Замок горного короля - Джудит Тарр

Наконец слуге удалось выиграть эту битву. Мирейн одобрил его работу, и на лице слуги, совсем еще молодого человека, вспыхнула улыбка, поспешно подавленная. Было почти забавно наблюдать, как легко эти вилланы попадались в руку Мирейна. В его сверкающую золотую руку.

Король сидел на троне в большом зале, а внизу перед ним собрались на вечерний пир лорды и военачальники его двора. Когда Мирейн вошел, король встал; остальные были вынуждены сделать то же самое.

Мирейн не дрогнул и встретился глазами со взглядом старого короля, темным, проницательным и спокойно-ликующим, исполненным приветствия столь же пылкого, сколь и радостного.

— Мирейн из Хан-Гилена, — произнес король звенящим голосом, — сын моей дочери. Иди, садись рядом со мной, раздели честь пира.

Мирейн поклонился и пошел через длинный зал сквозь повисшее молчание. Его спина держалась прямо, подбородок приподнят. Вадин, следуя за ним, неосознанно подражал его осанке и невозмутимости.

Рука короля сжала руку внука и усадила его справа от трона в кресло, которое было лишь чуточку ниже королевского. Место наследника. Глаза присутствующих засверкали, уста зашептались: уже трижды по семь лет это место оставалось пустым.

Мирейн сидел на нем очень скованно, словно боясь взлететь от малейшего движения. Вадин почти физически ощущал его напряжение. Конечно же, Мирейн планировал все это. Но теперь, когда он это получил, божественное уступило человеческому и сомнение закралось ему в душу. Рука, лежащая на колене, сжалась в кулак; узел мышц проступил на скуле. Мирейн вздернул подбородок еще выше, имперски-повелительно, и больше не опускал его.

Король сел рядом с ним. По залу пробежал вздох, и придворные вернулись на свои места. Их господин поднял руку.

Дверь зала распахнулась, пропустив целую группу людей. Вместе с ними вошел принц Моранден, великолепный в своих алых одеждах и горной меди. Высокий даже для северянина, к тому же широкий в кости, он сильно возвышался над сидящими дворянами. Бывшие с ним люди — лорды, воины, слуги — проходили неприметно, словно тени. Но глаза их сверкали.

Моранден прошел к возвышению и остановился перед королем.

— Прошу прощения за опоздание, ваше величество. Охота задержала меня дольше, чем я рассчитывал.

Король был слишком спокоен и отвечал слишком мягко:

— Тогда садись, и начнем пир.

— Ах, отец, — сказал Моранден, — вы ждали меня. Это очень любезно, но в этом не было необходимости.

— А мы этого и не делали. Ты садишься?

Принц все еще медлил. Будто только сейчас его глаза нашли Мирейна. Остановились, расширились. Взгляд их выражал невинное удивление, но все же кровь Вадина замедлила свой бег от сердца до сжатых кулаков.

— Как, отец! У нас гость? Вы оказываете ему большую честь. — Глаза принца сузились, губы сжались. — Ах да, я и забыл. Маленький жрец с юга, прибывший сегодня утром с новостями, которых мы все так долго опасались. Может, нам больше пристало плакать, чем пировать?

— Никто не оплакивает жрицу, которую бог взял к себе.

Голос Мирейна, мягкий и спокойный, звучал выше, чем следовало бы, как будто говорил юноша, едва вышедший из отрочества. Придумано было отлично: незнакомый человек услышит юношеский тенорок с ноткой неуверенности, готовый вот-вот сорваться наследующем слове, увидит безбородое лицо с чистой кожей и примет все как есть.

Похоже, Моранден так и сделал. Его напряженность ослабла. Пламя ярости опало до угольев, быстро покрывающихся пеплом. Он непринужденно обошел возвышение, чтобы сесть рядом с наследником. Это было не то место, которого он желал. Даже сидя в более низком кресле, принц возвышался над сыном своей сестры так, что тот казался карликом.

— Ну, парень, — сказал он с добродушным юмором, — нравится тебе гостеприимство Хан-Янона?

— Я вполне доволен, — ответил Мирейн все так же бесхитростно, — и рад наконец приветствовать тебя, дядя.

— Дядя? — спросил Моранден. — Мы что, родственники?

— По моей матери. Твоей сестре Санелин. Разве я сижу не на ее месте?

Моранден взял полкаравая хлеба и начал его разламывать. Хлеб раскрошился в его напрягшихся пальцах, и крошки, тотчас забытые, упали ему в тарелку.

— Так, — сказал он, — значит, вот что ее там держало. Кто же был ее любовником? Принц? Нищий? Какой-нибудь сотоварищ-пилигрим?

— Ни один смертный мужчина.

— Я полагаю, в это все верили. По крайней мере пока она не умерла. Или ее убили?

— Нет.

Мирейн чуть повернулся с едва заметным напряжением, взял кусочек мяса и принялся жевать.

— Значит, она тебя оставила одного, — сказав Моранден, — и ты пришел к нам. Прием бастарду жрицы не слишком радушен, где бы этот бастард ни оказался. Так, парень?

— Я не бастард.

Голос Мирейна был все так же спокоен, но опустился на октаву ниже.

Слева от него шевельнулся король.

— Довольно, — сказал он тихо и резко. — Я не позволю вам затевать драку у меня в зале.

Моранден откинулся в кресле.

— Драку, отец? Я только обменялся любезностями с сыном моей сестры. Если, конечно, он таковым является. Янон — богатый приз для честолюбивого бродяги.

— Я не лгу, — произнес наконец Мирейн своим настоящим голосом, раздувая ноздри орлиного носа.

— Довольно! — выкрикнул король.

Внезапно он хлопнул в ладоши.

Хотя Имин и сидела среди придворных, она с ними не ела. Теперь она с плавной грацией встала и подошла к низкой скамеечке, которую слуги поставили перед возвышением. Когда она села, ей подали инструмент — маленькую арфу из золотистого дерева с серебряными струнами.

Все привыкли, что она часто поет в зале, но на этот раз зазвучала новая песня. Она началась тихо, как гимн восходящему солнцу. Затем, когда придворные притихли, захваченные мелодией, Имин сменила стиль: теперь это был мощный речитатив, который рассказывал о деяниях богов и героев. Сегодня Имин пела о боге, высшем боге, Аварьяне, лицо которого было солнцем; о жрице, рожденной в королевской семье; о сыне, который произошел от их любви, родился на восходе дневного светила, дитя бога, принц, лорд Солнца.

Мирейн оставил слабые попытки поесть. Его руки, лежавшие на столе, сжались в кулаки, лицо утратило всякое выражение.

После долгого пения воцарилось сдержанное молчание. Его нарушил голос короля, который больше не скрывал своей глубокой радости.

— Аварьян мне свидетель, — сказал он, — что так оно и есть. Смотрите, вот принц Мирейн аль-Аварьян, сын моей дочери, Сын Солнца. Смотрите, вот наследник Янона!

Едва стихли раскаты его голоса, вскочил молодой лорд Хаган, готовый поддержать любое новое дело, способное возбудить его воображение. А это дело было делом самого короля.