Нильс - Андрей Валентинов

кто еще десять лет назад публично критиковали нацизм и уцелели, теперь замолчали намертво. Но почти каждый из молчунов ждал, что найдется смельчак, который сделает хоть что-нибудь — тот, кому не надо бояться за семью, за родичей, за теплое кресло в кабинете. Такому смельчаку можно и помочь — незаметно, с соблюдением всех правил конспирации, не оставляя следов…

— Коллега! Я могу передать подполью очень важные сведения. Но — уговор, мое имя никто не должен знать. И почерк… Перепишите своей рукой, вам, доктор Фест, я верю. Письма буду посылать без обратного адреса, до востребования…

В Стокгольм, где жил историк-эмигрант стали приходить письма. Вначале их присылали трое, затем корреспондентов стала целая дюжина. В отчетах не было никаких особых секретов, зато имелась правдивая информация о том, что действительно происходит в Рейхе. Внешняя торговля, четырехлетний план, преступность, положение высшей школы — камешки, из которых складывалась мозаика. Кое-что самое интересное Иоганн Фест пересылал в Лондон, в редакцию «Свободной Германии». А где-то через полгода шведские друзья сообщили, что им заинтересовался некто Мельник.

Далеко не все соглашались посылать письма через границу, и доктор Фест решил вернуться в Берлин. Здесь были друзья, но теперь их не увидеть и не услышать. Только белые немые конверты, которые следовало как можно скорее сжечь в бронзовой пепельнице.

Доктор Фест остался один. Один в Берлине.

6

— Не горбитесь, юная мадемуазель! — наставительно молвила, теперь уже по-французски, слегка грассируя, tovarisсh Дора Богарне. — Плечи шире, спинку — ровнее!

Соль сглотнула и повиновалась. В это хмурое октябрьское утро ее спутница смотрелась под стать осенней погоде. Лучше не спорить.

— Всегда держите себя так, будто за вами наблюдает сразу сотня не слишком доброжелательных к вам особ. Вы бывали на скачках в Аскоте? Ах, да!.. Ну, тогда представьте, что вы в Большом театре на премьере нового балета Глиэра… И, между нами говоря, не следует так сжимать вилку. Держите ее, будто она — всего лишь перышко.

Соль чуть не зарычала в ответ, но все же в последний миг сдержалась. Tovarisсh Дора Богарне в чем-то права. За ними, действительно, наблюдали, причем сразу трое: двое в форме при погонах, один в штатском с военной выправкой. Подошли, стали в пяти шагах от столика — и ни с места. Официанты опасливо обходили их стороной.

Охрана — двое парней в штатском рядом, за соседним столом. Заказали только кофе, сидят и наблюдают вполглаза.

Венгрия — непростая страна. «Колыбель фашизма», как объясняли на политинформациях. Адмирал Хорти с помощью иностранных интервентов сверг советскую власть еще в 1919-м, утопив здешних коммунистов в Дунае.

На рассвете поезд прибыл в Будапешт, на вокзал Ньюгати. Соль была настолько сонной, что не запомнила ничего, кроме огромной стеклянной крыши. Такси — и вскоре еще один вокзал — Келети, этот вообще огромный, словно египетская пирамида. Ресторан, куда неутомимая tovarisсh Дора Богарне повела всю их компанию, едва сдав вещи в багаж, оказался ему под стать — мрачный, темный с огромными колоннами и утонувшим в полумраке расписным потолком. Зато играл оркестр, вначале нечто истинно венгерское, хоть в пляс пускайся, затем более привычные танго и фокстроты.

Соль помнила, что венгерская кухня славится обилием жгучего перца, но к счастью, блюда им подали самые обычные, среднеевропейские.

— Вы что-то хотели сказать, мадемуазель? — поинтересовалась зоркая спутница. — Не стесняйтесь! За столом принято вести непринужденную беседу. Только не о политике и не о войне.

Соль взглянула исподлобья.

— Kogda ja em, ja gluh i nem.

Tovarisсh Дора Богарне негромко рассмеялась.

— Вы же видите, мадемуазель, за нами следят. Если бы не дипломатические паспорта, нас, скорее всего, задержали бы. Нарушу запрет и напомню: война закончилась совсем недавно. Итак, предмет беседы должен быть прост и невинен…

Прост и невинен? Соль обернулась в сторону оркестра. Теперь к музыкантам присоединилась певица, длинноволосая и в широкой юбке. Наверняка цыганка.

— Песня знакомая. Я ее, кажется, по радио слыхала.

Спутница невозмутимо кивнула.

— Я тоже. Очень популярная новинка под названием «Brazil»[10]. О чем конкретно поет эта безвкусная девица, не знаю, но в оригинале ничего особенного. Мулаты, кокосы на пальмах и самба в свете луны. Наверняка заказало агентство Кука, чтобы продать лишнюю сотню путевок. Может быть, вы помните, три года назад нечто подобное пели про Аргентину.

Соль только вздохнула в ответ. «В знойном небе пылает солнце, в бурном море гуляют волны…» Фиолетовая Аргентина, красное вино! Интересно, знает ли tovarisсh Богарне кто на самом деле Зофи Ган, школьница из подмосковного интерната?

Иногда ночью, получив личное разрешение директора, она выходила из монастырского корпуса и рассматривала звездное небо. Когда удавалось найти синий Регул, очень радовалась.

— А про географию можно? В смысле за столом?

Брови суровой спутницы поползли вверх, и Соль воспользовалась моментом.

— Почему мы так странно едем?

Показалось ей или нет, но наблюдавший за ними тип в штатском при этих словах пододвинулся ближе.

— Потому что сейчас на море — время штормов. Неудобно и даже опасно, поэтому руководство запретило. А что касаемо географии прикладной… Польскую границу по понятным причинам нам с вами лучше не пересекать, а в Рейхе до сих пор разыскивают графиню Соланж де Керси.

Соль поняла, что больше ей ничего не скажут, и взяла с блюдечка принесенную официантом чашку кофе. Зловредная tovarisсh Богарне заказала ей кофе с молоком.

Оркестр заиграл чардаш.

* * *

О политике и о войне поговорили уже на перроне возле газетного киоска. В Венгрии и газеты венгерские, иностранные тоже имелись, но старые, двух и трехдневной давности. Но — повезло. Одна из местных газет именовалась вполне понятно — «Budapester Zeitung». Сегодняшняя! Путешественницы переглянулись, и tovarisсh Дора Богарне поспешила достать