Бабушки на выданье, или История о потерянном времени - Лина Ермакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хотите мороженное, Галина Алексеевна? – спросил он галантно.
– Нет. Что-то мне плоховато.
– Тогда домой.
По дороге Георгий купил в магазине какие-то продукты. Галине Алексеевне становилось всё хуже и хуже. Её тошнило и сильно болела голова. Рядом с магазином была аптека, где он набрал всё, что нужно от отравления. Галина Алексеевна побоялась входить внутрь. Ей казалось, что её сейчас вырвет. Георгий вышел, взял её под руку и повёл домой, вернее к временному их пристанищу.
Войдя в домишко, он намешал какой-то порошок с водой и сказал:
– Сейчас выпейте залпом и бегом в туалет вырывать. У вас сильное отравление.
– Зачем пить, если меня итак без этого сейчас рванёт? – глухо ответила Галина Алексеевна.
– Итак, голубушка моя дорогая, я бы вас попросил мне не перечить, а неукоснительно выпол… – но она не дослушала его, не успела. Прижав руку ко рту, метнулась пулей в туалет и в ванную по совместительству.
– Ух! – только и смог произнести Георгий, услышав, как она вырывает.
Через две минуты послышался её слабый голос:
– Георгий Борисович, принесите, мне… – и опять послышались за дверью ванной рвотные позывы.
Он выждал время и деликатно постучал в ванную комнату:
– Галина Алексеевна, Галина, – за дверью тишина. Он опять постучал, – что вам принести?
– Пистолет. Яд уже был, – это его насмешило и отлегло от души, шутим, значит живы.
– Вы одеты? Я сейчас к вам войду.
– Обмывать? Не дождётесь! – и опять звук рвоты.
Наконец ему надоело полным придурком стоять за дверью и соблюдать какие-то там правила. Толкнув ногой дверь, оказывается она была не заперта на щеколду, он с лекарством в руках ворвался в ванную и увидел, как его королева стоит на четвереньках и обнимает унитаз. Он подошёл к ней и осторожно приподнял. Сказать, что его пери была бледна как поганка, значит ничего не сказать.
– Сейчас слушаемся, моя хорошая, слушаем меня и делаем то, что я скажу, хорошо? А то я вас ревную к этому приспособлению, вы его так страстно обнимаете! – как мог шутил он. Но на самом деле он понял, что, если через минут пятнадцать ей не будет легче, придётся вызывать скорую.
Словно угадав его мысли, она слабым голосом прошептала:
– Только не надо скорую. Они прошлый раз меня всю промыли, где надо и не надо. Это было так унизительно.
– Унизительно! Ну вы, моя девочка, даёте. Помогло же? То-то же. Все врачей хают, но к ним постоянно обращаются. Так, я понял, скорую не хотим. Тогда прополоскали ротик над ванной. Хорошо. Теперь пьём этот целебный напиток. Супер! Окей! Как? Хочешь вырвать? Вперёд!
– Выйдите вон из туалета… пожалуйста. – она, оказывается, ещё собиралась его смущаться.
– Чёрта вам лысого! Чтобы вы опять с ним обнимались? Нет уж! Не стесняйтесь! Вырывайте.
– Не хочу, – произнесла она своими опухшими губами, на глазах её наворачивались слёзы.
– Простите меня, ради Бога! Но вас надо привести в норму, – он опустил крышку унитаза и усадил её на него, – Я сейчас за полотенцем.
Через секунду он принёс его, схватив, первое, что попалось под руку.
– Сейчас не закрывайте двери, попробуйте принять горячий душ. Если что, я рядом за дверью. Здесь есть штора, её тоже закроете. Всё понятно?
– Понятно… Понятно, что мне сегодня вас не соблазнить… после увиденного вами… никакие чары не помогут… Выходите… Увидимся позже…
Георгий вышел из ванной.
«Очень хорошо, отшучивается. Может без скорой и обойдёмся.» Он прислушивался, стоя у двери. Слышен был шум воды, никто как будто не падал. «Может бабушке позвонить?» – мелькнула мысль, но он сразу её отогнал. Побежал в комнату, включил электрочайник. И опять к двери. Так и бегал пока она была в ванной.
– Георгий… как вас там… забыла ваше… твоё… отчество… вы… чё мне… принесли?
Услышав её голос, он инстинктивно открыл дверь ванной. Она стояла, обернувшись своим полотенцем, которое совсем не было похоже на полотенце. Скорее это было широкое платье или сарафан. Из-за спешки он схватил первое, что попалось под руку.
– Вот я болван! Сейчас, простите, – он хотел было двинуться опять в комнату, но она его остановила.
– Можно я лягу в первой комнате?… Угу, спасибо… – не дождавшись его ответа, она медленно проследовала как медведица в развалку в первую комнату, обернутая тем же широким сарафаном, не думая, что он о ней может подумать. Ей было решительно на всё наплевать. Хотелось лишь, чтобы не было этих рвотных позывов и перестала болеть голова.
– Как вы? – тревожно спросил он. – Вам лучше?
– Наверно, ещё не поняла… Обалденно прелестно… Чё там у вас ещё есть? Давайте всё сразу выпью и спать… По мне, как будто бронетранспортёр проехал.
– Всё сразу не дам, буду пичкать через определённое время. Вот вам таз, на всякий случай. Чтобы не бегать к своему новому «другу».
Галина Алексеевна уставилась на него, а потом сообразив про что это он, слабо улыбнулась и сказала:
– Моя благодарность вам безгранична. Спасибо.
– Можно я передвину свою кровать в вашу комнату? Вас не будет это смущать?
– Делайте, что хотите, только скорую не вызывайте.
Он подсунул ей еще питьё, а сам пошёл передвигать кровать. Но оказалось, что не всё так просто. Кровать была привинчена к полу и судя, что скобы были покрашены той же краской, что и пол, довольно-таки давно. «Странно. А матрасик к кроватке пришит? Нет не пришит. Вот и славненько.» Георгий Борисович перенёс свой матрац и положил на пол поодаль от её тумбочки.
– Теперь чай. Хороший крепкий, горячий чай.
Прошло ещё какое-то время. Рвотные позывы не повторялись. И наконец все спокойно уснули.
Георгий Борисович засыпал с мыслью, что рядом на соседней кровати спит его королева, королева-мать, королева-бабушка. Эти мысли его забавляли. И на его губах играла лёгкая улыбка.
У Галины Алексеевны мысли были попроще, без романтической дымки. «Трендец! Надо было так опростоволоситься! Пейзаж с унитазом в обнимку!» И никакой лёгкой улыбки не намечалось на её бледных, опухших губах.
***
Утром его разбудил сотовый. Он отклонил сразу вызов, а потом пожалел. Это звонил из Франции Анри. Придётся теперь перезванивать.
Георгий Борисович вышел на улицу. Было уже около восьми утра, и солнышко начинало припекать. Чтобы его не услышала Галина Алексеевна, он прошёл в летнюю кухню, вернее, летний сарай, и позвонил Анри.
– Бонжур, Анри, – начал он разговор по-французски.
– Бонжур, Георгий.
Они никогда не виделись воочую. Очень долгое время после отъезда Марины с сыном во Францию, он не знал, даже, как он выглядит. Да и не хотелось. Марина всегда присылала им с бабушкой фотографии Вовки, где сынишка был один, без матери и своего приёмного