Не много ли для одной? - Александра Чистякова

Вскоре мы перешли в свой дом. Хоть он был не отделанный и не оштукатуренный, без кирпичной печи. Все же свой угол. У нас была корова, которую приобрели, когда народился Володя. Хоть она была неважная, а молоко не покупали.

Жила и свекровка с нами. Однажды она унесла молоко зятю, а Степан попросил ему налить. Я сказала, что нет молока, и между нами завязался спор. Мать ушла в свою квартиру. Мы остались трое, все безработные.

Я пошла искать работу. Узнала, что надо мотористок в шахту. Пришла домой, говорю, что пойду оформляться. Муж ответил: когда, мол, умрешь, так тогда належишься под землей. Пошла в столовую, нужно буфетчицу. Так опять говорит: сам наматерить сумею дома, чем каждый будет материть тебя в буфете. Тогда я решила: не буду спрашивать его, а то, пожалуй, совсем не устроишься.

Иду на станцию Шахтер. Встречается весовщик, Галя, хорошая девушка. Я смело спросила: не нужно ли им стрелочников или весовщиков. Она весовщиком работала в ПТУ. Галя направила меня на станцию Северная. Начальник станции Коваленко сказал: пишите заявление. Я в станции написала, и он сразу же подписал: «оформить дежурным на станцию „Бутовская“ вместо Шишкиной». Я пошла в управление на Рудник. Там был начальник Хохлов, он спросил: испытание сдавали? Говорю, сдавала. Подписал и начальник управления. Сразу оформила обходную, мне выдали хлебную карточку, восемьсот граммов, и на Володю четыреста. В общем, выйдя из управления, я до слез была взволнована от своего счастья! На обратном пути я зашла в буфет «Северный», выкупила хлеба два четыреста и на мясные талоны продуктовой карточки выкупила колбасы. В это время я сияла вся от радости и гордости, что встала опять на твердую почву. Я так шла, что, наверное, никто бы не смог меня догнать. Я хотела порадовать Степана и угостить своего любимого сына.

Степа действительно был обрадован, когда я сказала, что буду дежурным по станции на шахте «Бутовская». Дежурили мы сутками. Степан еще не работал. Когда меня не было дома, он сам командовал по хозяйству. Уголь я привозила с собой по кулю. И мне хватало на двое суток. В общем, зажили дружно.

Свекровка такого оборота в жизни не ожидала. Как ни зайдет — полы промыты, как желток. Володя чистенький. Тогда она стала Степана журить: «Бабенка работает, а ты, лоб, сидишь». Сказала, что у зятя ей не мед. Тогда он ответил: «переходи к нам и живи». Вот она и перешла.

Устроился мой Степан трактористом на шахту «Бутовская». А здесь бы еще больше радоваться надо. Но не с моим мужем. Как попало сто граммов, так он и трактор забывает. Что он не творил на этой «Бутовке»! Землянку разваливал, электрические столбы валял, в траншее сидел. И все это — несчастная водка!

У меня народился второй сын. Я уезжала к маме в Тайгу и брала с собой Володю. А когда не уезжала, я всегда носила горячий обед Степану. Вот его ребята спрашивают: «Где Саша? Почему не стала носить тебе обед?» Он спокойно отвечает: «Уехала к матери и сынишку взяла». Они ему наговорили, что все может случиться в дороге. Вот и прилетел он в Тайгу как обоженный. А я уже лежала в больнице и ходили ко мне каждый день, а почему-то не весело было мне. Я уже покаялась, что не осталась в Кемерово.

В одно воскресенье подошла я к окну и задумалась, а меня толкает одна из мамаш: «Смотри, девка, вся Тайга к тебе на свидание является». Вот это действительно было свидание! На понедельник он выпросил меня под расписку. К маме пришел тот Гриша, который не забывал свою юность. Ты, говорит, Степан, не обижай Сашу. Я хоть в год раз увижу и то доволен. Поехали домой нас пятеро. Тамара была в отпуске, а поэтому решила помочь мне с оформлением новорожденного Толика. Я много ходила, а Тамара сидела с будущим своим учеником.

По окончании декрета я снова на своей работе. Как всегда, вид мой был жизнерадостный. Я никогда не вешала нос среди людей, хотя иногда и не очень радовала меня судьбина.

Однажды под хмельком Степан так влез в болото, что своим ходом ему было не выбраться. Он всю ночь простоял. На утро я побежала на станцию. По прибытию паровоза, я стала просить машиниста, чтобы помог вытащить трактор. А они заругались: что это за приказ? Ты говори, какие маневры делать? Тогда я им все объяснила, что я не приказываю, а прошу, и на тракторе мой муж, которому грозит неприятность. Тогда они согласились и в пять минут трактор стоял на берегу.

Узнал об этом начальник шахты. Вызвал к себе Степана и давай песочить: не водку пить тебе, а воду, от которой понос прохватывает. Ведь жену твою жалко с детьми, не тебя, а она, наверное, скоро на самолете будет вытаскивать тебя. Как ты не поймешь, что мешаешь пьянкой и себе, и жене. Ведь ты сам не знаешь, что творится с ней в то время, когда ты натворишь какую-нибудь пакость. Давно бы тебе быть в заключении, если бы не ее умоляющие просьбы. Но ты ее не ценишь, а когда поймешь, наверное, будет поздно.

У меня был и такой случай. Принесла обед: где Степан? Только что выехал, куда не знаем. Я, что сыщик по следу, ушла в конец деревни. Стоит трактор заглохший, сошел с гусеницы. На другую жену, плюнула бы и ушла. Но я знаю, что стоит каждый час использование трактора. Вернулась не лесосклад. Первая смена менялась. Я упросила трех работяг и к трактору. Завели, стали налаживать, тогда, видно, разбудили моего хозяина, и он откуда-то пришел. Сколько зла кипело в моем сердце за недобросовестные поступки. Он хотел привезти сено, которое было недалеко от поселка, а хозяин, видно, уж очень добрый; прежде чем ехать, угостил, и пропал весь ихний план. Я знала, ради чего он попал сюда, а набралась терпения, старалась не высказывать своего недовольства. Когда соединили гусеницы, я села сама за рычаги и погнала трактор. Грузчиков поблагодарила и уплатила им. На пути встретили еще двоих трактористов, которых послали из гаража на помощь. Мы все доехали до нашего свертка. Мы со Степаном вышли, а они поехали дальше.

Долго я беседовала со Степаном, когда он проспался. Я приводила примеры на фактах, что такой заработок меня беспокоит, т. к. этот рейс стал мне более пятидесяти рублей. Ведь сам ты мог честно трудиться и, придя домой, выпить и закусить, а мне пришлось чужих людей угощать и самой себя терзать да еще переживаю за твое будущее. Кто тебя заставляет так унижаться? Неужели ты не в состоянии прожить честным трудом, не продаваясь этим ста граммам. Ведь стыд и позор тебе глядеть на своих товарищей.

Я опять стала в положении. Опять горе на мою голову. Толя еще малой, от мужа никакой помощи, от его матери — тоже. Она стала работать в бане, у нее появился доход. Она есть стала врозь, мне пришлось нанимать няньку. Взяла девочку.

Я опять сделала аборт. Как-то прошло удачно. Однажды мы разговаривали с матерью Степана. Я ей сказала, что устала от этой проклятой жизни. То за детьми, то за хозяйством (а оно в то время было: корова, телёнок, поросёнок, куры), и за всем успеть нужно. «Да что же, я проклятая?! Что ли!» — «Значит, боишься оторваться, что бегаешь за хвостом!» Эта реплика взбесила меня. Я ей говорю, если бы я желала этого, так стоит мне дать телеграмму, и я уеду к человеку, который не посмотрит на моих детей. Возьмет меня с радостью. Так она вздумала запугивать меня: я, мол, скажу Степану. Я не стала оправдываться, ответила: говори. И ушла.