Одиночка — Джек - Макс Брэнд

— Одиннадцать сотен, говоришь?

— Точно. Они собрались всей шайкой, убили Кристи Бэрра и старого Льюиса. Они подстрелили Лефти и Смита. А после некому было даже проследить, куда они отправились. Они попросту исчезли. Многие из нас пытались выйти на их след. Да куда там! Мы не смогли обнаружить ни следа копыта от целого стада, нашли только одну старую корову, которую задрали волки и уже наполовину обгрызли. Вы же знаете, Шодресс свои дела всегда обделывает аккуратно.

Хозяин ранчо слушал эту историю с бесстрастным лицом. Но его брат тревожно переспросил:

— Погоди-ка, Эндрю! Одиннадцать сотен голов по двадцать долларов за голову…

— По тридцать пять, если быть точным.

— Но, Энди, это около сорока тысяч долларов убытка…

— Вот именно. Развеялись как дым.

— И ничего не было сделано?

— А что можно сделать?

— Нет, но вы точно знаете, что это сделал Шодресс?

— Знаем ли мы! Но как можно с этим бороться? И если мы доведем дело до суда, его будет вести подкупленный судья Шодресса. И его будут слушать присяжные, которых наймет он же. Раз или два прежде мы уже пытались. Но у закона только одна нога, и, увы, когда он делает шаг, только Шодресс может подставить ему костыль!

Чувство юмора старшего брата и его самообладание поразили младшего, Дэвида.

— Как ты умудряешься спокойно сносить такое? — не переставал удивляться он.

— Покер, Дэйв! — коротко ответил старший. — Покер научил меня, как управлять своим лицом и как выжидать, пока мне выпадет нужная карта. Верю, что в один прекрасный день я сам стасую колоду и сдам банде Шодресса такие карты, что с ними будет покончено навсегда, я надеюсь.

— Команч, похоже, не отощал. — Ковбой кивнул на огромного пса в наморднике.

— Он нашел себе дружка, — пояснил Эндрю Эпперли.

— Да ну! Правду говорите, хозяин?

— Да. Ты когда-нибудь слышал об Одиночке Джеке Димзе?

— Что-то не слышал, чтоб тип с таким именем появлялся в округе, — ответил ковбой.

— Ну ничего, скоро услышишь! — пообещал Эндрю Эпперли и добавил, обращаясь к брату: — Вот она слава, Дэйв! Один из самых известных преступников в стране, а здесь о нем и слыхом не слыхивали. Говорю тебе, между Западом и Востоком пролегла граница, и никакие новости через нее не переходят, если они не имеют значения здесь!

— Ладно, а что же тогда, скажи, имеет значение?

— Ну… Сколько воды в прудах летом. Сколько снега выпало зимой. Какие болезни нападают на коров. На какие поля напала гусеница. Кто на днях устроил перестрелку в таком-то городке. Как зовут того парня из Монтаны, что ездит на ворованной лошади в седле Дженнингса, и станцуют ли они танец завтра ночью на перекрестке… Вот такого сорта слухи считаются здесь новостями.

— И не выходит никаких газет? Никаких журналов?

— Выходят, конечно, несколько изданий. Но мы не верим тому, что в них написано. Для нас это все выдумки. И если мы с тобой будем верить тому, о чем там пишут, мы останемся в одиночестве, поэтому лучше уж этого не делать! Взгляни-ка вперед, Дэйв!

— Ну?

— Как только мы перевалим вершину этого холма, увидишь внизу долину.

Они подъезжали к вершине холма, и когда перевалили через его гребень, Дэвид окинул взглядом бескрайние просторы открывшейся перед ним долины, поросшей высокой зеленой травой. В центре этой буйно колышущейся зелени стояло огражденное рядами великолепных молодых деревьев приземистое строение, вольно раскинувшееся по земле.

— Это Каса Эпперли, Дэвид!

Глава 7

КОМАНЧ ЗАЛАЯЛ!

Столовая выходила одной стороной во внутренний дворик — патио, — а другой — в сад перед домом.

— Чтобы гости не подавили друг друга, разбегаясь, — с улыбкой пояснил Эндрю Эпперли.

Можно было почти поверить в такое объяснение, потому что этим же вечером с каждой стороны длинного стола за трапезу уселись пятнадцать мужчина. Дэвид, Эндрю и управляющий были, пожалуй, единственными из присутствующих, кто мог бы сказать, что принадлежит к «семье». Остальные все пришельцы. Они весело приветствовали Эндрю и с молчаливым интересом приняли к сведению появление Дэвида, бросая на него время от времени оценивающие взгляды. Но после некоторой церемонности в начале знакомства далее дело пошло так непринужденно, будто все всегда сидели на этих самых местах и никто никуда не уезжал.

В середине трапезы, когда количество свинины на вертеле, жареного картофеля, капусты, оладий, кукурузной каши перевалило за центнер, а сливок и кофе — за галлон, в столовую вошел тридцать третий гость, медлительный, смуглолицый человек, который повесил седло и уздечку на один из многочисленных крючков в дальнем конце комнаты и широкими шагами приблизился к хозяину.

Остановившись и опершись спиной о стену, он уронил руки вдоль туловища.

— Меня вроде как время поджимает. Вы не против, если я здесь устроюсь?

— Конечно нет, Уэйли. Ты привязал лошадь?

— Я ее поставил у стойки.

— А я закончил ужинать. Садись на мое место, потому что больше негде. Я прослежу, чтоб твою кобылу накормили и почистили.

— Будь так добр, Эпперли.

Дэвид подозвал брата.

— Это кто-то из твоих старых друзей? — спросил он, удивившись той простоте, с которой незнакомцу было предложено место хозяина застолья.

— Да нет, это Уэйли, убийца. Он не так давно застрелил четырех человек в Тусоне. Я и не знал, что он сейчас в этих краях.

— Боже праведный, Энди! Убил четверых! И ты не боишься его у себя принимать?

— Боюсь? Да у меня здесь достаточно народу, чтоб вышибить дюжину таких Уэйли к дьяволу и притащить обратно! Но этот человек вошел и повесил свое седло и уздечку на крючок в моем доме. Он попросил убежища и гостеприимства, Дэйв. А такую просьбу в этих краях всегда выполняют. Когда он покинет мой дом, когда выйдет за границу моей земли, в тот момент я уже волен преследовать его, а если понадобится, то и задержать. Могу и пристрелить, если буду достаточно ловок и быстр. Но раз он переступил мой порог, то имеет право просить, чтобы я сделал для него все, что могу, за исключением разве что того, кто объявлен вне закона и требует достать ему оружие и сменить лошадь, но это вообще здесь не принято.

Дэвид, просвещенный братом насчет тонкостей законов на Востоке, обернулся и посмотрел на шумный стол, разговор за которым нисколько не утих оттого, что за ним только что появился известный преступник. Напротив, оживление, казалось, даже возросло. Крепкий сидр пошел по кругу, с заставленных подносов снимали громадные глиняные кружки. И веселье за ужином Эпперли становилось с каждой минутой все непринужденней… А во главе стола сидел убийца!