Превосходство этажерок (СИ) - Буланов Константин Николаевич

— Боюсь, что противник имеет иное мнение на возможность спасения «Бреслау», — оторвавшись от изучения горизонта посредством бинокля, Сушон кивнул головой в сторону висевших на хвосте главных сил русских. Поскольку легкий крейсер получил слишком тяжелые повреждения и потерял возможность выполнять свою основную роль — отгонять русские эсминцы, приказом адмирала он был выдвинут вперед, чтобы самому не стать их жертвой. Соответственно флагман двигался замыкающим, и с правого крыла его мостика великолепно просматривалось все море и небо по корме, так как валивший из труб дым не стелился назад, а сдувался к левому борту. — Их аэропланы возвращаются, чтобы довершить начатое. Распорядитесь приготовиться к отражению воздушной атаки. — Вот уже полтора часа как оба германских корабля шли на 18 узлах, постепенно отрываясь от броненосцев Черноморского флота. За это время офицеры штаба и корабля смогли не только обсудить иезуитское коварство русских, но и постарались выработать идеи по отражению вполне возможной повторной атаки вражеских аэропланов. И вот, то, чего столь опасались, случилось вновь! Небольшие, хрупкие и дешевые, по сравнению с линейным крейсером, эти перкалевые этажерки грозили гибелью вверенным империей в его руки кораблям и морякам по той простой причине, что установку на палубу зенитных орудий собирались осуществить лишь в следующем месяце. Потому единственным, что оказалось возможным противопоставить воздушному противнику в сложившейся ситуации стали пулеметы и винтовки из арсенала корабля, которыми постарались вооружить как можно большее количество матросов.

— Слушаюсь, господин адмирал, — приложив руку к форменной феске, в которых, как и в мундирах турецкого образца, щеголяли все без исключения офицеры обоих немецких крейсеров, командир «Гебена», кинув взгляд в сторону едва заметных в небе и постепенно увеличивающихся в размере черных точек, поспешил оставить своего командующего. Противник наглядно продемонстрировал, что они отнюдь не зря готовились к отражению нового налета. Теперь же предстояло проверить, насколько действенными окажутся подготовленные на скорую руку меры противодействия и насколько крепкими были спроектированы и впоследствии построены их корабли. Пусть даже первый налет русских не причинил его кораблю действительно тяжелых повреждений, проверять, сколько еще подобных пробоин сможет выдержать линейный крейсер, не имелось ни малейшего желания. Но в данном случае далеко не все зависело от него и его желаний.

Тем временем, пока на борту германских крейсеров готовились встречать врага во всеоружии, смешанная группа из четырнадцати аэропланов, обогнав шедшие впереди броненосцев крейсера, начала забирать несколько вправо от прежнего курса с тем, чтобы выйти прямиком в борт намеченным жертвам. К сожалению, аэроплан лейтенанта Лучанинова из-за воцарившейся среди оружейников спешки оказался поврежден — подвешиваемая под него мина сорвалась с креплений и, ударив по одному из поплавков, проделала в том огромную пробоину, заделать которую на скорую руку оказалось невозможно. Это еще всем крупно повезло, что сама мина не взорвалась, разнеся в клочья, как гидроплан, так и находившихся поблизости моряков. Но все равно столь глупо потерять один из аэропланов было весьма обидно. Впрочем, пострадавший У-1М тут же утянули поближе к мастерским с обещанием установить добротную заплатку за час — полтора. Так что у молодого морского летчика еще оставалась возможность принять участие в очередном, третьем, налете, если таковой вообще будет назначен командирами отрядов, что сейчас вновь вели его сослуживцев в бой. Вообще последним весьма крупно повезло, как взять правильный догонный курс, так и обнаружить дымы своей эскадры, что, в конечном итоге, позволило обнаружить и нагнать находящихся уже в 58-ми милях от Севастополя немцев. Однако столь же легко атаковать, как в первый раз, нынче не вышло.

Все еще имевшие солидное превосходство в скорости над основными силами русских, оба немецких крейсера тут же принялись маневрировать, чтобы избежать новых поражений минами. При этом они, конечно, позволяли вражеским кораблям несколько сократить отставание. Но получение новых подводных пробоин могло привести к куда более плачевному результату, нежели сближение с противником на полмили или даже милю. Все равно имевшееся преимущество многократно превышало минимально допустимую дистанцию отрыва от вражеских броненосцев.

В силу того, что атаковать корабли с кормовых углов было равносильно выбрасыванию боеприпасов на ветер, так как создаваемые винтами волны и завихрения имели немалую возможность отбросить легкие метательные мины в сторону, новый заход опять осуществляли с носовых ракурсов. А поскольку зарывающийся носом в воду из-за увеличения скорости до 23-х узлов «Бреслау» оказался куда ближе к вставшим на боевой курс аэропланам, именно при заходе на легкий крейсер русские авиаторы и получили первый серьезный отпор, когда в сторону головной пары У-1М устремились сотни винтовочных пуль.

Не смотря на качающуюся палубу идущего на максимально возможной скорости корабля и отсутствие у экипажа «Бреслау» должной практики поддержания навыков стрельбы из личного оружия, одну машину немецким морякам все же удалось сбить. Хлестанувшая по винту, двигателю и кабине пилота длинная пулеметная очередь привела не только к тяжелому ранению лейтенанта Коведяева, но и вызвала разрушение двигателя, отчего аэроплан так и не вышел из снижения и после сброса мины воткнулся в воды Черного моря, не долетев до борта немецкого крейсера каких-то пяти метров.

Обладая положительной плавучестью, поврежденная машина не пошла камнем на дно в тот же миг, а осталась раскачиваться на волнах, впрочем, весьма скоро превратившись в мишень для кормовых орудий «Бреслау». Те, кто своими собственными глазами наблюдал за атакой этого русского пилота и впоследствии ощутил ногами вибрацию палубы от подрыва сброшенной тем перед крушением мины, не могли испытывать к нему никаких положительных чувств. Потому побитый при крушении аэроплан оказался окружен многочисленными всплесками от падающих вокруг 105-мм фугасных снарядов, а его торчащий на поверхности воды фюзеляж и обломок крыла оказались столь сильно посечены осколками, что надеяться на выживание пилота его сослуживцам рассчитывать не приходилось. Впрочем, они смогли в полной мере отомстить его убийцам. Во-первых, обе сброшенные ведущей парой аэропланов мины угодили в район носового котельного отделения, и через образовавшиеся пробоины началось поступление воды в угольные ямы правого борта. Во-вторых, пилоты шедшей следом тройки аэропланов, став свидетелями не только героической гибели их сослуживца, но и крайне удачной атаки, стойко выдержали перекинувшийся на них ружейно-пулеметный обстрел и добились еще двух прямых попаданий в многострадальный правый борт легкого крейсера. Правда, это стоило 2-му корабельному отряду потери разом двух машин, что с исходящими черным дымом поврежденными двигателями потянули навстречу кораблям родного флота, в то время как за их хвостом начиналась агония получившего слишком много повреждений «племянника», каковое прозвище прилипло к «Бреслау», когда «Гебен» стали именовать «дядей».

Построенный как эскадренный разведчик, охотник на миноносцы и посыльный корабль, с началом войны «Бреслау» действительно оказался на своем месте, выполняя все эти обязанности при линейном корабле. Пусть не самый крупный и быстрый среди своих систершипов, он, в свою очередь, за счет большего количества водонепроницаемых отсеков мог похвастать лучшей системой непотопляемости. Но в данном случае качество проектирования и сборки не смогли компенсировать количество полученного урона. Слишком много пробоин за слишком малый промежуток времени получил корабль водоизмещением всего в четыре с половиной тысячи тонн, чтобы продолжать оставаться на плаву вплоть до достижения, если не турецких, то хотя бы нейтральных берегов.

Осознав, что справиться с нарастающим на правый борт креном в складывающихся обстоятельствах стало попросту невозможно, единственное, что сумел предпринять фрегаттен-капитан Кеттнер, так это отдать приказ о затоплении ряда отсеков по левому борту «Бреслау», чтобы хоть на какое-то время спрямить корабль и тем самым дать экипажу больше шансов на спасение. Этот весьма своевременный шаг позволил продлить агонию легкого крейсера еще на целых семнадцать минут, что в свою очередь дало возможность некоторому числу его офицеров и матросов стать свидетелями того, как их флагман отбивается от налетающих на него «мошек».