Сказания Колдовского мира - Андрэ Нортон

Склонила Ауфрика голову и спрятала лицо в руках. И впервые с удивлением заметила я, какой тонкой и морщинистой стала на них кожа, что свидетельствует о приближающейся старости куда больше, чем ее лицо. Ведь была она из тех, кто и сложен крепко, и чья кожа гладка и упруга. Но, как побитая, упала она тогда на стул, словно все прожитые годы разом обрушили на нее свою тяжесть.

— Матерью была ты мне! — Положила я руки на согбенные плечи. — И только дочерью тебе быть я хотела. Но сейчас нет у меня иного пути.

— И это я знаю. Помнится мне, что ваша с Элином мать, госпожа моя, так и хотела, чтобы таким же служением людям была твоя жизнь, как и ее собственная. Я буду бояться за тебя…

— Нет, — прервала я ее. — Бояться — значит рождать страх. Наоборот, положись на свои силы, думай лишь о том, что меня ждет победа.

Ауфрика подняла голову, и увидела я, что усилием воли подавила она свое беспокойство. Знала я теперь, что всей Силой своей охранит она меня в пути. Надежней отряда мечников будет эта охрана. Ведома была мне Сила Ауфрики, не раз билась она при мне насмерть и побеждала!

— Где ты будешь искать? — живо спросила она, уже обдумывая план.

— Покажет гаданье.

Опять пошла она к своим припасам, достала оттуда кусок тщательно сложенной ткани, положила на стол и разгладила. Золотыми линиями был поделен платок на четыре части, каждую из них проходящие через нарисованный центр красные линии делили на треугольники. А середина была исписана рунами, которые никто из людей не умел теперь прочесть, ведь были написаны ими Слова Власти.

Потом достала Ауфрика золотую цепочку с маленьким шариком из горного хрусталя на конце. Взяла она цепочку за петельку с другой стороны и надела на палец. Поднялась на ноги, простерла над платком руки, так чтобы шарик лег точно в центр. И хотя не дрожала рука ее, шарик начал качаться на цепочке, как на маятнике. А потом стал качаться в другую сторону: вдоль одной из красных линий. Я смотрела и запоминала.

Значит, должна я ехать на юг и на запад. А ведь скоро, говорила я Джервону, выпадет снег и закроет перевалы, и пути отсюда для меня не будет.

Шарик неподвижно повис. Ауфрика уложила цепочку с шариком в мешочек, а я сложила платок.

— Завтра, — сказала я.

— Так будет лучше, — согласилась она. И опять пошла к своему шкафчику и стала доставать из него всякие разности. Знала я, не выпустит она меня в дорогу без вещей, которые знания Мудрых сделают полезными для меня.

Но я пошла в хижину Омунда. Все знали, что мы с Ауфрикой умеем видеть невидимое и понимать скрытое, а потому не удивился он моим словам, хоть и не знал источников нашего ведения. Я сказала ему, что благодаря Мудрой узнала, что брат мой в беде. И угроза исходит не от битв и войны, а от Древних. Что по связи рождения я должна отправиться на помощь.

Выслушав меня, Омунд качнул головой, а женщины его, как обычно, искоса и недобро поглядывали в мою сторону.

— Так вы говорите, госпожа, что нет у вас другого выхода? Когда вы покидаете нас?

— Завтра с рассветом. В этом году зима будет ранней.

— Верно. Что же, госпожа, честно и благородно жили вы с нами, как госпожа ваша мать и господин отец ваш. И не родня мы вам — ни по крови, ни по обету. А зову родной крови должен следовать любой человек. Благодарны мы вам за всю помощь в прошедшем и… — Он неловко поднялся и подошел к сундучку, который сам же и вырезал из дерева. — Мал мой подарок и мала такая плата за все ваши благодеяния, но ночью в чужих землях он согреет вас.

Он достал из сундучка дорожный плащ, над которым долго трудились чьи-то руки. Из лохматых шкур горных коз сшили его и окрасили в пурпурный цвет, темный и неяркий, словно закатный. Случайно, должно быть, получился такой цвет, и не смог бы красильщик повторить его. Редкой была такая красота в нашей жизни. Подумалось мне, быть может, ни у одной госпожи из Долин нет одеяния наряднее этого.

Только словами могла я поблагодарить его, но все понимал старый Омунд и знал, как дорог мне его подарок. Много держали мои руки разных полезных вещей, но редко бывали они так красивы. Улыбнулся он в ответ, взял мою ладонь обеими руками и склонил к ней седую голову, и прикоснулся губами к моим мозолистым пальцам, словно и впрямь была я его госпожой.

Тогда поняла я, что хоть и чужой частенько ощущала себя в Роби, близкими мне были все эти люди и, расставаясь с ними, теряла я немало. Не все, конечно, относились ко мне, как Омунд, вот и родня его радовалась моему уходу.

С плащом на плече отправилась я к Ауфрике — больше прощаться было не с кем. К моему удивлению, в хижине был Джервон. Он сидел у очага, стол был уже пуст, но Ауфрика все еще укладывала свертки в заплечный мешок. Улыбался Джервон, попивая из чаши заваренный Ауфрикой травяной настой, подслащенный диким медом.

Он встал сразу, когда я вошла. Никогда не видела я его таким радостным и нетерпеливым.

— Мудрая говорит, что завтра вы уезжаете, госпожа.

— У меня есть срочное дело…

— Похоже, что это и мое дело, ведь я проболтался здесь так долго. Кстати, в наше время никто, если только может, не ездит по дорогам в одиночку — у человека всего одна пара глаз и уследить за дорогой в обе стороны невозможно. Едем-ка вместе!

Не спрашивал он моего согласия и говорил так, словно все было уже решено. Возмутилась я, хоть и понимала, что он прав, и лучше путешествовать вместе, тем более с воином, который знает все опасности дальней дороги лучше меня, но и отказывать ему просто из гордости было бы неразумно. Пришлось мне взять себя в руки, но не удержалась, спросила я:

— А что, если мой путь лежит в другую сторону, мечник?

Он передернул плечами:

— Разве я не говорил вам, что не знаю, где стоит войско моего лорда? На юг ли, на запад ли поедем мы с вами, всюду могу узнать я о нашем войске, по предупреждаю вас, госпожа, любая дорога может привести нас прямо в пасть дракона, а точнее — прямо в зубы к Псам.

— Ну, тебе придется позаботиться, чтобы этого не случилось, — возразила я. И твердо решила, что не как нежная дама из Долин отправлюсь я в путь под опекой внимательного путника. Нет, если уж ехать вместе, то как два друга, свободных и равных. Но как сказать ему об этом — не знала.

Завидев плащ, шагнула Ауфрика вперед, восхитилась им и сказала, что теперь я могу не опасаться холодов. Сразу же достала она из коробочки брошь, чтобы заколоть плащ у горла. И без всяких слов понимала я, что уже заговорила ее Ауфрика мне в дорогу самым сильным заклятьем из всех, что знала.

Джервон оставил чашку.

— Итак, на рассвете, госпожа? Пешком идти не придется. Ведь у нас два коня: мой и Пелла.