Я» спешил испытать свои последние ощущения, пока темный плащ вечного забвения не накрыл меня, пока у меня бы– ло время чувствовать и наслаждаться тем великим высшим торжеством, которое давало мне знание того, что мои убеждения, которым я оставался верен всю мою жизнь, были истинными, и что смерть – это полное и абсолютное прекращение сознательного существования. Вокруг меня с каждым мгновением становилось все темнее и темнее. Огромные серые тени проходили перед глазами. Сначала медленно, потом, убыстряясь, они замелькали вокруг меня с головокружительной скоростью. Целью движения, казалось, было всего лишь достижение темноты, и как только цель была достигнута, движение замедлилось. Темнота превратилась в глубокую черноту, движение полностью прекратилось. Мои чувства не воспринимали ничего, кроме этого бездонного черного пространства, темного, как смола. Оно казалось мне таким же безграничным и молчаливым, как безбрежный Океан Вечности, по которому Время, это порождение человеческого мозга, скользит, но никак не может его пересечь.

Катон определил сон как «образ наших надежд и страхов». В состоянии бодрствования я никогда не боялся смерти и теперь во сне я спокойно и равнодушно отнесся к мысли о своем скором конце. По правде говоря, эта мысль даже принесла мне облегчение, наверное, ее вызвали пережитые мною недавно страдания. Конец всего, всех сомнений, страхов о судьбе тех, кого я любил, мысли об их страданиях, конец всем беспокойствам был близок. Постоянная боль, которая непрерывно терзала мое сердце в течение долгих и утомительных месяцев, сейчас становилась невыносимой. И если, как считает Сенека, смерть – это всего лишь «прекращение того, чем мы были перед этим», то было бы лучше, если бы я умер. Мое тело мертво. Его сознание – это все, что от него остается. Еще несколько мгновений, и я последую за ним. Восприятие моего сознания станет все слабее, все расплывчатее и туманнее, пока желанное забвение не накроет меня полностью своим холодным саваном. Нежна волшебная рука смерти – этого великого утешителя мира. Глубок сон в ее неподатливых руках, его никогда не беспокоят сновидения. Да, действительно, смерть – желанный гость… Это спокойное, мирное убежище среди ревущих валов океана жизни, чьи крутые волны тщетно разбиваются о скалистые берега смерти. Счастлив тот одинокий барк, который входит в спокойные воды ее черного залива после долгого и жестокого шторма, после сердитых ударов внешней, чувствующей жизни. Теперь, на вечной якорной стоянке, ему больше не понадобятся ни паруса, ни руль. И мой барк наконец-то обретет покой. Так добро пожаловать, о Смерть, пусть даже за такую соблазнительную цену. Прощай, мое бедное тело. Хоть я и ни пытался ни ублажать тебя, ни доставлять тебе наслаждения, и теперь с готовностью отдаю!..