Инквизиция: царство страха - Тоби Грин

Хотя на сексуальные отношения между людьми разной веры был наложен запрет, однако такое встречалось довольно часто. В 1356 г. король Арагона пожаловал местному монастырю полномочия судить женщин-мусульманок, пойманных во время занятия любовью с христианами в данной местности. Но в следующем году пришлось внести изменения, чтобы не включать в этот указ женщин, которые «совращали» самих монахов[118].

Несмотря на участие в жизни друг друга, между людьми трех конфессий всегда существовала напряженность. Она будто бы ждала момента, когда экстремисты позволят ей вырваться на волю. Мусульмане и христиане пользовались банями в разные дни. Христианам не разрешалось переходить в ислам или иудаизм[119]. В конце XV века было оказано значительное давление, чтобы отделить евреев и мусульман в городах от христиан. Начали возводиться искусственные барьеры.

К концу XV века, когда в Арагоне вокруг инквизиции возникли трения, три сообщества выполняли совершенно разные функции в испанском обществе. Христиане были чиновниками, церковниками и бойцами[120]. Евреи — ремесленниками, финансистами и интеллектуалами. Мусульмане — как правило, сельскохозяйственными тружениками и ремесленниками[121].

Это общество отличалось тем, что род занятий в нем определяла вера, что привело к сокрушительным последствиям все испанское общество, когда из него исключили представителей двух конфессий.

В Испании после ее освобождения от мавров военизированная природа христианского общества создала национальный характер, который отличался крайней вспыльчивостью.

«Они горды, думают, что никакая другая нация не может сравниться с их собственной, — писал один итальянский путешественник. — Они не любят иностранцев, обращаются с ними крайне сурово, готовы взяться за оружие быстрее, чем любой другой христианский народ. Великолепно владеют оружием, очень быстро работают им, отличаясь ловкостью и знанием дела. Испанцы ценят честь до такой степени, что готовы скорее умереть не задумываясь, чем запятнать ее»[122].

Подобные характеристики весьма проблематичны. Общая склонность людей к агрессии быстрее бросалась в глаза в Испании благодаря триумфу воинского сословия во время освобождения Испании. Произошло завоевание всей страны (кроме Гранады) для христианского мира. Но в XV веке началась серия гражданских войн. Севилью взяли в 1471 г. соперничающие сторонники герцога Медины Сидония и маркиза Кадиса[123]. Фракционизм вылился в гражданскую войну, которая бушевала в Андалузии в течение четырех лет[124].

Ситуация оказалась весьма скверной. Как утверждал летописец Бернальдес, «просто невозможно описать муки короля Энрике IV в то время»[125]. Города были разрушены, сокровища короны — разграблены, а королевские ренты взлетели на невиданный ранее уровень[126].

Чтобы Испания смогла выжить, агрессию следовало направить на какого-нибудь внешнего врага. Требовался объект, на который можно потратить всю эту разрушительную энергию.

Сомнительные группы общества часто считают опасными. В напряженные времена они могут стать объектом насилия и жестокости[127].

Именно такой группой и оказались конверсос. Хотя теперь они и находились в категории христиан, но еще совсем недавно принадлежали к категории иудеев. И до них оказалось довольно легко добраться, чтобы уничтожить.

26 января 1449 г. по Толедо проехал дон Альваро де Луна, особый констебль короля Кастилии Хуана II.

Луна был человеком небольшого роста с необыкновенно маленькой головой. Но он оказался великолепным наездником и талантливым бойцом. Этот вельможа сделался самым могущественным человеком в Кастилии[128].

Луна отправился в путь, чтобы сражаться за дело Хуана II с арагонцами, которые напали недавно на его страну. Оставив позади желтеющие равнины, переправившись через реку Тахо, въехав в город и поднявшись по крутым ступеням наверх, к площади Сокодовер, он потребовал от Толедо на военную кампанию один миллион мараведи.

Жители Толедо пришли в ярость. Заподозрив в подстрекательстве богатого конверсо, сборщика налогов Алонсо Кота, толпа собралась на следующий день после отъезда Луны. Горожане разграбили квартал Магдалена, где жили самые богатые конверсос. Началась охота за козлами отпущения[129].

Едва ли Луна был популярной фигурой в Толедо. Оправдывая мятеж перед королем Хуаном, мэр (алькальд-майор) Толедо Перо де Сармиенто рассказал, как в течение последних тридцати лет этот феодал «ежедневно тиранил и начисто опустошал Ваше королевство, узурпировав власть и славу Короны, присвоив себе право управлять и командовать»[130]. Около Толедо, как продолжал Сармиенто, Луна уничтожал виноградники и плантации, убивал или захватывал местных жителей, сжигал их дома, «воюя с нами, будто мы — мавры»[131]. Однако самое страшное преступление Луны заключалось в том, что он продавал общественные места самому богатому участнику торгов, открыто заключал сделки с конверсос, «которые в большинстве своем были неверными и еретиками, исповедовали иудаизм и были иудеями (тайными евреями, хотя внешне и претендовали на то, чтобы казаться христианами)»[132].

Хуан II был одним из самых слабых королей, которые правили Кастилией в течение длительного периода времени. Высокий, светловолосый и бледнолицый, он больше интересовался чтением, охотой в лесах, пением и игрой на музыкальных инструментах, но не управлением[133]. Монарх передал повседневное управление делами королевства Луне, в чем и заключалась причина возмущения. Говорили, что Луна стал богаче, чем все вельможи и епископы Испании, вместе взятые[134]. Если около его собственных владений появлялся город или любая недвижимость, Луна должен был взять ее. Поэтому «его владения разрастались, словно чума»[135].

Таково было положение дел в королевстве, когда Луна прибыл в начале 1449 г. в Толедо. Власть во времена правления Хуана II действовала удивительно целенаправленно. Происходила охота на ведьм, на воображаемых врагов. Кое-кто старался, действуя в сговоре, ограбить других. Таким стало предвестие инквизиции. Слабость короля довела до появления опасных прецедентов[136].

Санкционируя мятеж против конверсос Толедо, алькальд Сармиенто должен был найти оправдание для своего поведения. Более того, нападение на конверсо Кота, который являлся союзником Луны, перешло в плохо завуалированную атаку против самого короля. После прибытия Хуана II Сармиенто отказался впустить его. Вместо этого королевский отряд обстреляли из луков и забросали камнями, подобранными в скалах, на которых возвышался город[137].

После этого Сармиенто вышвырнул из города огромное количество дворян, дам, монахов и монахинь.

Для всего следовало найти оправдание. Алькальд, опираясь на первоначальный мятеж, состоявшийся 27 января, нашел его в конверсос.

5 июня 1449 г. алькальд опубликовал так называемый «Сентенция-Эстатуто» по поручению города. В этом документе он рассказал, как конверсос резали ягнят в Великий Четверг на Страстной Неделе, ели мясо и «совершали другие виды еврейских обрядов и жертвоприношений»[138]. Мало того, недавно они собрались и тайно сговорились захватить город и уничтожить «старых христиан».

Учитывая незаконно присвоенную власть, направленную против христиан, а также сомнения в искренности их христианской веры, конверсос запретили занимать все официальные посты в городе и выступать в качестве свидетелей[139]. Только те, кто доказал свою «лимпеза де сангре» («чистоту крови», отсутствие любых примесей еврейства крови в своей родословной), мог занять пост в государственном учреждении.

Доводы повстанцев в Толедо не имели никакой силы. Если Луна был таким тираном, что заставил конверсос мучить и притеснять «старых христиан», то совершенно невозможно, чтобы они были всесильны в городе. (Ведь по этой версии злодеи-конверсос несли ответственность перед Луной). А если конверсос все же были всесильны, то Луна не мог оказаться настолько страшным узурпатором[140].

Более того, обвинение в том, что конверсос были кровопийцами-финансистами — это дикое обобщение. Ведь подавляющее их большинство в Толедо и других городах Испании не работали в области финансов, они становились ремесленниками и мастеровыми[141]. Как и случается в истории с поисками козлов отпущения, деятельность меньшинства перенесли на всех без исключения[142]. Несостоятельность аргументации дает основания полагать: религиозные «огрехи» конверсос (которыми и предполагалось оправдать статут, введенный против целой общины) были если не просто фальшивкой, то преувеличением. Оно потребовалось, чтобы мятежники смогли принять собственную политическую повестку дня[143].