Дартселлер - Уолтер Миллер

Он рассмеялся, коротко

- Лови момент. Скоро шансов у тебя не будет. Родичи "маэстро" забирают у нас и эту работу.

- Я знаю. Уже слышала. Слава богу, теперь конец твоей службе. Сможешь заняться чем-нибудь другим. Он покачал головой.

- Я не знаю, чем. Я умею только играть, больше ничего.

- Глупости. Уже завтра я подыщу тебе работу.

- Где?

- У Смитфилда, в отделе доставки заказов. Они там охотно берут на работу старых актеров.

- Нет, - отрезал он.

- Не спеши, Торни. Это дело новое. Фирма расширяется.

- Да ну?

- "Автодрама в каждый дом. Двухметровая сцена в каждой гостиной. Миниатюрные манекены, высотой двадцать пять сантиметров. Централизованный "маэстро"-сервис. Большой театр в вашем доме. Простое подключение с помощью концентрического кабеля. Позвоните Смитфилду, и узнаете подробности". Ну как, здорово звучит? Он холодно посмотрел на нее.

- Самая большая сенсация в шоу-бизнесе со времен Сары Бернар, заметил он сухо.

- Торни! Не будь таким злюкой.

- Извини... Но что здесь нового? Автодрама уже давно завоевала телевидение.

- Я знаю, но это же совершенно другое. Дети будут на седьмом небе. Но этому еще надо сделать рекламу, прежде чем ставить на поток.

- Прости, но тебе следовало бы знать меня получше. Она пожала плечами, устало вздохнула и закрыла глаза.

- Да, верно. Ты - исполнитель характерных ролей, идеалист, жупел для любого театрального директора. Ты не можешь играть роль, не живя ею, и не можешь ею жить, не веря в нее. Продолжай в том же духе и скоро умрешь с голоду. - Она сказала это со злостью, но он почувствовал, что за этим крылось невольное восхищение.

- Ничего, как-нибудь выживу, - сказал он и добавил про себя: "После вечернего представления".

- Я ничем не могу помочь?

- Можешь. Дай мне роль. Я мог бы заменять вышедший из строя манекен.

- Ты знаешь, я бы доверила тебе это, - сказала она после недолгого молчания

- А почему бы нет. - Он пожал плечами. Она в раздумье посмотрела на свои колени.

- Хм, это выглядело бы классно. Настоящий актер, инкогнито выступающий в автодраме.

- Так уже делают в некоторых комедиях.

- Да, но зрители знают об этом, и контраст придает спектаклю особый колорит. Если куклы находятся на сцене вместе с людьми, они выглядят слишком гибкими, слишком ловкими, словом, какими-то гуттаперчевыми. Без людей это так не бросается в глаза.

- А если зритель не предупрежден"...

- Мне интересно, догадались бы они или нет. Конечно, какое-то различие они бы отметили, - улыбнулась Жадэ.

- Они бы решили, что это интерпретация "маэстро".

- Возможно, - согласилась она. - С условием, что человек, играющий с ними на сцене будет осторожен и сумеет приноровиться к токоносителям.

- И если б этим можно было провести критиков, - кисло усмехнулся он.

- Какой-нибудь осел назвал бы это "вопиюще нереалистичной интерпретацией" или "явно бьющим в глаза автоматизмом", могу поспорить. Она посмотрела на свои туфли. - Но бессмысленно делать что-либо подобное, продолжала она изменившимся голосом. - "Маэстро" способен обеспечить лучшую постановку, чем любой режиссер.

Эти ее слова отозвались такой болью в душе Торнье, что он даже застонал. Она глянула на него и рассмеялась.

- Не страдай так, Торни. Автодрама держит публику на том уровне, на котором она сама хочет быть.

- Но...

- Точно так же, - продолжала она, - как это делало большинство прежних театров.

- Но...

- Не смотри на меня такими страшными глазами, Торни. Это никакое не издевательство. Я не имела в виду истинный театр. Если тебе нужен такой, поезжай в Европу. - Она встала. - Единственное, что противно в автодраме, так это то, что она прочно настроена на уровень восприятия слабоумных, но в дешевом шоу-бизнесе сроду по-другому не бывало. Это приходится принимать, даже если не нравится. - Она улыбнулась и погладила его по щеке, - Жаль, что я тебя расстроила. Чао, Торни. Всего хорошего.

Он перебирал в кармане холостые патроны и смотрел в пустоту. Неужели все они напрочь потеряли гордость? И Жадэ тоже продала свои принципы, да еще и по дешевке. А он всегда был уверен, что она против своей воли была вынуждена пойти на компромисс, чтобы не умереть с голоду. А она, оказывается, всерьез полагает, будто "маэстро" постановка удается лучше, чем человеку...

Нет. Она говорила все это лишь затем, чтобы упростить положение вещей, чтобы оправдать то, что она делает. Он вздохнул, закрыл дверь и достал из шкафа старый сценарий. Руки у него дрожали.

Когда он вышел из комнаты, он уже не был домашним рабом Д'Уччии, шутом и мальчиком для битья. Он был Райеном Торнье, звездой, героем многочисленных театральных триумфов, превозносимым критикой и любимым публикой, уверенным в блестящем будущем. Закрыв за собой дверь склада реквизита, он легким шагом пошел по опустевшему коридору. В руке он нес щетку, одет был в грязный комбинезон, но ведь это уже был лишь маскарад.

Манекен Пелтье уродливой кучей лежал на сцене. Техники и постановщики возбужденно спорили, обступив куклу. Райен Торнье прислушивался к разговору с равнодушным выражением лица.

- Я не знаю...

- Нет, пока нельзя сказать...

- Вышел на сцену, шатаясь и хихикая, словно пьяный, пытался удержаться за стол и упал лицом вниз...

- Я сначала подумал, что перепутали пленку, но Рик проверил. Это действительно пленка Пелтье.

Торнье всмотрелся в зрительный зал. Жадэ, Фириа и другие, взволнованно жестикулируя, стояли в центральном проходе перед оркестровой ямой. Все говорили, перебивая друг друга. Никто не обратил на него внимания, когда он вышел на сцену и остановился возле лежащей куклы, засунув руки в карманы комбинезона и мрачно наморщив лоб. Он слегка тронул куклу ногой. Краем глаза он увидел, что Жадэ взглянула на сцену и замолчала на половине фразы.

Теперь, когда он знал, что она его увидела, он сымпровизировал сцену с воображаемым приятелем, которого он представил себе на краю сцены. Он бдительно оглянулся вокруг, опустился на колени рядом с куклой. Потом он пощупал у нее пульс, выразительно кивнул приятелю, поднял кукле голову, прислушался к ее дыханию и состроил гримасу. Затем осторожно перевернул куклу.

Он сунул руку в карман манекена, взяв перед этим в руку свои часы. Поднял голову, улыбнулся воображаемому сообщнику и вытащил часы. Показывая их, будто для экспертизы, своему партнеру, он покачал часы на браслете.

В зале засмеялись и этот смех напугал вора. Он засунул часы обратно, боязливо осмотрелся и снова пощупал у куклы пульс. Затем он обменялся взглядом с сообщником, помог кукле встать на ноги и, шатаясь, пошел прочь друг, ведущий домой пьяного собутыльника. В полутьме кулис он остановился, еще раз трусливо посмотрел вокруг, быстрым движением вытащил часы из кармана жертвы, бросил куклу и исчез со сцены.