Забытые крылья - Наталья Лирник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А у вас бывают выставки, Надя Юрьевна? – сияющая Соня не сомневалась в положительном ответе, но Надя вдруг растерялась, и рассудительный Авенир, по привычке поправляя очки, опередил ее реплику:
– Надежда Юрьевна просто преподаватель. Выставки бывают у Дмитрия Ивановича, который проводил у нас занятие в прошлую пятницу.
И Надя, коротко кивнув замершей от неловкости Соне, улыбнулась и стала помогать детям убирать за собой. Видимо, это неизбежно: если начинаешь что-то в возрасте за сорок, к вершинам не пробьешься. Но так ли важны какие-то абстрактные высоты и достижения, когда после долгих лет наконец начинаешь делать то, что нравится?
Глава 5
Время после отбоя было любимой и самой драгоценной частью кратовского лета. Детские спальни располагались наверху, поэтому вечерами весь первый этаж, включая веранду с круглым столом, огромную гостиную и небольшую кухню, оставался в распоряжении взрослых. Можно было и гостей принимать, и самим жить в свое удовольствие.
Правда, Света тоже спала на втором этаже. Комната, в которой она выросла, находилась там – поглядывала сверху на сад и калитку широким трехстворчатым окном. Света ничего не стала здесь переделывать, только сложила в коробки и отнесла на пахнущий деревом и пылью высокий чердак свои детские вещички, а освободившиеся полки заставила книгами, натасканными из огромных шкафов с первого этажа. Она жила в Кратове с первых дней жизни до седьмого класса и была привязана к старому дому на подкожном уровне, знала каждый сучок в стене, каждую дощечку и кочку в саду. Поэтому и ремонт сделала смелый и яркий: она чувствовала душу этого дома и не боялась поранить ее поверхностными изменениями. Оттого что стены стали разноцветными, на мебели сменилась обивка, а старинные предметы дополнились современными, дом не изменился по сути – только прихорошился.
Для Светы он оставался таким же дающим силы гнездом, как во времена, когда они со старшим братом Володькой учились в школе по соседству, мама ездила в Москву на спектакли, отец – на лекции, а всем хозяйством заправляла немногословная и энергичная домработница Лидочка. И хотя сейчас в интерьере появилось много новых вещей, Светлана чаще всего общалась с теми, которые знала с детства. Проходя по гостиной, она каждый раз коротко касалась рукой маминого рояля, время определяла по довоенным ходикам, вечерами забиралась с ногами на кожаный диван с высокой деревянной спинкой, который был чуть старше ее отца, и с вечно новым наслаждением ныряла в бесконечные шкафы библиотеки, которую начал собирать еще дед Степан Зарницкий, получивший дом в Кратове за заслуги перед революцией в начале тридцатых.
– Как твоя голова? – обратилась к Свете Надя, сидящая на другом конце огромного старого дивана с кружкой чая. От усталости у нее под глазами залегли тени, с которыми не удавалось справиться даже мягкому свету торшера.
– Ничего, нормально. Слушай, прости, что я пропустила завтрак. Правда было тяжко. Что-то в последние дни навалилось столько всего…
Надя вздохнула, потерла лоб и потребовала:
– Рассказывай.
– Ты устала, не хочу тебя грузить.
– Свет, давай выкладывай. После сегодняшнего дня взаперти с девятью архаровцами мне уже ничего не страшно. – Улыбка вышла скупой, но достаточно теплой, и Света, выдержав небольшую паузу, выдохнула:
– Мне звонила мама и требовала, чтобы я возвращалась к Пьеру в Брюссель.
– Хм, – озадаченно отреагировала Надя. – И что ты об этом думаешь?
– Сложно сказать. Честно говоря, я удивилась, она ведь так редко звонит. У нее же комплекс оперной дивы: «я, мой голос, мой режим, моя внешность, мои концерты». Другие люди ей в принципе не очень интересны. И вдруг такое…
– Может, ей Пьер звонил? – предположила Надя. – Они общаются?
– Общаются иногда… Да, возможно. – Света глубоко вздохнула, передернула плечами и встала с дивана. – Надюш, я хочу немного выпить. Будешь?
– Нет, я лучше чаю. Мне завтра на работу рано выезжать, а, ты знаешь, я тот еще пьяница, от одного бокала болею два дня. – Надя снова сделала глоток из огромной кружки и прикрыла веки, наблюдая сквозь ресницы, как Света достает из буфета бутылку красного вина и бокал, ловко открывает, наливает и делает первый глоток темной, как кровь, но прозрачной жидкости со сложным будоражащим запахом.
– Если Пьер ей звонил, значит, она знает, что он начал процедуру развода. – Света снова глотнула вина. А Надя, мгновенно стряхнувшая сонное оцепенение, уже смотрела на нее во все глаза.
– Да что ты! А когда ты узнала?
– Недавно. Он звонил в «Скайпе». Потом бумаги прислал. Мировое соглашение, все по-честному, без уловок, вполне достойно. – Света уже села обратно на диван, и Надя, глядя на ее профиль, снова поразилась, как подруга в минуты напряжения, задумчивости или грусти похожа на свою блистательно красивую мать. В обычной жизни это сходство почему-то не было так заметно.
Надя потянулась к Светлане и положила легкую руку ей на локоть.
– Светик, моя дорогая… Как это все неприятно…
– Да уж, – та невесело усмехнулась и, залпом опорожнив бокал, встала, чтобы налить еще. – И вот мама решила прочесть мне лекцию о браке, о том, что если я сейчас же не поеду в Брюссель и не вдохну новую жизнь в наш союз с Пьером, то потеряю все. Знаешь, у нее ведь пунктик на безбедной старости. Она же чудом устроила свою, когда умудрилась второй раз выйти замуж и остаться в Вене.
* * *
Этой истории было уже много лет. В начале девяностых в России нелегко пришлось всем, а в семье Зарницких новые бурные времена к тому же совпали с кончиной их домашнего ангела Лидочки. Много лет полагаясь на ее разум и неутомимые руки, Зарницкие не особенно задумывались над организацией быта. А тут внезапно выяснилось, что Михаил Степанович и Любовь Николаевна умеют только зарабатывать, а покупать, готовить, стирать и убирать – словом, обеспечивать все необходимое для жизни, помимо денег, – им очень трудно. В городе решать бытовые вопросы было чуть легче, да и подросшим детям предстояло готовиться к поступлению. Все говорило за переезд из Кратова в столицу.
Детей перевели в московские школы: Свету – в обычную, а Володю – в специальную, способности к математике у него были выдающиеся. Профессор по-прежнему работал в университете, Любовь Николаевна пела в театре, но спектаклей у нее стало меньше, и возраст заставлял нервничать. А тут еще Михаил Степанович, который в Кратове вел спокойную и размеренную жизнь и благодаря этому много успевал в своей науке, впал в затяжную депрессию, весь увял и
