Две тетради - Пётр Кожевников

Пятнадцатое июля.

Я бросил ходить на практику. Ну их всех к чёрту! Тошнит меня от этих табуреток! Чтобы мать не догадалась — ухожу утром, будто на фабрику, а сам иду на Петропавловку, залезаю на наш с Лёхой бастион и там сплю. Говорят, утром солнечные ванны полезны. Потом иду к зоопарку, перелезаю там через забор и хожу смотрю зверушек.

Позвонил Гальке. Она сказала, что какой-то кадр хочет на ней жениться. Я пожелал ей счастья. Не буду больше звонить.

Пятнадцатое июля.

XV

Я сказала Всеволоду, чтобы он не ходил ко мне, не звонил. Не могу его видеть.

Практика кончилась. Проклинаю себя, что не успела поговорить с Мишиным другом. Не могу даже узнать Мишин адрес — не знаю фамилии. Хоть плачь! Да и плачу часто. Всё готова ему простить! Только бы он пришёл или позвонил. Где он? Что с ним? Может быть, он умер?

Ко мне заходила Маринка. Она сказала, что все мои страдания по Мишке — ерунда. Вот она поняла, что не любит Сашку, а ведь живёт с ним. Она от него ничего не получает, не чувствует себя женщиной, только больно всегда, но идёт на это ради Сашки — он к ней очень привязан. У них будет ребёнок, и родители разрешили им жить. Сейчас они ходят в исполком, чтобы выбить Маринке разрешение на брак. Она сказала, что зря я отказала Всеволоду, а тем более бросила Толю. Он сейчас из-за меня пьёт.

Я рассказала Маринке, как люблю Мишу. Она долго не соглашалась, что можно, как я, сидеть униженной и ждать. Потом сказала, что вообще-то кто его знает. А когда уходила, сказала, хоть я и дура, а она мне завидует.

А я решила, если не буду Мишиной, то ничьей. А если стану его, то после этого покончу с собой.

Девятнадцатое июля.

Вчера встретил Владлена. Он узнал меня. Поздоровались. Владлен был с двумя друзьями и тремя бабами. Они были поддавши. Он сказал, что если я хочу выпить и послушать фирменный магнитофон, то могу двигаться с ними. Я пошёл. Все ребята, кроме Владлена, были хорошо одеты. На нём были старые вельветовые брюки песочного цвета, розовая рубаха, завязанная узлом, и грязные белые кеды. Я был одет плохо и стеснялся своего вида. Мы зашли в угловой магазин. Они взяли три бутылки водки и пять — портвейна. Парень с причёской, как у Гоголя, положил бутылки в большой кожаный портфель. Парня звали Володя. Волосы у него были чёрные, даже с синевой. Лицо белое, будто в мелу. Глаза карие, как у коровы, умные. Губы толстые и красные. Зубы плохие, но он всё время широко улыбался. Володя был выше Владлена, но очень хилый, только плечи широкие. Его брюки были цвета яичного желтка, модные, в таких только иностранцы ходят. Очки на пол-лица, дымчатые. На теле белая футболка без рукавов. На ней нарисован чёрной краской лев (это Владлен ему нарисовал). Под футболкой вычерчивается впалая грудная клетка. Худые руки свисают как плети. Запястья — одна кость, а кисти широкие, пальцы длинные. Часы старинные на толстом кожаном ремешке.

А сам словно истощён и изнурён, но, как человек в последней степени утомления, расслаблен и весел.

Мы сели в автобус. Сошли у «Юбилейного». В начале Большого зашли в подворотню. В глубине двора было парадное, у которого парень, который был всё время серьёзный, сказал, что это и есть «гнездо». Поднялись на шестой этаж. Открыла девица в роскошном халате. Фигура — полный порядок. Волосы цвета спелой пшеницы, стрижка «гаврош». К корням волосы здорово темнеют — видно, крашеные. Лицо русское, здоровое. Глаза, как незабудки: весёлые, с виду небрежные к окружающим, а на самом деле она всё секёт. Она сказала, что думала, мы уже не придём. Владлен нас познакомил. Лариса небрежно на меня посмотрела. Квартира была трёхкомнатная. Комнаты огромные, и мебель в них — тоже. В одной две стены до самого потолка занимали полки с книгами. Стояло старинное бюро и кресло такого же стиля. В углу рояль, а над круглым столом в центре с потолка свисала бронзовая люстра. Во второй комнате стояли два шикарных дивана, трёхстворчатый шкаф, трюмо и очень красивый торшер с большим колпаком. В третьей комнате жила Лариса. У неё стоял японский стереомагнитофон, а стены были завешаны фотографиями.

Володя потащил одну бабу на кухню. Он говорил, что она обязана приготовить жратву, что это её профессиональный долг, а Сима смеялась и отказывалась, но потом он её уговорил. Серьёзный парень, которого звали Костей, включил магнитофон. У Кости даже причёска была серьёзная, а похож он был на ковбоя из американского боевика. Телом сухой, как вобла. Узкий, и плечи на одной линии с бёдрами. На нём были попсовые фиолетовые джинсы. Рубашка лимонного цвета, приталенная. На шее кумачовый шарфик в большие чёрные горошины. На правой руке серебряный перстень. В него вправлен прозрачный, как стекло, камень, под которым нарисовано женское лицо с ползающими по нему муравьями. Это тоже работа Владлена.

Костина баба — Виктория, сказала, что у неё болит голова от этой музыки. Ну и дура! Володя закричал из кухни, чтобы она переложила вату в уши, а не мешала вкушать современные ритмы. Она вообще — противная баба! Лицо, как смытое дождём объявление: оно всё выцветшее, только губы, накрашенные алой помадой, были как у вампира, напившегося крови. На ней были белые брюки такой ширины, каждая штанина которых, если её зашить с одного конца, могла служить Виктории спальным мешком или саваном. На левой брючине вышита роза. На теле тельняшка, поверх которой джинсовая куртка. Помесь пирата с ковбоем, а на ногах — босоножки на платформе.

Я спросил Владлена, где его жена? Он сказал, чтобы я лучше поинтересовался, где хозяйка дома. Я пошёл искать Ларису. Она курила, облокотившись на рояль и вглядываясь через очередное облако дыма в его полировку. Я спросил, чего она ушла. Лариса сказала, что не выносит Тамару, с которой пришёл Владлен. И вообще, женился — ходи с женой!

Володя позвал всех к столу. Сима сделала салат и пельмени. Мы поели. Владлен говорил непонятные мне тосты, а мы пили. Сейчас он вёл себя развязно: всё время лапал Тамару и лез к ней лизаться. Она была баба ничего. Лицо загорелое. Волосы до грудей, чёрные и вьющиеся. Глаза узкие, скулы широкие, губы пухлые. Ноздри чётко раздувала. Казалось, что она только что выловлена из дикого племени и силой наряжена в замшевые брюки, белую гипюровую блузку, а на ноги ей надели совсем непривычные ступне дикарки спортивные тапочки. От неё веяло свежестью. Ей бы танцевать танец с саблями.

Володя с Симой пошли танцевать. За столом Сима всё время молчала. На ней было платье цвета весенней травы в чёрную полоску, и она походила в нём на гусеницу, потому что всё время словно хотела свернуться и вела себя так, будто боялась, что с неё сейчас свалится вся одежда и все на неё будут глазеть. Она была тёмная и измятая. Стрижка короткая, но только подчёркивающая, что Сима старше всех друзей. На лице меньше косметики, чем у остальных. Она всё время снимала Володину руку со своего зада и недовольно на него смотрела, а Володя говорил, что она напрасно это делает — ведь он считается лучшим массажистом глубоких морщин.

Владлен о чём-то спорил с Костей. Он говорил ему очень интересные вещи, которые не везде услышишь, а Костя отвечал то, что я уже давно слышал, к чему привык и что мне надоело. Я хотел это сказать Косте, но он закрыл мне рот рукой, назвав «мальчоночкой», и посоветовал выпить «сельтерской». Я не обиделся на него, потому что он был гораздо старше, как и все ребята, потом ведь я попал в их компанию случайно, задарма ем и пью — чего ж выступать? Я закурил и стал смотреть на Костю: у него был благородный профиль, но я уверен, что он сам не прочь поживиться, а говорил он глупости.

Володя с Симой перестали танцевать и вышли. Виктория вышла за ними. Вернулась и сказала, что они в спальне и уже «того». Владлен сказал, что она сегодня нетерпелива. Он назвал её «ципой» и пригласил танцевать. А я пригласил Тамару.

Мы выпили уже половину бутылок. Девушки — портвейн, а мы — водку. Я был счастлив, что попал в такую компанию. Хотел поцеловать Тамару, но кто-то ущипнул меня за задницу. Это был Владлен. Он сказал, что не хотел бы конфликтовать с такой «деткой», как я. Я хотел ему что-нибудь ответить, но тут резко вошёл Володя и закричал, что больше не подойдёт к Симе на пушечный выстрел и что ему нужна «тачка». Хлопнула входная дверь. Это ушла Сима. Володя стал вызывать такси.

Тамара сказала мне, что не любит Володю за его образ жизни. Он не работает: играет по ночам в карты на деньги и тем живёт. Умный парень, а целый день торчит в «Сайгоне». Как ни зайдёшь в кафетерий — он там. И всегда лезет со всякими гадкими разговорами.

Володя услышал Тамару и сказал, что теперь он прижился в «Ольстере», а ей советует не «испражняться» его биографией так небрежно. Тут зазвонил телефон, и Володе сообщили, что «тачка» едет. Он ушёл, сделав нам на прощание двумя руками «общий привет».